Смерть в пятой позиции - Гор Видал

он сказал. И это был последний раз, когда я позволил себе иронию по отношению к нему… да и вообще к любому танцовщику. Не знаю почему, но все они самые простодушные и прямолинейные люди на свете.

Когда он закончил рассказ о тех ощущениях, которые испытывает в конце спектакля, когда из темного зала накатываются волны оваций, наша официантка занялась напитками, а я зачарованно наблюдал за происходящим в зале. Большинство дам проходили быстрой походкой, твердо держа шеи и плечи и соблазнительно покачивая тем, что ниже. К нашей официантке это не относилось, хотя… Хотя она смахивала на Теду Бара, укравшую из банка пару миллионов баксов… в те времена, когда доллар еще был долларом.

— Вот ваша отрава, — выдала она в своей ленивой манере под Мэй Уэст.

— Это — парень, — пояснил мне Луи, глотнул джина, немедленно запил его большим глотком воды и поморщился. — Ну, это несерьезно…

— А чего же вы ожидали, мой милый, амброзии? — Наша официантка выглядела прекрасно… и как же было приятно услышать, как она произнесла слово «амброзия»!

— Просто немного старого доброго джина.

— Хотите еще?

— Только настоящего.

Красавица взглянула на него из-под лениво опущенных век. Даже в здешнем полумраке можно было разглядеть, как накрашены ее глаза.

— Так вы тот самый знаменитый танцор?

— Да, это я, — Луи сверкнул своей ослепительной улыбкой.

— Именно так сказала Мери, когда вы вошли. Но я возразила, сказала, что для танцора вы слишком старый.

«Очко в пользу красавицы», — сказал я себе. Улыбка Луи тотчас погасла.

— Принесите джину, — неожиданно резко потребовал он.

— Я не хотела вас обидеть, — красавица с победной улыбкой неторопливо удалилась, покачиваясь, как цветок на летнем ветру.

— Стерва, — буркнул Луи, настроение у него явно испортилось. Но тут к нам подошли два поклонника, по виду из студентов, — очень молодые и чрезвычайно пьяные.

— Послушайте, ведь вы — Луи Жиро, верно? — спросил один из них, коротко стриженный, невысокий и плотный. Другой был изящным блондином.

— Да, — кивнул Луи, после происшествия с официанткой явно ничего хорошего не ждавший.

— Ну, вот видишь, я говорил? — сказал коротышка своему рослому спутнику.

— Он над тобой смеется, — поморщился блондин.

— Нет, это правда, — я попытался прийти на помощь вконец расстроенному Луи.

— У Жиро правая икра на дюйм толще левой, — сказал блондин.

По блеску в глазах я понял, что он страстный поклонник балета.

— Пожалуйста, покажите нам, — попросил коротышка, — я заключил пари.

Луи, эксгибиционист до мозга костей, задрал брючины, чтобы продемонстрировать свои крепкие ноги, в этом свете отливавшие голубым мрамором. Этого было достаточно, чтобы убедиться, что одна нога толще другой. Юноши касались его тела осторожно, как дети в музее.

— Я победил, — заявил коротышка и оттеснил блондина прочь, хотя удалось это ему не без труда.

— Симпатичные ребята, — улыбнулся Луи, к которому вернулось прежнее настроение. — Похожи на маленьких симпатичных кошечек…

— Мне так не показалось, — буркнул я.

— Опять ты за свое, дружище? Хватит думать о девочках и мальчиках.

— Ничего не могу поделать, Луи. У меня тонкая душа.

— Я многому мог бы тебя научить, — с хитрой улыбкой начал Луи, однако, прежде чем он успел начать первый урок, вернулась наша красавица с новой порцией джина.

— Вам привет от владельцев заведения, мисс Павлова, — надменно бросила она.

— Не пошли бы вы…

— Нельзя так разговаривать с дамой, — оскорбилась красавица, одарив нас прощальной улыбкой Бланш Дюбуа.

Но тут к нам подошел Молли Маллой — тип лет сорока, с тонкими правильными чертами лица, в малиновом вечернем костюме и белокуром парике, как у Джин Харлоу.

— Привет, Луи, давно не виделись, — сказал он хриплым голосом, не совсем женским, но и не мужским. И присел за наш столик, привлекая всеобщее внимание.

— Как поживаешь, Молли? Я был очень занят… никак не мог вырваться.

— Ничего страшного. Это твой новый цыпленок? — спросил Молли, покосившись на меня.

— Да, — улыбнулся Луи. — Симпатичный птенчик, верно?

— Дорогой, тебе всегда достается самое лучшее. И я знаю почему…

Он вульгарно хохотнул, я скромно отвернулся и взглянул в сторону бара, где молодые и пожилые мужчины самого разного облика украдкой тискали друг друга, увлеченные процедурой ухаживания. Наблюдать это было очень забавно.

— Молли, ты все еще даешь все ту же программу?

— Я ничего не меняю вот уже десять лет… Посетители ничего другого не позволят… даже если бы я смог. Расскажи, милый, что происходит? Все эти балерины, убивающие друг друга… Кто это сделал?

— Черт меня побери, если я знаю, — буркнул Луи и сменил тему, как делал это каждый раз в разговоре со мной. А ведь я все время пытался завести речь про убийства, старался расспросить его о некоторых вещах, которые позарез нужно было выяснить, чтобы получить доказательства. Луи отказывался говорить, но я не сдавался. Придется напоить его до потери сознания. Это явно окажется нелегко, но и другого выхода нет: я слышал, что, подвыпив, он становится весьма разговорчивым. Недаром древние говаривали — истина в вине.

— Послушай, милый, это же такая сенсация! Уж можешь мне поверить. И такая реклама! Если это не помогло распродать все билеты, тогда я не Молли Маллой.

Я не мог не спросить себя, в самом ли деле он Молли Маллой.

— Идите сюда, мисс Присс, — строго приказал он нашей официантке, которая подчинилась с видом принцессы, оказывающей одолжение бедняку, или святой Терезы, идущей на муки. — Еще один джин Луи Жиро, еще кока-колу и «том коллинс»… Вы все поняли?

— Я не глухая, — раздраженно буркнула оскорбленная красавица и принесла очередную порцию. Когда Луи прикончил свой третий стаканчик джина, настроение его явно поднялось; он был буквально на пороге откровенности. Я терпеливо выжидал подходящего момента.

К восторгу посвященных, Молли начал свое шоу. Я был в полном недоумении: в нем упоминалось множество людей, о которых я никогда не слышал, а еще пародировались известные актрисы, причем эти шаржи были весьма далеки от оригиналов, да и все остальное было примерно в том же духе. Представление он закончил песенкой о неразделенной любви и исчез под бурные аплодисменты за дверью, находившейся в задней части сцены.

В клубах синего дыма пианист продолжал бренчать, голоса звучали громче, а ухаживание возле стойки становилось все более неприкрытым.

Во время последнего номера Молли Луи взял мою руку и зажал ее, как тисками. Я оставил попытки высвободиться, так как знал, что вечно это продолжаться не будет. Именно так я всегда говорил себе, попадая в трудные ситуации, особенно на войне. К счастью, скоро он устал тискать мои пальцы и отпустил их. Следующие полчаса я сидел, подложив