Джеймс Суэйн - Ва-банк!

Через минуту он вернулся – с дюжиной белых роз.

– Как мило, – сказала она, нюхая цветы. – Но это все равно вас не извиняет. Почему вы не позвонили?

– Я только собирался, но тут на меня налетел Ник, и я никак не мог от него избавиться.

– Ах, так вы провели ночь с этим маленьким засранцем? – Она швырнула в него букет, промахнувшись всего на пару сантиметров. – Идите к черту!

Он собирал рассыпанные по полу цветы: как же получилось, что он прожил жизнь, так и не разобравшись в женских настроениях? Валентайн взглянул на Роксану: физиономия ее выглядела такой грозной, что он чуть было не сбежал от страха.

– Простите, – пробормотал он. – Я сделаю все, чтобы загладить свою вину.

Она занялась очередным посетителем, успев, однако, сказать:

– Ловлю вас на слове. А пока, до моего перерыва, сделайте хоть что-нибудь полезное.

– Непременно. Что именно?

Роксана достала из кармана пять долларов монетами и швырнула через прилавок:

– Сыграйте для меня на Одноруком Билли. Утром я так торопилась, что не успела.

– Вы играете на этом дурацком автомате? – не подумав, спросил он.

– Каждый дурацкий день, – ответила она.

Двадцать минут спустя они встретились в «Убежище Ника». Прежде сонный бар превратился в жужжащий улей – на небольшой сцене играл джаз, официантки в купальниках едва успевали разносить напитки. Валентайн приткнулся за первым же освободившимся столиком и заказал два кофе.

Теперь Роксана волосы распустила, и это был удачный прием: на нее таращились все мужчины в баре.

– Здравствуйте, – чопорно поприветствовала она проворно вскочившего Валентайна.

– Дайте мне вашу руку.

Роксана подчинилась, и он вложил ей в ладонь три вишенки, дольку апельсина и дольку лайма.

– Я сыграл на ваши деньги, и вот что мне выпало, – улыбнулся он и добавил: – Простите, я действительно очень хотел и собирался вам позвонить.

Она отхлебнула кофе:

– В конце концов я уснула возле телефона. Боялась, что с вами что-то случилось.

Валентайн потупился. Ему, видно, на роду написано обижать тех, кто ему дорог. Он нервно забарабанил пальцами по столу и, к немалому его удивлению, она накрыла его руку своей.

– Больше так не делайте, хорошо? – тихо попросила она.

– Обещаю.

Они сидели молча, слушая, как джаз играет «Нью-Йорк, Нью-Йорк»[36]. Эта вещь никогда не оставляла Валентайна равнодушным, кто бы и на чем бы ее ни исполнял. Легенда гласила, что Синатра на самом-то деле собирался назвать песню «Нью-Джерси, Нью-Джерси», но публика в Хобокене как-то раз его освистала, и он передумал. Какой элегантный способ мести!

Роксана улыбнулась:

– Никогда бы не подумала, что вы такой музыкальный!

– Еще бы! Моему голосу многие завидуют.

– Но вы прекрасно чувствуете ритм.

– Главное, что я пока еще чувствую собственный пульс.

– Вы играете на каком-нибудь инструменте?

– Нет. Но зато я виртуоз настройки радиоприемника. Она рассмеялась.

– Мне пора возвращаться к работе. Как насчет позднего ужина, чтобы загладить вину?

– Вечером мне придется поработать – вдруг удастся найти Фонтэйна.

– Думаете, он может объявиться?

– Есть такая вероятность, – сказал Валентайн.

– Ну тогда мы поужинаем прямо у вас в номере.

– Когда?

– Моя вторая смена заканчивается в десять.

Валентайн задержал дыхание. Бой назначен на восемь, чтобы его успели посмотреть зрители Восточного побережья: он должен был транслироваться по платным кабельным каналам. Ник наверняка захочет сразу же вернуться в казино, и он освободится. Валентайну стало немного не по себе: у такого ужина может быть вполне традиционное продолжение. А вдруг они совершенно не подходят друг другу? Вдруг он ее разочарует? Но она сидела рядом, и она очень ему нравилась. А такое с ним случалось не часто.

Она снова стиснула его руку:

– Язык проглотили?

– В десять, – сказал он.

– Уверены, что вам еще не пора будет спать? – поддразнила она.

– Как-нибудь продержусь – подремлю днем. Она встала и поцеловала его в щеку:

– Сладких снов.

День, который начинается с улыбки красивой женщины, – замечательный день! Он смело вышел на солнцепек, дошел до отеля «Пустыня» и за двадцать долларов выручил у парковщика одолженный Ником автомобиль. Жизнь в Лас-Вегасе начиналась по вечерам, поэтому машин на Стрипе почти не было.

Закусочная «Братишка» располагалась на унылой боковой улице под названием Одри. Настоящая крысиная нора: с одной стороны ломбард, с другой – солярий. Под ногами хрустело битое стекло.

Бармен явно в прошлом был хоккеистом, судя по могучей фигуре и изуродованному лицу. Звали его Майком, на нем была несвежая рубашка под смокинг, со складочками на груди, и желтый галстук-бабочка.

– Из банки или из бутылки? – осведомился он, когда Валентайн заказал диетическую колу.

– Из банки подойдет, – ответил Валентайн, оглядывая помещение. Помимо него, в баре находился только один посетитель – какой-то тип сидел в углу и посасывал разливное пиво.

Валентайн достал из бумажника стодолларовую купюру:

– Можете разменять?

– Извините, – ответил Майк. – Еще слишком рано.

– Тогда не возражаете, если я задам вам парочку вопросов?

– Смотря каких.

Валентайн подтолкнул к нему купюру.

– Сюда захаживал один человек, он называл себя Фрэнком Фонтэйном.

Майк скрестил на груди руки.

– Вы полицейский?

Валентайн хотел было ответить отрицательно, но спохватился: полицейский всегда остается полицейским, и бармен прекрасно все видит.

– В отставке, – честно признался он.

– Значит, частный детектив?

– Консультант.

– Это уже что-то новенькое!

– Добро пожаловать в девяностые.

В зеркале позади Майка Валентайн увидел, что тот, второй тип прикончил свое пиво. Сложением он напоминал бегемота, который на спор может поднять машину-рефрижератор. Когда бегемот неторопливо покинул бар, Майк положил деньги в карман.

– Знаете того парня? – спросил он.

– Нет. А что, должен знать?

– Он тоже ищет Фонтэйна.

Валентайн пожалел, что не разглядел посетителя получше.

– А он сказал, зачем?

– Заявил, что у Фонтэйна есть должок.

– Не хотел бы я задолжать такому амбалу.

Майк открыл банку диетической колы и вылил в пластиковый стакан. При этом он нарочно сделал так, чтобы поднялась большая шапка пены. Валентайн понял, что это считается своего рода оскорблением – несомненно, Майк, как опытный бармен, умел наливать напитки правильно.

– Слушайте, я скажу вам в точности то, что уже сказал полиции. Фонтэйн заходил сюда несколько раз, чтобы воспользоваться нашим телефоном. Никогда не пил ничего крепкого и всегда оставлял щедрые чаевые.

– И все?

– А еще он любил играть в видео-покер.

– И с каким счетом?

– Не проигрывал никогда.

– На каком автомате играл?

– Ишь, какой вы хитрый! – засмеялся Майк.

В это время зазвонил телефон. Майк взял трубку и пошел разговаривать на кухню.

Прошло пять минут. Валентайн понял, что Майк возвращаться не собирается. Он допивал свою газировку, размышляя об инфляции: как же обесценились в наши дни сто долларов! Интуиция подсказывала ему, что Майк знает больше, чем рассказал, но проблема в том, как заставить его разговориться. Может, повестка в суд сделает свое дело, или Лонго воспользуется одним из своих трюков.

Валентайн швырнул на стойку мелочь – просто чтобы позлить Майка, и направился в туалет.

По дороге туда он и обнаружил два видеоавтомата для игры в покер. Эти автоматы и так не просто обыграть, а уж обыгрывать их постоянно! Такое совершенно немыслимо.

Валентайн ощупал корпуса машин: в обоих были просверлены отверстия диаметром в десятицентовую монету. Наверняка Фонтэйн нашел способ перепрограммировать компьютерный чип так, чтобы ему выпадали специально отобранные карты.

Все понятно, еще одна причина, чтобы у Билла Хиггинса болела голова.

На дверях туалета было аккуратно выведено «Петушки» и «Курочки». Валентайн открыл соответствующую дверь и чуть не потерял сознание от мерзкого запаха.

С годами мочеиспускание превращается в процесс столь же длительный, как когда-то секс, и Валентайн предался ему со всей ответственностью. И тут позади него открылась дверь. Валентайн обернулся и увидел того самого здоровяка. Здоровяк выглядел весьма угрожающе – еще и потому, что у него были совершенно стеклянные глаза, словно он накурился марихуаны.

– В чем дело? – спросил Валентайн.

Амбал молча схватил Валентайна за затылок и прижал лицом прямо к висевшему над писсуаром автомату по продаже презервативов: нос Валентайна упирался аккурат в кнопку под названием «Рифленая Черная Мамба».

– Покажи руки, – скомандовал амбал.

– Я же писаю, – возразил Валентайн.

– Повторять не буду!