Фридрих Незнанский - Опасный пиар

— Тело ей передали? — спросил Померанцев, не обратив внимания на колкость оппонента.

— Еще нет, — сказал Осокин.

— Аркадий Изотович, я просил бы это проверить! — сказал Померанцев. — Позвоните в прозекторскую прямо сейчас. И если наши подозрения не имеют основания, я готов немедленно взять свои слова назад и принести наши извинения господину Осокину.

Пожав плечами, прокурор переглянулся с присутствующими, снял телефонную трубку.

— Но вы нам должны еще кое-что обещать, Валерий Александрович, — сказал он. — Что оставите ваши претензии и мы сможем наконец заняться конструктивной работой.

Пока он говорил в трубку с невидимым собеседником, Померанцев не сводил с него своего пристального взгляда. И когда лицо прокурора побледнело еще больше, Померанцев покачал головой, переглянувшись с Герой. Прокурор положил трубку, ни на кого не глядя, шумно вздохнул.

— Ну это уже переходит все границы, Сергей Васильевич! — сказал он. — Вы давали распоряжение о выдаче тела родственнице?

— Нет…

— Так тело уже выдали для кремации!

— Я сам ничего не понимаю, — пробормотал Осокин. — Черт знает что… Я же сказал им: выдать тело, как только я им позвоню.

Осокин старался ни на кого не смотреть, нервно перебирая карандаши, лежащие перед ним на столе.

— То есть кроме разрешения нужно было дополнительно позвонить? — кивнул Померанцев. — Но разве никто не мог сделать это от вашего имени? Мог или нет?

— Целиком и полностью с вами согласен, Валерий Александрович, — развел руками прокурор.

— Знаете, чем больше я в этом копаюсь, тем больше вижу чье-то сильное желание спрятать концы в воду, — сказал Померанцев. — Что делать, звоните теперь в городской крематорий. Пусть ничего не предпринимают. Разбираться с вашими подчиненными будете потом.

Уже через минуту они знали: запрет прокурора на кремацию пришел в самый последний момент.

Еще через несколько минут Померанцев выехал в крематорий вместе с Осокиным и Шестаковым в сопровождении наряда милиции.

Там, возле крематория, уже находилась престарелая тетка Игната и две ее пожилые дочери с плохо различимыми, мутными мужичками. Женщины были в черных платках, а мужики, как водится, заранее выпившие.

— Эй, что за дела? — раскрыли они рты, когда увидели, что тело их непутевого родича снова поднимают из небытия печи, возвращая в действительность.

— Прошу прощения… — Осокин отвел тетку, которая снова разрыдалась. — Успокойтесь! Скоро вам снова вернут вашего племянника… Нужно соблюсти еще кое-какие формальности.

— Менты, козлы позорные! — высказался один из пьяненьких родичей. — Угрохали Игнашку, сжечь заставили, как собаку, так и это не дают!

— Еще измываются, — уныло подхватили продрогшие собутыльники.

Осокин отвел тетку еще дальше, оглядываясь на Померанцева, и что-то сказал ей на самое ухо.

Черт знает что творится… Менты сжечь заставили? Валера оглянулся на милиционеров — как один краснолицых, здоровенных. Они сонно разглядывали мужичков, никак не реагируя на их выпады.

Они привезли тело Игната Фомина в морг, где он уже лежал, через два часа. Родственники теперь ожидали снаружи. Пригласили патологоанатома.

— Вы хоть понимаете, какой из этого может выйти скандал? — вполголоса спросил Осокин Померанцева. — Если не найдете, что ищете?

— Когда мы докажем, что не родственники хотели похоронить, а был приказ немедленно сжечь труп серийного убийцы Фомина, скандал действительно будет жуткий, — согласился Померанцев с мрачным видом.

Осокин ничего не ответил, только коротко взглянул и отошел в сторону.

— Вот, — сказал Гера Померанцеву через некоторое время, когда они увидели труп Игната. — Вот то, о чем я говорил.

Померанцев подошел ближе к столу и пригляделся, хотя от сладковатого запаха разложения его мутило. Никак не мог привыкнуть, сколько ни ругал себя за это.

— Видишь? Эти огнестрельные раны появились позже, — указал Гера. — Стреляли в мертвого. Когда кровь уже начала сворачиваться. Здесь и здесь крови почти нет. А в других ранах на спине было обильное кровотечение.

— Стреляли в мертвое тело? — громко спросил Померанцев патологоанатома. — А в протоколе почему об этом ни слова?

Тот развел руками:

— Мне сказали: от ярости. В состоянии аффекта, мстили за погибших товарищей. Я и подписал…

— И сколько всего таких ран? — спросил Померанцев, стараясь не смотреть на распластанное тело убийцы.

— Три, всего ран шесть, — ответил патологоанатом.

— Теперь скажите, сколько всего было извлечено пуль?

— По протоколу тоже три, и все из этих же ран, которые образовались на мертвом теле, — сказал Гера за патологоанатома. — А выходных отверстий, как видишь, нет. Как нет именно тех пуль, что убили Фомина.

— Что вы можете сказать по этому поводу? — Теперь Померанцев старался быть как можно более вежливым, обращаясь к Осокину.

Тот промолчал.

— Где еще три пули, что попали в спину и затылок? — спросил Померанцев. — Рыщите! Не уйдем, пока не найдете!

— Но на это надо много времени, — сказал патологоанатом вполголоса. — Вы же слышите, родственники уже в дверь стучат. Они здесь второй день.

В дверь действительно стучали все сильнее.

— Придется родственников отпустить до завтра! — непреклонно сказал Померанцев. — Завтра и кремируют.

— Вот пойдите к ним и скажите им об этом, — сказал Осокин. — Им далеко ехать и негде здесь переночевать. И дома все готово к поминкам. Думаете, это так просто? Да они разнесут здесь все, если им сказать…

— Это уже ваши трудности, — сказал Гера.

— Устройте людей на ночь у себя дома, — добавил Померанцев. — Да, именно вы! А вы, — он обратился к патологоанатому, — повторное вскрытие произведете при нас.

3

Зина увидела Игоря издали возле штаб-квартиры Солодухина, в группе парней в кожанках, и помахала ему рукой.

Парни присвистнули, увидев ее, потом расступились.

— Что-то случилось? — спросил Игорь, заметив ее встревоженное лицо, и отвел ее в сторону. — Что-нибудь с Анатолием?

— Где мы сможем поговорить? — Она беспокойно оглянулась. — Так, чтобы нас никто не увидел…

Они зашли в небольшое кафе с грязным полом, неубранной посудой на столах и заняли столик в самом углу. Под плакатом «Сабурова — в губернаторы!».

— Надеюсь, здесь нет микрофонов… — нервно усмехнулся Игорь. — Извините. Я, признаться, основательно здесь задергался, пока общался с этими кандидатами в губернаторы.

Он кивнул на широко улыбающегося с плаката Сабурова. Она порылась в сумочке и передала ему записку.

«Бумаги, которые ты ищешь, в лесу. Там же, под корневищем сосны, где замочили Игната. Я бы показал где, но за мной следят. За тобой тоже. Но тебя не тронут, как я понял, пока ты не напечатаешь какой-то материал о Сабурове. Будь осторожен. Тебя заказали. И скажи Зине, чтобы летела в Москву и больше не возвращалась. Позвони. Анатолий».

— Вы знаете, чем он занимается? — спросила она, закурив.

— Пока только догадываюсь, — кивнул ошарашенный Игорь.

— Ноги! — вдруг крикнула возникшая откуда-то сбоку уборщица со. шваброй. — Расселись тут… Пришли, место заняли, а чтоб взять, так ничего не взяли.

Они едва успели приподнять ноги, и она стала ожесточенно возить грязной тряпкой под столом, продолжая ворчать под нос.

Он прижал палец к губам, улыбнувшись Зине.

— Сейчас обязательно все возьмем, — сказал он уборщице. — Не сердитесь.

— Народу никого, а наследили-то… — не успокаивалась та. — Так ты, милый, не жди, иди и бери, дамочка небось голодная, продрогла вся!

Она неожиданно подмигнула Зине подбитым глазом, хрипло захохотала и еще ожесточеннее стала возить грязь. Только сейчас они почувствовали, как от нее несет спиртным и чем-то прокисшим.

— Кофе, чай? — спросил Игорь, отступая перед взмахами шваброй.

— Кофе… чай… Может, девонька хочет, чтоб ты ее напоил! — снова захохотала она.

— Мне чаю, если можно, — сказала Зина, прикрыв глаза, поскольку почувствовала приступ головной боли. — Меня подташнивает.

— Дарья… — Толстая, сонная буфетчица укоризненно покачала головой. — Отстань от посетителей, кому говорят.

— А никто и не пристает! — вмтаращила глаза Дарья. — Я, может, пиар тебе делаю, пока ты там спишь, толстомясая!

— Вот что с ней делать! — пожаловалась буфетчица Игорю. — Вам чай, и больше ничего? Шанежки не желаете? Свеженькие, с мясом.

Когда Игорь вернулся к столу, Дарья, несмотря на протесты Зины, пыталась протереть их стол едва ли не той же тряпкой, какой только что мыла пол.

— Потом, все потом, — сказал Игорь, ставя поднос на стол. — Как только вкусим плоды вашего гостеприимства, сами же уберем посуду…