Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Инспекторам по оружию не потребовалось много времени, чтобы понять, что происходило. Улики были повсюду. Попытка скрыть их была настолько нерешительной и поспешной, что даже знаки биологической опасности с дверей лабораторий не были сняты. За пределами комплекса коровники, овчарни, огороженные пастбища, даже чаны и тяжёлое промышленное оборудование остались гнить.

Что касается запасов оружия, то они были сброшены в ямы, предназначенные для сжигания туш скота, без каких-либо мер по сдерживанию, кроме нескольких футов земли и песка. Не было установлено ни ограждения, ни предупреждающего знака.

Все это было прекрасно видно американским разведывательным самолетам и спутникам, которые несколько лет назад направились на это место, после того как их предупредили о его присутствии

Советские перебежчики. Эти сообщения подтвердились, когда в девяностых годах инспекторам разрешили посетить остров. Были предприняты некоторые скромные попытки зачистить остров, пока дух сотрудничества не иссяк и президент Молотов не взошел на престол.

Весь остров был памятником масштабам советской программы биологического оружия. На пике её существования здесь проживало почти две тысячи человек…

Там жили микробиологи, вирусологи, биохимики, военнослужащие и их семьи. Объект находился в невероятной удалённости, добраться до него можно было только четырнадцатичасовым военным рейсом из Москвы с обязательной остановкой на аэродроме 12-й Отдельной армии ПВО в Ташкенте, в шестистах милях отсюда. И эта удалённость, конечно же, была главным фактором. На объекте проводились не только исследования и разработки, не только лабораторные работы в контролируемой среде. Советскому Союзу нужны были не только научные знания, необходимые для разработки оружия, но и проверка его боевой готовности. Для этого им требовалась программа масштабных испытаний на открытом воздухе в условиях, максимально приближенных к боевым.

Они давно решили, что одним из наиболее эффективных способов доставки биологического оружия являются полёты на самолётах-аэропылителях на малых высотах. Такие самолёты были дешёвыми, доступными, легко заменяемыми, и за один полёт можно было сбросить достаточно боезаряда, чтобы уничтожить любого противника.

И вот, всего в двадцати милях южнее, на открытых пастбищах, которые поначалу так сбили с толку американских спутниковых аналитиков (не было ни единой причины, по которой кто-либо мог захотеть разводить животных в столь удаленном месте), агрономы распылили военные штаммы сибирской язвы, оспы, чумы, бруцеллеза и туляремии над тысячами коров, овец, свиней, кур, даже лошадей и шимпанзе, а затем отслеживали результаты.

Теперь это место было странным, одним из тех шрамов на поверхности бывшей советской территории, как зона отчуждения вокруг Чернобыля, или жёлтые облака, видимые из космоса над металлургическими комбинатами в Нижнем Тагиле, или чёрный снег над сибирским угольным городом Анжеро-Судженск. Шипенко, правда, так об этом не думал. Он до сих пор помнил, как играл с другими детьми на улице, или ел бефстроганов с родителями в их трёхкомнатной квартире, или ходил с отцом на аэродром смотреть на прибывающие самолёты с припасами.

Он, конечно же, помнил жаркий летний день пятьдесят лет назад (согласно метеорологическим записям, в тот день температура была выше сорока пяти градусов по Цельсию), когда гувернантка привела его на пляж поплавать.

В те времена на острове были прекрасные пляжи: белые песчаные дюны, перемежаемые островками высокой тонкой травы, характерной для этой местности.

Шипенко было семь лет. Его гувернантке, Ане, – семнадцать. «Гувернантка» – это было для неё слишком громкое слово. Она была просто местной школьницей, дочерью одного из поваров в канцелярии, который устроился туда на лето, чтобы заработать карманные деньги. Родители Шипенко, впрочем, всегда называли её гувернанткой, словно это слово каким-то образом приближало их к прежней жизни в Москве.

Несколько недель назад ему подарили бинокль на седьмой день рождения, и Аня разрешила ему взять его с собой. Он помнил, как наблюдал за морскими птицами. Он помнил волны, омывающие песок пляжа. Он помнил ярко-оранжевый купальник Ани, её рыжие волосы, заплетённые в одну длинную косу, её солнцезащитные очки в жёлтой оправе. Он также помнил, как поднял бинокль к небу и крикнул: «Аня! Смотри!»

Он видел самолёт-агроопылитель Ан-2, сбросивший боезаряд с вирусом натуральной оспы, предназначенный для стада овец в семнадцати милях от него. Как самолёт затерялся, никто так и не узнал.

Но очень быстро они выяснили, что Шипенко и Аня были одними из последних людей в Советском Союзе, кто заболел оспой.

Возбудителем этой болезни был вирус натуральной оспы, и к тому времени он был уже близок к искоренению в природе.

Штамм, которым заразились Шипенко и Аня, был модифицирован в лабораторных условиях, чтобы придать ему самые агрессивные геморрагические характеристики, когда-либо зафиксированные российскими военными. В боевой форме он, по прогнозам, должен был вызывать почти стопроцентную летальность. В дополнение ко всем известным последствиям натуральной оспы, этот штамм также вызывал обильное кровотечение из всех слизистых оболочек, включая желудочно-кишечный тракт и внутренние органы. Кровотечение началось через несколько часов после заражения и не прекращалось. Кровь хлынула изо всех отверстий: изо рта, носа, глаз и даже ушей.

Шипенко и Аня кашляли кровью, плакали кровью, писали и испражнялись кровью.

Их кровати напоминали столы мясников. Вокруг животов было такое обильное подкожное кровотечение, что они оба почернели от шеи до пояса, а туловища растянулись, словно от тяжёлого цирроза печени.

Их заперли в изоляторе «Аральск-7» – герметичной стальной камере, которую обычно использовали для наблюдения за скотом после испытаний на воздействие. Шипенко до сих пор помнил солому на кафельном полу, цинковую кормушку и почти невыносимую вонь. Они с Аней бушевали.

Вырываясь из заключения, они колотили кулаками по стальной двери морского класса с круглым укреплённым окном и запорным механизмом, как у подводной лодки. Они бросались на неё, словно обезумевшие звери в клетке.

Когда температура поднялась до 108 градусов и их вырвало так много крови, что они оказались на грани смерти от обезвоживания, включились распылители на стенах и потолке, предназначенные для мытья зараженного скота в хлоре, и помещение наполнилось мощными струями холодной воды, которая пахла как отбеливатель, которым мыли коридоры школы Шипенко.

Спасения не было. Их заперли в самом безопасном на тот момент изоляционном боксе для людей на планете. Ничто на Западе не могло сравниться с его уровнем изоляции. Ничто на Западе не нуждалось в таком уровне.

Когда Шипенко наконец вышел, он уже не был тем человеком, которым вошёл. По сути, он вообще был едва ли человеком.

Он был чем-то другим.

OceanofPDF.com

11

Гильхофер развалился на диване перед телевизором, на коленях у него стояла миска холодного попкорна, масло давно застыло, а пиво стояло где-то под рукой. Он едва держал глаза открытыми и то и