Потерянный Ван Гог - Джонатан Сантлоуфер

– Я собиралась потребовать, чтобы вы и мисс Верде прекратили поиски картины, но, видимо, это уже поздно делать, – сказала Ван Страатен.

В качестве ответа я сообщил ей о своей встрече с Каролин и человеком, который знал о нашей картине.

– Со шрамом? – спросила она, проведя пальцем по щеке. – В поисках фамильного имущества госпожа Кахилл общается с весьма сомнительными личностями. Не то чтобы я винила ее, но она безрассудна. Это опасное занятие для любителей.

– Итак, вы знаете ее и этого человека.

– Я знаю, что многие люди ищут Ван Гога, но он у нас в руках… или мы его найдем. Аналитик Смит ввел вас в курс дела?

– Нет.

– Нам нужно связаться с отцом мисс Верде.

– Зачем?

– Он идеальный покупатель для данной картины, поскольку у него очень подходящая репутация.

– А вы здесь при чем? Я что-то плохо понимаю.

– Я оберегаю украденные произведения искусства от повторной кражи, – помолчав, ответила Ван Страатен. – Этой информации вам должно быть достаточно. Давайте подумаем, как нам выйти на Бейна.

– Я понятия не имею, как его найти.

– Но его дочь должна знать.

– Насколько я понимаю, никто не знает, где он.

– Послушай, Перроне, – вмешался Смит. – У меня было тяжелое утро, так что кончай нести чушь. Ты сказал мне, что Аликс общалась со своим отцом, так что она знает.

Аликс действительно могла с ним связаться, но знала ли она, где он? Я понятия не имел. А если и знала, то это ее личное дело – так я им и сказал.

– Это уже не только ее личное дело, – вступила Ван Страатен. – У меня есть для мистера Бейна предложение. От которого он не станет отказываться. Мне нужно встретиться с его дочерью и во что бы то ни стало получить эту информацию.

– Ее сейчас нет в Амстердаме. Уехала.

– Куда?

– Во Францию, в Овер-сюр-Уаз.

– Зачем? – спросила она, но не дожидаясь ответа, повторила, что ей нужно поговорить с Аликс. Если она не вернется, Ван Страатен пригрозила арестовать ее и доставить обратно в Амстердам.

Я сомневался, что она на это способна, но обещал связаться с Аликс.

– Это нужно сделать немедленно, – потребовала Ван Страатен.

Я попробовал позвонить Аликс, но сразу попал на голосовую почту.

– Она не отвечает.

– Даю вам один час, – заявила Ван Страатен. – Потом я прикажу арестовать ее, и французская полиция узнает от нее эту информацию.

– На каком основании вы ее арестуете?

– Это не имеет значения. Я могу это устроить. Мне нужна информация. От этого может зависеть жизнь вашего друга аналитика Смита.

Я не стал распространяться на тему, в какой степени Смит мне друг, тем более что Смит стоял рядом, и вид у него был усталый и напряженный. Только тогда я вспомнил, что могу снабдить их нужной информацией, не подвергая Аликс опасности ареста. Я достал свой сотовый и нашел номер, который переадресовал когда-то с телефона Аликс. Я знал, что Аликс не обрадует тот факт, что я принимаю решение без нее, но это все же было лучше, чем арест.

Я протянул телефон Ван Страатен:

– Я думаю, что это номер Бейна.

– Откуда это у вас?

– Это имеет значение?

– В общем-то, нет. Важнее то, как к вам с мисс Верде попала эта картина? Аналитик Смит сказал мне, что мисс Верде нашла ее в антикварном магазине в пригороде Нью-Йорка. Это правда?

– Да, так все и было. Как вы думаете, как она там оказалась?

– В антикварном магазине? Не имею представления.

65

Нью-Йорк

Май 1945 года

Теплым дождливым днем в порт прибыла крупная партия произведений искусства. В доках Манхэттена царило оживление, пришло сразу несколько судов, а на месте была только треть докеров: многие портовые рабочие ушли на войну, счастливчики сейчас возвращались домой в Штаты, но повезло не всем, некоторые погибли или пропали без вести. Грузчиками теперь работали старики или непригодные к военной службе мужчины, они потели и ругались, таская грузы под дождем.

Пока другие мужчины сражались и погибали на фронте, Эйдан О’Коннор, бледный и грузный ревматик, зарабатывал деньги. Будучи агентом Гудзонской судоходной компании, он инспектировал грузы, получая мзду за то, что не слишком усердствовал в исполнении служебных обязанностей. Он быстро расписался в накладной о получении груза для галереи Бухгольца: правительственные чиновники, готовые конфисковать любой товар, не соответствующий «Закону о торговле с врагом», осматривали соседний док и с минуты на минуту могли подойти сюда. Эйдан снял людей с других работ, чтобы быстрей переправить ящики в грузовик, и тот отъехал от причала как раз в тот момент, когда появились правительственные инспекторы.

Разобрав ящики и прислонив картины к стенам, два стажера галереи – молодые люди, недавние выпускники факультета истории искусств, нанятые для работы с постоянно растущими послевоенными запасами, – стали проверять предметы по товарному листу. Затем следовало составить каталоги по художникам, названиям и размерам, аккуратно напечатав информацию на карточках так, как требовал мистер Валентин.

– Используйте карточки из плотного картона, – сказал он по-английски с сильным акцентом. Он был немец, хотя, возможно, и еврей – стажеры точно не знали. Правда, они слышали, что он работал на арт-дилера в Берлине, который торговал награбленным нацистами произведениями искусства, но они не верили этому: еврей, сотрудничающий с гитлеровцами – это же нелепость.

Одев белые перчатки, они перекладывали картины. Большинство работ были легко узнаваемыми: этих художников молодые люди недавно изучали в колледже: кубисты Пикассо и Брак, пейзажист Сезанн, пуантилист Сера… Здесь были портреты Гогена и Ван Гога, абстракции Пауля Клее и Кандинского, работы немецких художников Макса Бекмана, Эмиля Нольде и Отто Дикса. Юноши не верили своим глазам.

Несколько часов молодые люди заполняли карточки. Около дюжины картин остались неустановленными. Их они отложили в сторону. Затем они отнесли карточки мистеру Валентину, который поблагодарил их за работу и отпустил, чтобы, как обычно, просмотреть работы в одиночестве.

Хотя в подсобке было жарко, Курт Валентин не снял пиджак и даже не ослабил узел галстука. Он был некрасив: лысый, с широким лицом, большим носом и широко посаженными глазами. Но он был обходительным, жизнерадостным и представительным – качества, которые хорошо зарекомендовали себя как в Германии, так и здесь в Нью-Йорке.

Он переходил от картины к картине, останавливаясь, чтобы полюбоваться на них. Все это было Entartete Kunst – «дегенеративное искусство», нацистский обобщающий термин для «еврейского» и «большевистского» искусства, а также для любого вида абстракционизма и модернизма, вообще любого творчества, заставлявшего зрителя задуматься и подвергнуть сомнению установки