Забытый аромат - Елена Дорош

class="p1">Он даже не сказал «будьте осторожны». Считает Верстовского опасным убийцей, но с легкостью отправляет ее к нему в пасть. Манина интересует только одно: он по-прежнему жаждет отомстить убийце жены. Судьба какой-то девицы беспокоит его меньше всего. Даже если Верстовский, приходя в бешенство от того, что его затея с ядом не удалась, прикончит ее, Манин не очень огорчится. Скорее обрадуется, что на совести врага будет еще одна смерть.

Ну что ж. Значит, так тому и быть. Отступать все равно поздно.

Где же ты, Миша?

Возле отеля Верстовского не было. Серафима походила туда-сюда, даже за угол заглянула. Манин прав. Мерзавец и не собирался приезжать.

Она умерла бы вместе с Маниным, а Верстовский сидел дома и ждал хороших вестей.

Подставляя лицо струям питерского дождя, она направилась к метро.

То-то удивится дяденька, когда она войдет в дом.

В дороге она несколько раз звонила Княжичу. Тот все еще был в больнице рядом с Димкой, но собирался выехать домой. Врачи уверили, что с мальчиком все в порядке. Ни физических, ни психических травм. Он даже не очень испугался, когда его разбудил чужой дядя. Ведь тот сразу сказал, что его папа прислал и сейчас они поедут к нему в мастерскую.

Серафиму подмывало спросить о судьбе Малафеева, но она почему-то не стала. Захочет, сам расскажет.

Уже когда электричка остановилась и Серафима направилась к выходу, Михаил позвонил сам и сообщил, что утром они с Димкой будут дома.

– Жди, Рыжуха, – сказал он таким голосом, что у нее слезы навернулись.

Нервной она стала. Слезливой и плаксивой. Или это одно и то же? Впрочем, какая разница! Главное, чтобы они вернулись, забрали ее к себе и больше никуда не отпускали.

И тут же чей-то противный голос внутри сказал, что этого не случится. Никогда.

От неожиданности Серафима даже остановилась.

– Ну чего встала, коровища? – крикнула сзади какая-то бабка и больно ткнула зонтом в спину. – Вперед иди!

Вперед?

А может, пока не поздно, назад?

Что ждет ее в доме Верстовского? Ведь ясно же, что он не поверит ни одному ее слову.

И что? Что он сделает?

Серафима дошла до остановки, села на мокрую лавочку и попыталась представить ход дальнейших событий. Как говорила Коко Шанель, чтобы понять, куда двигаться дальше, иногда нужно просто постоять.

Ну или посидеть.

Вот она входит в дом, видит Верстовского и развеселым голоском сообщает сногсшибательное известие о том, что Манин потрясен «Интригой» и готов к дальнейшему сотрудничеству. Верстовский ошалело смотрит на нее, и тут она протягивает ему тестер. Возьмет или шарахнется, как от бомбы? Ну, предположим, отскочит в ужасе. Тогда все станет понятно. И ей, и ему. Он сразу догадается, что они с Маниным его раскусили. В этом случае ему ничего не остается, как бежать за тридевять земель. Ведь вслед за Серафимой в дом может заявиться полиция.

А если возьмет и спокойно объявит, что очень рад их успеху и будет ждать продолжения?

Тогда что? Выходит, что никакого яда во флаконе нет и они зря испугались.

Серафима поднялась и стала ходить вокруг дырявого навеса, обозначавшего остановку.

А если Верстовский все же хитрей, чем они думали, и вовсе не собирался убивать Манина таким способом?

Нет, использовать яд – это похоже на него. Убить тихонько, чтобы никто ничего не заподозрил. Один раз он уже рискнул. Получилось. Почему не попробовать еще? Он-то будет вне подозрений. Полиция обнаружит два трупа – Манина и никому не известной девицы. Что между ними произошло? Может, они были любовниками, а потом девицу бросили, и она решила свести счеты с жизнью, да заодно коварного изменщика отравить. Ее же видели на презентации. Если даже выйдут на Верстовского, доказать что-то будет трудно. Наверняка на этот случай у него уже есть отмазка. И алиби. Его же не было ни в отеле, ни возле.

Да, влипла она. По уши.

Ну хорошо. Что же в таком случае ждет ее сейчас?

Если Верстовский, поняв, что его разоблачили, просто скроется, тогда все отлично. А если нет? Не побежит, в смысле, решит продолжить игру? Пусть во флаконе никакого яда нет, что мешает добавить его в следующий раз? Господи! Почему она не подумала об этом варианте? Ведь он и Серафиме так сказал! Мол, явлюсь на презентацию и представлюсь как настоящий автор «Интриги»! А уже потом, когда Манин будет в зоне досягаемости, Верстовский добавит яд… да хоть в кофе или в бокал с шампанским.

Нет. Не годится. Не станет Манин с ним пить. Ни шампанское, ни кофе. Он даже рядом не встанет, потому что никогда не простит смерть Инги.

И потом, может ли Верстовский быть уверен, что бывший друг не отравит его первым? Он же прекрасно знает, зачем тот приехал в Россию.

Что же получается в итоге? Одно из двух. Или Верстовский и не думал травить Манина. Или в пробнике яд.

В этом случае ее собственная участь становится неопределенной. Или, наоборот, весьма определенной. В порыве отчаяния Верстовский откроет тестер прямо при ней, и они оба умрут в конвульсиях. Или в конвульсиях не умирают, а только корчатся?

Боже, о чем она думает на пороге смерти?

Из-за угла бодро вывернула маршрутка. Наверное, водитель был очень рад, что сидит в теплой и сухой машине в то время, пока всякие дураки мокнут на остановке.

Поскользнувшись на ступеньке, Серафима залезла в салон и плюхнулась на дерматиновое сиденье.

– Кресла не пачкать! – крикнул водитель.

Серафима мысленно послала его к черту, но вступать в пререкания не стала. Сил не было.

У калитки ее не встретил даже Барбос. Спрятался от дождя в конуре и дрыхнет под стук капель. Хорошо ему.

Если с ней что-нибудь случится, догадается ли пес пойти к Княжичам? Может, сразу его отвести?

Серафима замедлила шаги, прикидывая, как лучше поступить, но тут же одернула себя.

Нечего раньше времени себя хоронить! Папка всегда ей повторял, что трус умирает дважды. Раньше ей невдомек было: как такое может быть? Только теперь докумекала. Сначала в своем воображении, а уж потом на самом деле.

Серафима встряхнула головой, сбрасывая с волос воду, выпрямись и направилась к дому.

Все пути сходятся в одной точке

– Константин Геннадьевич! – крикнула она, вступив на порог. – Вы где?

Вокруг была такая тишина, что в голове мелькнула мысль, будто в доме никого нет.

И тут же раздался звон разбитого стекла.

Верстовский был