Тайна тибетских свитков - Константин Мстиславович Гурьев

сторонников права человека на однополую любовь, клубов любителей вальса или ламбады, какая разница! Главное, чтобы заявить: я хочу поддерживать вот то-то и тех-то в такой-то стране. И попробуйте мне помешать, такой скандал закачу — сами прибежите мириться.

— Ну, убедили, — слабо махнул рукой Корсаков. — Я-то тут при чем?

Дружников внимательно посмотрел на него, и смотрел так долго, что Игорю стало неуютно.

— Чего вы?

— А ты не знал, что уже два раза перебежал дорогу уважаемому профессору Грушинскому?

— Я? Это как?

Дружников улыбался, довольный тем, какой эффект произвели его слова.

— А так, что именно Грушинский через свои фонды готовил провокацию с «внуком императора». Вас — тебя и Лопухина — должны были ликвидировать после того, как ты рассказал бы о существовании этого самого «внука»! Люди Грушинского в разных странах раздували бы эту историю и требовали, чтобы им явили «внука».

— И меня, — напомнил Корсаков.

— Вот, скромности в тебе мало, — цыкнул языком Дружников. — Ты им был нужен как человек, отыскавший «внука», и на том твоя миссия обрывалась. Ну, в общем, к моменту завершения всей этой хитроумной задумки не было бы уже ни тебя, ни «наследника», и скандал разгорелся бы по полной…

Дружников подошел к столику, наполнил водой стакан и снова повернулся к Корсакову:

— Кстати, дело о «заговоре Ягоды» тоже без него не обошлось.

— Ну а зачем вы мне это говорите?

— Затем и говорю, Игорь, что тибетские рукописи тут совершенно ни при чем! — доходчиво объяснял Дружников. — Эта возня должна была замаскировать новый этап Большой Игры.

— А это что еще за чудо?

— Большая Игра идет давно. Сначала играли Россия и Англия, потом Россия и Штаты, сейчас Россия и много кто еще. И ставка в этой Игре не просто велика — она огромна. Борьба идет за влияние на такой территории, с помощью которой можно менять все и в Азии, и в мире, все!

— Ну а точнее?

— Точнее? Ну, например, ты ведь знаешь о событиях в Киргизии?

— Знаю.

— Причина проста: узбеки недовольны своим положением в Киргизии, считают себя обойденными во всех важных вопросах. Решений, в принципе, два. Первое: отдать узбекской общине часть власти. Но это значит отнять власть у киргизов. А они с этим согласятся? Второй вариант: пересмотреть границы, чтобы узбеки жили в Узбекистане. И снова спрашиваю: Киргизия отдаст свои земли? Вот и выходит, что конфликт может возобновиться в любой момент.

Дружников отхлебнул воды. Видно было, что чувствует он себя неважно. «Ночь не спал, волнений было много», — понял Корсаков, но Дружников и не думал прекращать разговор.

— Зайдем с другой стороны, — предложил он. — Помнишь, Китай сотрясали волнения в Кашгаре?

— Это там, где живут уйгуры?

— Умница, — восхитился Дружников. — Это Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая. А знаешь, как его еще называют?

Корсаков промолчал.

— Уйгуристан, — не стал тянуть Дружников. — А еще? — И сам же себе ответил: — А еще Восточный Туркестан, и живут там, в китайской провинции, мусульмане.

— Да рукописи-то тут при чем?

— Ты помнишь, с чего началось сотрудничество с Азизовым?

— Мы говорили о диссертации его жены.

— Точно, а тема?

Корсаков отвернулся к окну.

— Неинтересно с вами — сами все знаете, — посетовал он.

— Кстати, о том, что я все знаю… — произнес Дружников. — Без обид, подумай и ответь: бумаги, которые ты летом нашел в Ярославле, точно сгорели?

Корсаков еле сдержался, чтобы не вскочить на кровати!

Бумаги, о которых спрашивал Дружников, лежали в сарае в доме Саши Андронова, но никакого стратегического умысла в том, что их там оставили, не было! Просто не хотел Корсаков рисковать, боялся, что на «другой стороне» люди безголовые и могут за эти самые бумаги шлепнуть, не задумываясь. Шлепнуть могли в любой ситуации, понимал Корсаков, а вот отдавать бумаги, из-за которых убили его друзей, тем, кто их и убил, он не хотел! Просто не хотел и всё! Потому что это им, убийцам, была как бы награда…

Ну а после того, как фокус, придуманный Андроновым, удался, после того, как бумаги сгорели прямо в кейсе, в котором Корсаков их принес, сгорели на глазах у людей весьма важных, признаваться в том, что все они стали жертвой розыгрыша, было как-то неудобно, что ли…

И сейчас объяснять все это Корсаков не хотел, понимая, что подставил бы Саню Андронова.

Дружников будто прочитал его мысли:

— Понимаешь, Игорь Викторович…

И это «Викторович» отозвалось в Корсакове еще большей тревогой.

— …если кто-то не поверил тебе, то бумаги эти продолжают искать, и за это время твой маршрут проследили уже сотню раз и выяснили все подробности, включая те, о которых ты и не знаешь. А выяснив, непременно отыщут место, куда ты все мог положить. Я подчеркиваю слово «мог», потому что я сам тебе верю на слово.

Но что-то мешало Корсакову верить словам старшего товарища…

А тот продолжал как ни в чем не бывало:

— Что касается дела, в которое ты меня снова втянул, то, должен признаться, что знаю я, между прочим, в сравнении с тобой в этом самом деле мало. Общие закономерности — да! Конкретику — нет! Пока нет. Со временем нагоню, но время поджимает. Понимаешь?

— Нет. Все еще не понимаю, зачем все гоняются за этими следами «внеземного знания».

— Нет, Игорь, все ищут не какие-то отвлеченные следы.

— А что же, в конце концов?

— За долгие годы, за века в распоряжении русской, советской, российской разведки оказались уникальные документы, скрывающие самые большие тайны всех сколько-нибудь важных родов Азии.

— Азия — это, извините, где? — все еще с досадой спросил Корсаков.

— Азия, брат ты мой, — это громада, и границ у нее нет.

Загудел мобильник. Дружников ответил сразу, разговаривал коротко. Проинформировал:

— Сейчас к нам гость пожалует.

25. Москва. 6 января

Небольсин вошел в палату тихо, почти на цыпочках,