Гора Мертвецов - Мила Бачурова

того, как вернутся люди, отправленные на поиск погибших. В ночь с четвёртого на пятое февраля в больнице умерла Онищенко. Около семнадцати тридцати пятого февраля попал под грузовик Сердюков. Морозов упал с моста в тот же день в семнадцать пятьдесят. Время смерти Лыкова – в промежутке от семнадцати пятнадцати до восемнадцати пятнадцати.

– Все трое – почти одновременно.

– Да. То есть, незадолго перед этим они где-то находились вместе.

Вероника пожала плечами.

– А где вообще в те времена встречались студенты? Кафешек тогда было мало, стоили до фига. Торговых центров с фуд-кортами вообще не было.

– В общагах тусили, – сказал Саша. – Или, если повезёт, на квартирах. Мне мать рассказывала.

– В общежития пускали только тех, кто там проживал, – возразил Тимофей. – Тогда порядки были строгие. А Морозов – коренной свердловчанин, он жил дома с родителями. В общежитие его могли не пустить. Зато в институте у турклуба было собственное помещение. Там они собирались, планировали маршруты, подгоняли снаряжение, и прочее. Туристическое оборудование хранилось частично там, частично в спортзале института. Я бы предположил, что они встретились в турклубе.

– И там же запросто мог появиться Быстрицкий!

– Именно.

– Подождите, – вмешалась Вероника. – А Григорий Маврин? Ты говоришь, что и он погиб из-за этого странного препарата. Но ведь в момент гибели Маврина Быстрицкого даже на горизонте не было! Он находился в ста пятидесяти километрах от горы, в Свердловске.

– Да. Я помню. Но Маврин мог взять препарат с собой. Свидетели в один голос говорят, что он был открытым, доверчивым парнем. К тому же, самым слабым в группе. Быстрицкий мог его обмануть. Сказать, что это какой-нибудь чудодейственный эликсир, или что-то в этом роде.

– О, Господи. Но зачем? Для чего Быстрицкому травить Маврина? Когда провожал группу, он ведь не знал, что отправляет их на смерть! Так почему же дал Маврину яд?

– Вот этого я пока сам не понимаю.

– Так может, Маврин отдельно, а остальные – отдельно?

– Нет. Такого быть не может. Слишком схожие симптомы.

– Ладно, – вздохнула Вероника. – Задачу поняли. Идём шерстить турклуб.

056. Наши дни. Екатеринбург

– Турклуб? – удивилась секретарь университета. – Даже не знаю… Подождите, Татьяне Васильевне позвоню. У неё как раз перерыв должен быть… Алло, Татьяна Васильевна? Тут опять та журналистка пришла, из Москвы. Спрашивает, где у нас в университете турклуб. Господи, да знаю я прекрасно, что ничего такого нет!

Вероника вздохнула.

– Я прошу показать не турклуб, а помещение, где он когда-то находился.

– Просит показать помещение, где он находился… Что-что?.. А! Музей? Девушка, ну вы бы так и сказали! А то морочите голову. – Секретарь недовольно посмотрела на Веронику. – Музей у нас на втором этаже, рядом со спортзалом. Только там закрыто. Я охранника позову, он вас проводит.

Степенный седоусый охранник отвёл Веронику и Сашу на второй этаж. Поскрежетал ключом в замке, распахнул дверь.

– Вот, пожалуйста.

Вошёл вслед за ними и встал на пороге. Вероника оглянулась на него.

– А вы так и будете здесь стоять?

– Конечно. Это же объект.

– Объект – чего? – хмыкнул Саша.

– Чего положено.

– Ладно, понял. Положено так положено.

Помещение оказалось небольшим. В основном стенды с фотографиями: институт на этапе строительства, торжественное открытие, первый ректор, первые студенты. Спортивные кубки, вымпелы, медали. Памятная доска с именами тех, кто погиб во вторую мировую, дипломы и грамоты в красивых рамках.

Истории лыковцев был отведено особое место. В углу стояли широкие деревянные лыжи с тросиками-креплениями, громоздкий рюкзак, рассохшиеся кожаные ботинки. На витрине под стеклом лежали раскрытые блокноты и записные книжки – дневники лыковцев. Вероника вдруг поняла, что почерки запомнила, узнаёт.

Вот это – дневник Нинель. Этот – Игоря Богданова, у которого был фотоаппарат, один из двух. Второй был у Рувима. Вот, кстати, и фотоаппарат в кожаном чехле с ремешком, лежит рядом. Громоздкая металлическая трубка фонаря. Синяя шапка-петушок с надписью «Динамо», её носил Гриша. Пышный розовый шарф крупной вязки, с длинными кистями и серебряной ниткой-люрексом, такое тогда было модно. Это Любы…

Вероника вдруг почувствовала, что к горлу подступают слёзы. Отошла к другому стенду, сделала вид, что рассматривает фотографии заслуженных преподавателей. Саша проводил её взглядом. Ничего не сказал. Обратился к охраннику.

– Не знаете, случайно, почему здесь нет дневника Лыкова? В интернете фотографий полно.

– Так то старые фотографии, – охотно отозвался охранник. – Которые ещё в милиции делали. А потом дневник Лыкова пропал.

– В смысле? Как он мог пропасть? Его же должны были приобщить к делу?

Охранник пожал плечами.

– Ну, вот так. Все документы сохранились, кроме дневника Лыкова. Куда пропал – чёрт его знает. Слухи ходят, что Быстрицкому его просто не отдали.

– Быстрицкому?

– А кто тут, по-вашему, музей устроил? Всем Иннокентий Аркадьевич занимался. И деньги выбивал, и с начальством договаривался. И с милицией, когда они дело в архив убрали и стало возможно следственные материалы получить, это уже ему для сайта надо было. Вы сайт-то видели? Там столько всего…

– Видел, интересный сайт. А вы Быстрицкого хорошо знаете?

– Знаком, да. Давно здесь работаю. Когда Иннокентий Аркадьевич музей устраивал, помогал ему. Хороший он человек. Столько сделал для университета!

– Угу. А сорок лет назад, получается, в этой комнате был турклуб?

– Да, вот фотография висит. – Охранник подошёл к одному из стендов. – Видите – вот так у них стол стоял, над ним карты висели. Вон там и там в стены болты были вкручены, а между ними веревка – палатки просушивать. Палатки, они ж здоровые, дома поди разверни. И на улице не повесишь, сопрут. Тогда ж дефицит был на всё… А вот тут, видите, они все вместе сидят. Это – Олег Лыков и Нинель Онищенко, которые погибли. Это Иннокентий Аркадьевич молодой. Это – Савельич, я его застал, когда только пришёл. А вот это Татьяна Васильевна Шарова, она и сейчас здесь работает.

– Да, мы знаем. Это она нас сюда отправила.

Вероника тоже подошла, посмотрела на фотографию. Узнать Татьяну Васильевну было не трудно. Круглое лицо, раскосые глаза, длинные чёрные косы. Девушка на фотографии излучала здоровье и молодость. Впрочем, как и все остальные. Улыбаются, смеются… Они были сфотографированы сидящими за столом с разложенными на нём картами. В центре, с карандашом в руке – Быстрицкий, его Вероника тоже сразу узнала. Надо же, какой красавец был… Справа от Быстрицкого сидел Олег Лыков, рядом с ним незнакомый парень в спортивном костюме. Слева – Нинель и Татьяна Васильевна.

– А это что за парень? – Вероника показала на незнакомца.

– Савельич. То есть, Савельев Дмитрий Петрович, прозвали так.