Злополучный номер - Евгений Евгеньевич Сухов

– Да, – просто ответил Марк. – В самую точку… Я пытался его отговорить, но все напрасно.

– А что, жена у генерала мегера, кровь всю жизнь у него пьет, и ему от нее никакого житья нет? – поинтересовался Георгий.

– Нет, – пожал плечами Марк. – Насколько мне известно, вполне човая[69] баба. А вот новая пассия генерала – та в точности мегера. В наперсницах у его жены числится, та ей все поверяет и доверяет безгранично, хоть змея эта на двенадцать лет ее младше. Всюду они вместе, как сестры…

– А генерал этот, твой дружок, знает, что его новая подруга – яманка[70] и сука?

– Да ему зенки любовь его застила. Ни хрена не видит, – в сердцах бросил Марк. – Или не хочет видеть…

– Ну, так, давай я эту суку порешу вместо генеральши, а, Марк? – предложил Георгий. – Этим ты добрую услугу для своего дружка старинного сделаешь. Потом еще и спасибо тебе скажет, когда нутро его успокоится и болеть перестанет.

– Ты знаешь, я и сам был бы не против этого, – подался ближе к Георгию Марк. – Свои «катеньки» отстегнул бы за такое праведное дело. Но, – он отодвинулся от Георгия и откинулся на спинку стула, – это невозможно…

– А я не хочу, – заявил вдруг Георгий.

– Чего не хочешь? – не понял Марк.

– Генеральшу убивать не хочу… – Полянский посмотрел на Марка в ожидании ответа. Вот сейчас Марк скажет: «ладно, дескать, хрен с тобой», и Георгий пойдет и сядет за свой столик у окошка, закажет настоящей водки полштофа и упрется взглядом в запотелое стекло, как и прежде. Но Марк молчал. А через минуту произнес:

– Это надо сделать, Сухорукий.

– Да с какого это рожна – надо-то? – попытался было поймать взгляд Марка Георгий, но у него это не получилось.

– С такого, что я с «карася» этого бабки уже получил, – глухо ответил Марк. – Две «косухи». Одна из них – твоя…

– Ты что, Марк, думаешь, поманил ты меня «косухой», и я расплылся? Думаешь, я за бабло готов направо и налево «мокрухи» раскидывать? Ошибаешься, Марк…

– Это… не только ему надо. Но и мне тоже. Обещал я, понимаешь? Он пришел, напомнил мне про тот случай в гимназии. Приткнул им, понимаешь? «Теперь, – говорит, – твоя очередь меня выручать». И я вынужден был согласиться…

Георгий молчал минуты две. А затем натужно произнес:

– Лады, Марк. Сделаю…

Они и правда всюду были вместе: жена действительного статского советника и эта сучка, охмурившая статского генерала. Два дня Георгий топал за ними, как филер, выслеживая, куда они ходят, зачем и в какое время.

Однажды дамы отправились в экипаже генеральши на Кузнецкий мост совершить променаж по модным магазинам, а потом зашли в кондитерскую «Трамбле», что находилась в доходном доме Михалковых. Георгий вошел вслед за ними и расположился за соседним столиком, заказав, как и они, горячего шоколаду.

Они сидели довольно близко, и Георгий ловил обрывки фраз, из которых можно было заключить, что из кондитерской их пути расходятся. Супруга действительного статского советника отправится к себе домой, на Тверскую, а ее наперсница останется здесь, на Кузнецком мосту, поскольку собирается посетить еще магазин Буре и художественный салон Дациаро. Скорее всего, у нее была встреча с действительным статским советником, вот она и хотела поскорее отделаться от своей соперницы-наперсницы.

Когда любовница статского генерала встала из-за стола, она с любопытством и нескрываемым кокетством посмотрела на Георгия. «Вот же сука, – пронеслось у него в голове, когда он был принужден первым отвести взор от призывного взгляда молодой женщины. – От таких вот профур мужикам всегда и приходит погибель…»

Они распрощались, троекратно расцеловавшись. За шоколад, конечно, расплатилась супруга генерала. Когда она выходила из кондитерской, Георгий подсуетился, проскочил вперед и растворил для нее двери.

– Благодарю вас, – произнесла генеральша, направляясь к закрытому экипажу.

– Полноте, сударыня, – расплылся в улыбке Георгий и так же учтиво придержал ее за локоток, когда она садилась в экипаж, дверцу которого открыл соскочивший с козел возница. А когда он забирался на свое место, Георгий неожиданно и незаметно для него вскочил вслед за генеральшей в экипаж и, навалившись на нее всем телом, зажал одной ладонью рот и нос жертвы, а другою сжал горло. Парализованная от страха женщина даже не пыталась сопротивляться, а если бы и попробовала, ничего у нее из этого не вышло бы. Она только смотрела глазами, полными ужаса, на Георгия, и ее темные зрачки были огромны и бездонны.

– Простите меня, сударыня, – глухо произнес Георгий, неотрывно глядя прямо в эти бездонные зрачки. – Но я выполняю заказ вашего мужа, которого захомутала эта ваша товарка. Знайте: лярва она наипоследнейшая…

Зрачки женщины после этих слов, казалось, стали еще шире, она несколько раз дернулась, а потом глаза ее заволокло поволокой, тело вытянулось и обмякло. Через несколько мгновений Георгий вышел из экипажа и, прикрывая лицо ладонью, крикнул вознице:

– Эй, гужбан[71]! Госпожа велела трогать…

К Марку он пришел задумчивый.

– Как все прошло? – спросил тот, протягивая Георгию десять новеньких «катенек».

– Как-как, – проворчал Георгий. – Закрыл дыхало[72] ладонью да на храпок взял…[73]

– Ясно, – сказал Марк и будто бы деловито зашуршал своими бумагами. – Ладно, ступай…

Георгия знали уже все завсегдатаи «Каторги». Но с ним мало кто заговаривал – всем было известно, на какой «музыке» он играет, а посему предпочитали держаться от него в сторонке, ибо связываться с гайменником – себе дороже. Да и Георгий на общение ни с кем не шел, а уж тем более на дружбу. Последним его корешом был Дед, а другого Георгию и не надобно.

Однажды он так вот сидел, уставившись в окно и ничего за ним не видя, и случайно услышал разговор. Двое громил говорили про какого-то торговца-коммивояжера по фамилии Стасько, который стуканул и сдал фараонам одного жулика-еврея, зажилившего у купцов большие деньги. Еврея взяли, но его супружница поклялась во всеуслышание, что убьет этого Стасько.

– Так что, ежели мы его «замочим», когда он с товаром по коммерции отправится, то фараоны все на эту еврейскую бабу и спишут… – закончил свою неказистую речь один из громил.

– Это ты ловко придумал, – похвалил громилу второй, такой же. – А он шибко икряный[74], Стасько ентот?

– Да ты чо! – с обидой в голосе произнес второй громила. – Он чикалками скуржавыми[75] на разъезд торгует. У него в «лопатнике» – «косуха» на «косухе». Палец не вставишь! Забогатеем, бля…

– А «хазу» этого Стасько ты наколол?

– А то…

Громилы перешли