Крест - Равиль Рашидович Валиев

крайнюю его усталость. Он начальственно махнул водителю и твердым шагом направился к крыльцу. Стоящие мужики выбросили цигарки и, обступив Подгорного, плотной толпой вошли в здание.

Большая шумная комната была до упора заполнена людьми, которые сидели на стульях, составленных скамейках и широких подоконниках. За длинным столом, застеленным белой скатертью, на фоне висящего на стене красного знамени, сидели несколько мужчин и женщин. За стоящей сбоку трибуной стоял полноватый, ухоженный мужчина с гладко выбритым лицом, в ладно сидящем пиджаке с депутатским значком на лацкане. Он нетерпеливо и раздраженно стучал авторучкой по стакану, стоящему на полочке трибуны, пытаясь перекрыть стоящий гомон.

— Товарищи! Я попрошу тишины! Председатель вот-вот будет!

Распахнулась дверь и в окружении людей в зал вошел Подгорный. Он пошел по проходу, по дороге кивая и здороваясь с людьми. Депутат с облегчением выдохнул и, вытирая пот со лба большим белым носовым платком, громко проговорил:

— Тихо, товарищи! Мы уже обсудили много текущих вопросов, все устали — я понимаю! Но мы не часто собираем общее собрание, поэтому прошу еще немного терпения!

Он вопросительно посмотрел на подошедшего Подгорного.

— Вы готовы, Алексей Потапыч? — дождавшись его кивка объявил: — Итак, слово предоставляется председателю колхоза имени Владимира Ильича Ленина Подгорному Алексею Потаповичу! Прошу вас…

Он отошел к столу, освободив ему место. Подгорный взошел за трибуну, положил папку, недоуменно покрутил пустой стакан и, прокашлявшись, громко сказал:

— Прошу прощения, товарищи! В райкоме задержали! — оглядел притихшее помещение, достал лист бумаги и, отодвинув его далеко от глаз, начал читать. — Товарищи! Как вы знаете, в свете, провозглашенной Коммунистической партией борьбы за преодоление религиозных пережитков капитализма в сознании советских людей, от нас требуется повсеместно прикладывать свои усилия для этого! Мы должны, как один, встать плечом к плечу и дать отпор оболваниванию нашей молодежи!

Он замолчал и строго посмотрел в угол, где небольшой кучкой собрались молодые люди — парни и девушки. Затем снова посмотрел в листок, положил его на полочку и протер усталые глаза. Пауза затянулась, и депутат недоуменно переглянулся с одним из мужчин сидящим в президиуме. В наступившей тишине Подгорный аккуратно сложил лист и прихлопнул его ладонью.

— В общем так, товарищи! Не будем ходит вокруг да около, — он опять помолчал и решительно, словно нырнул в воду, закончил: — На сегодняшней повестке дня стоит вопрос о закрытии Знаменской церкви и передачи ее помещений для нужд колхоза!

После оглушенной паузы молчание взорвалось разноголосым криком. Кричали почти все, и Подгорный брезгливо поморщился, глядя на эти открытые рты.

— Церковь-то вам зачем? — разорялись селяне.

Явно не ожидающий такой реакции депутат резко встал, раздраженно тряхнув при этом сытыми щеками, и уперся кулаками в столешницу.

— Тихо, товарищи! — брызгая слюной, и с возмущением поглядывая на спокойно и даже как-то отрешенно стоящего Подгорного, легко перекрыл общий ор, — мы все здесь советские люди и понимаем, что Советское правительство и народ ставит во главу угла интенсификацию сельского хозяйства, а она не может быть осуществлена без постоянного развития. Помещения церкви будут использованы для хранения семенного фонда. Вы же понимаете, что нужды колхоза стоят выше рассадника мракобесия! Так говорит Партия и так думаем мы — коммунисты!

Возмущенные крики притихли — не имея явного лидера накал возмущения стремился к нулю. Общее недовольное бурчание разбил одиночный выкрик.

— А сарай для фонда нельзя построить?

Подгорный глубоко вздохнул и с силой хлопнул ладонью по полке. Обвел всех тяжелым взглядом.

— Нельзя!!! Решение носит идеологический характер! Да и кому она нужна эта церковь? — он жестко усмехнулся. — Кроме нескольких бабок и сумасшедших стариков в нее никто и не ходит!

Под недовольный ропот сельчан в первом ряду тяжело встал и оперся на клюку старый, седоглавый и седобородый дед в рыжей телогрейке. Оглядел всех насупленным взглядом и остановил его на Подгорном. Прищурясь произнес:

— А ведь тебя в ей крестили, забыл Ляксей Потапыч? И деда твово…

Подгорный побагровел, поиграл желваками.

— Не забыл, Пётр Силантьич, не забыл… — исподлобья глядя на деда ответил он, — да только кто меня спрашивал — мальца сопливого?

Дед жестко усмехнулся.

— А жинка твоя — Таиська, рази не ходит туда?

Подгорный отшатнулся, словно его ударили. Беспомощно оглянулся на президиум, выдохнул воздух через нос.

— Ты к чему ведешь, дед? — сквозь зубы пробурчал он.

Дед в ярости грохнул клюкой об пол. Заорал, выплевывая слова сквозь встопорщившиеся усы.

— А я к тому веду, председатель, что не след нам решать того, чего не вправе делать! Церковь эту наши деды строили — она вперед деревни встала! А деревня вкруг нее строилась! И из церкви этой, помолясь, воины наши шли и на Первую, и на Отечественную! И твой дед тоже, Лешка! И стоит земля русская только потому, что с нами Бог! А Богу храм нужен!

Его поддержали многоголосым криком. Поднялся бестолковый гвалт, в центре которого стоял сердито насупившийся дед. Депутат нервно ослабил галстук и, на глазах покрываясь красными пятнами, натужно закричал:

— Эт-т-то, что за суеверная агитация? Бога — нет! Это наши ученые доказали! А церковь — оплот мракобесия и рассадник суеверий!

Из угла, где весело ржала молодежь, откровенно развлекаясь всеобщей суматохой, раздался молодецкий крик.

— А и — правильно! Заморочили людям головы! Пора закрыть эту богадельню! Развалить ее к чертям собачьим! А на ее месте построить клуб, а не этот сарай! — на подоконник взобрался крупный парень в белой широкой рубахе. Его дружно поддержали криком и улюлюканьем. — И вообще! Мы ставим вопрос ребром — когда правление денег выделит на настоящий киноаппарат? Мы хотим настоящее кино смотреть! Вона — у зареченцев уже есть!

Опешивший было депутат возмущенно замахал на него руками.

— Не об этом сейчас речь, Потапов! Сядь!

Парня под веселый смех стянули с подоконника и награждая дружественными тумаками, вернули на место. Дед посмотрел на них и покачал головой. Глядя в упор на насупившегося Подгорного и, не обращая внимания на кипевшего депутата, твердо проговорил.

— Неразумные люди… а ты, Алексей? Это же твоя земля!

Люди вокруг него, ожидая ответа, замолчали шикая друг на друга. Подгорный наклонился и твердо проговорил, не сводя глаз со старика.

— Нет, дед! Это не моя земля! Это советская земля и принадлежит она всему народу!

Затем выпрямился и, играя желваками, четко разделяя каждое слово, бросил в притихшую толпу:

— И только народ может распоряжаться ею! А голос народа — Коммунистическая партия! И тот, кто против нее — враг!

В наступившей недоброй тишине стали слышны звуки за открытыми окнами — ржание лошадей, лай собак да азартные крики детворы.