Дневники дьявола - Марина Евгеньевна Новикова

Саакян нашел угол со старым проржавевшим туалетом, на подобии тех, которые еще встречались в бесплатных нужниках на вокзальных перонах и, выбрав наугад железную кнопку, нажал на нее. Из рядом расположенного небольшого крана полилась тоненькой струйкой вода и он наполнил ею пластмассовый стаканчик. Теплая и не менее вонючая, чем уже выпитая им жидкость, вода из крана никак не утолила жажды, но пить он все равно больше не стал и вернулся на кровать.

Разглядывая давно не беленый потолок Эдуард пытался понять, как он попал сюда. Последнее время творилось что-то кошмарное и необъяснимое. Все рушилось и менялось к худшему каждый день. В одночасье обанкротились несколько фирм, которые он «крышевал» еще будучи начальником криминальной милиции и исправно плативших ему дань много лет. Потом зашатались кресла под городскими и областными чиновниками, которые «крышевали» уже его бизнесы и фирму сына. Они резво расползлись кто на пенсию, кто в отставку, не отработав последние заказы.

Вожделенные документы по банкротству стройки, которое они с Лугиным готовили последний год, так и не были подписаны. А потом явилась московская команда молодых и наглючих деляг. Лугин только из-за пакета акций, которые давали ему право на голос в совете директоров, переместился пока с кресла Генерального в кресло заместителя, а Саакян, не успевший нагрести необходимое количество, вообще вылетел с предприятия «по собственному желанию». Ему до тошноты противно было вспоминать, как в кабинете нового Генерального он, еще вчера великий и ужасный заместитель по безопасности, писал это «желание», трясущейся от волнения и бешенства , потной рукой.

Расчетную ведомость и личную карточку Саакян подписал прямо на проходной, после чего кассир выдала ему вполне приличную сумму, а кадровичка нагло швырнула на бордюр его трудовую книжку. Годами эта дрянь заискивающе заглядвала ему в глаза, как, впрочем, и почти все управленцы.

«А теперь почувствовала свободу, проститутка драная!» – вяло разозлился Саакян и попытался выйти из управления бодрым шагом. Его хватило только на то, чтобы отъехать от управления несколько сотен метров до леса и свернуть с трассы. Заглушив мотор он уронил голову на руль и завыл от бессильной ярости. Идти было не к кому. Все подельники были не у дел и окопались у себя в квартирах, не отвечая на звонки или свалили из города в неизвестном направлении.

Саакян физически ощущал, как уплотняется пространство вокруг, но что надо делать, чтобы вздохнуть полной грудью, никак не мог придумать. В машине стало холодно, и он решил поехать домой. У подъезда , подняв глаза к своим окнам, Эдуард заметил свет на кухне.

– Вот черт, склеротик, забыл с утра выключить,– ругнул он себя и поднялся в квартиру.

На кухне, размазывая пьяные сопли по бледному лицу, сидел сын, доканчивая бутылку дорогущего коньяка, подаренного Саакяну Максютой на юбилей, который он хранил уже три года для особого случая. От возмущения у Эда перехватило горло.

– Ты, что ох…! Ты зачем взял коньяк, мудила? – взъярился Эдуард Еркенович на сына.

– Бать, не ори, нам пи…ц! Кранты, батя! – загнусавил Рудик и потянул измазанную соплями пятерню к бутылке.

Саакян схватил коньяк и, не долго думая, опрокинул остатки в себя. Не почувствовав ни вкуса, ни крепости, он швырнул пустую бутылку в ведро по мойкой, грузно опустился с другой стороны стола и обреченно поинтересовался у сына:

– В чем дело?

– Я подарил все наши такси родной милиции. Так сказать добровольное пожертвование.

– Чего? Ты в своем уме? Как это так подарил?

– Без-маз-мезд-на, батя, значит даром!

– Ты спятил или так шутишь?

– Какие шутки, батя, какие теперь шутки. Откупился, так сказать. Эти суки где-то отрыли то дело, когда мы с Дрюном девку затрахали и в колодец скинули. Нет, ты же говорил, что все документы в сечку отдал, а батя? Как же все целым оказалось, а? – стукнул кулаком по столу Рудик.

Саакян вспомнил, что после этих слов у него в голове глухо застучало и резко потемнело в глазах ,и после этого он уже ничего не помнил.

– Значит я в больнице? Но почему так убого, дверь заперта и где врачи?– удивился он и снова побрел к двери. Но на этот раз она сама открылась и в сопровождении двух мордоворотов в комнату вошел молодой хлыщ в отглаженном костюмчике и присел на единственный табурет, оставив Саакяна стоять. Эдуард был вынужден присесть на кровать.

– Пришли в себя, Эдуард Еркенович? Очень хорошо. Вы нам здоровенький нужны, уж очень много вопросов к Вам накопилось. По делу вашего сына нам все ясно и Рудольфу Эдуардовичу Саакяну уже предъявлено обвинение, что будет дальше с ним, включая зону, Вы лучше меня знаете. Вот только его подельника Андрея Скачкова нам никак найти не удается. Как после армии в столицу подался, так ни привета от него, ни весточки. А Вы, случаем, не знаете ничего о нем?

В ушах зазвенело, в висках застучало. Саакян натужно закашлялся и сквозь кашель хрипло переспросил:

– Рудик арестован? Где он?

– Там, где положено, в СИЗО, Вам ли не знать.

– В одиночной?

– Зачем же? Он не лишен возможности общения с согражданами.

– Какого общения, Вы что, не понимаете, что ему нельзя в общую камеру!

– Ну от чего же? Парнишку приняли как положено и он, как мне известно, уже занял подобающее ему место.

Саакян слишком хорошо знал, что означают эти слова. Голова стала наполняться криками и стонами, которые теснили друг друга и втискивались в нее, грозя взорвать череп изнутри. Потом была яркая вспышка и снова все померкло.

На этот раз он проснулся в реанимации. Допотопный кардиограф, аппарат искусственного дыхания и штатив с капельницей четко обозначили место его положения. Эдуард оглядел помещение и снова заметил решетки на окне. Вошел немолодой врач в застиранном сероватом халате и посчитал ему пульс.

– Где я, доктор? – просипел Саакян.

– В медчасти СИЗО.

Эдуард Еркенович наконец понял все. Беспредел, так знакомый ему за много лет работы в органах, теперь ему придется прочувствовать на себе в полной мере. Сына опустили и теперь жизнь мальчика будет сплошным кошмаром, а он ничем не сможет ему помочь. Его самого, больного, без сознания, вместо нормальной больницы, привезли сразу в СИЗО. Без суда, без следствия!

– Менты, падлы, волки позорные!– от бешенства перехватило дыхание и он закашлялся, но никто даже не заглянул к нему.

– Суки, подохну здесь с таким приглядом,