Лен Дейтон - Только когда я смеюсь

– Так ты знала своего отца? – спросил я.

– Нет. Я была совсем ребенком, когда он погиб, и никогда его не видела.

– Он был замечательным человеком, – продолжала миссис Мейсон. – Таких людей сейчас нет, – добавила она, глядя на меня.

– Мир меняется, – рассуждал я. – Люди – отражение своего времени. Каждое поколение вынуждено приспосабливаться к миру, в который оно приходит.

– Ну, примите мир таким, каким я его вижу, – сказала миссис Мейсон и скрипуче рассмеялась. – Битники бьют полицейских. Вот вам наше молодое поколение. Не знаю, когда все это закончится.

– Но это лучше, чем начинать войну, которая унесет миллионы, – возразил я. – А ваше поколение воевало.

– Битники, – снова повторила миссис Мейсон, будто слово зачаровало ее.

– Лучше уж битники, чем «Гитлерюнгенд», – сказала Лиз.

– Вы все одинаковы, – возразила миссис Мейсон. – Никакого уважения к религии и семье. Хорошо, что твой отец не видит всего этого.

– Ну видит чего? – переспросил я.

– Элизабет, – уточнила миссис Мейсон. – Молодого капитана Лоутера, который колесит по всему свету вместо того, чтобы обустроится и найти себе надежную работу где-нибудь в одном месте. У него была хорошая работа в городе. Почему бы ему не вернуться сюда?

– Это было тридцать лет назад, мама, – ответила Лиз. – Он оставил работу, чтобы вступить в армию.

– Он джентльмен, этот молодой человек, – похвалила его миссис Мейсон.

– Он вовсе не мальчик, – поправила Лиз. – Он уже в возрасте.

– Я бы даже сказал, что он стар, – уточнил я.

– Почему ты всегда перечишь мне, Элизабет? Капитан Лоутер сделал тебе предложение четыре года назад, и мне очень жаль, что ты не приняла его. В конце концов, он отличный офицер и у него две боевые награды.

– Нельзя же выходить замуж за человека только потому, что он герой, – парировала Лиз.

– Даже если у него есть боевые награды, – пробормотал я.

– Ну, полковник был героем, – развивала тему миссис Мейсон. – Поэтому я вышла за него. По крайней мере, и поэтому тоже. Он был очень милым человеком.

– Мама, оставь меня, пожалуйста, в покое. Я не хочу выходить замуж за Сайласа.

– Тебе нужно подумать о замужестве, – настаивала мать. – Ты не становишься моложе. Еще пару лет, и никто не захочет жениться на тебе.

– Я всегда буду хотеть жениться на ней, – сказал я. – Я всегда хотел и буду хотеть.

Лиз толкнула меня ногой под столом.

– Это как раз подтверждает мои слова, – невозмутимо сделала вывод миссис Мейсон. – Вы и есть никто.

Глава 16

Лиз

Я влюбилась в Боба. Я поняла это одним прекрасным утром, сидя под феном и слушая, как парикмахерша рассказывает о своем дружке. И вдруг мне в голову начали приходить невероятные мысли, которые еще совсем недавно изумили бы меня. Понятия не имею, как давно это началось, но вдруг в один миг мне все стало ясно. Ладно. Я замурлыкала от удовольствия при одной мысли о нем. Я знаю его уже почти пять лет, а для женщины в возрасте между двадцатью пятью и тридцатью года тянутся очень долго. Так много нужно было решить, и все эти решения были настолько важными. По крайней мере, таковыми они казались в это время. Чувства меняются так незаметно (даже если это приходит как озарение), и я думаю, что мои чувства к Бобу рождались постепенно, в течение многих месяцев, пока я наконец не убедилась в них окончательно.

Я люблю Боба. Временами он ведет себя как мальчишка, а у Сайласа много преимуществ, больше опыта, умудренности, умения обращаться с женщиной. Пусть Сайлас просто солдафон со скверным характером, но в нем чувствуется сила и уверенность. Когда я была с Сайласом, мне казалось, что ничего плохого не может случиться. Меня не волновали ни швейцар, возмущенный моим брючным костюмом, ни наша жертва, угрожающая обратиться в полицию.

Боб же обладал именно теми неискушенностью и невежеством, которые притягивали неприятности, как магнит. И защищало его то же самое невежество. Он был как водный лыжник, плавучесть которого зависела от его скорости. Со стороны кажется, что в любую минуту он остановится, что двигаться дальше невозможно, и камнем пойдет на дно. Но Боб продолжал мчаться вперед быстрее и грациознее, чем все остальные. Когда Боб с Сайласом поменялись ролями, возникло множество проблем, которые Боб успешно решал именно за счет того, что не догадывался об их существовании. Это зрелище щекотало нервы, но и очаровывало. Задачи, от которых у Сайласа сводило скулы и начинали трястись руки, которые портили ему настроение, действовали на Боба совершенно иначе. С каждым новым поворотом событий он все больше и больше раскрепощался. Когда мы с Сайласом позволяли себе высказать предположение, что у Спенсера может не оказаться денег или же он не захочет с ними расставаться, Боб бросал на нас уничтожающие взгляды, будто мы пара идиотов, и его огорчение было настолько искренним, что мы с Сайласом перестали предостерегать его или даже пытаться противоречить ему. До сих пор во всех случаях он оказывался прав. Даже если это и раздражало Сайласа, то он старался этого не показывать. Свойственные ему раздражительность и надменная издевка исчезли. В этой операции Сайлас мобилизовал все свои таланты и с предельной точностью выполнял приказания Боба.

У меня дух захватывало при мысли о том, что рано или поздно мне придется выбирать кого-то одного. Почему нельзя оставить все как есть? Они оба нужны мне. Сайлас, хотя я его больше не любила, был легким и надежным спутником, а Боб, которого я уже любила, раздражал и отталкивал меня своим непоседливым и непосредственным поведением.

Помню, как Боб читал вслух одну из своих исторических книг. Это был отрывок о том, как в первобытных племенах съедали сердце врага, чтобы стать храбрым, настолько захвативший воображение Боба, что с тех пор он неоднократно вспоминал это. И с той минуты, как Боб взял командование в свои руки, он ел сердце Сайласа, становясь с каждым днем все храбрее и увереннее, в то время как Сайлас терял силы.

Конечно, я должна была вернуть Сайласу прежнюю волю. Я пыталась, пыталась изо всех сил, но это ни к чему не привело. Мне даже начало казаться, что Сайласу больше не хочется быть лидером, что я сама стала тем символом лидерства, в котором он больше не нуждался. Но во мне нуждался Боб, по-настоящему, а ведь именно этого от мужчины ждет каждая женщина.

В Бейруте Сайлас все свое время посвящал разработке мельчайших деталей операции. Он купил «лендровер» и целыми днями торчал в гараже, наблюдая за тем, как машину переделывали и снаряжали для экспедиции, чтобы мы могли исчезнуть в бесконечных арабских пустынях и затем снова появиться где-то в другом месте с новыми легендами и под новыми именами. Подготовительная работа, которую раньше выполнял Боб, теперь легла на Сайласа, и, как и следовало ожидать, он взялся за дело со своей фанатичной придирчивостью, не то что бесшабашный Боб.

Можно было даже подумать, что Сайлас хочет, чтобы мы с Бобом оставили его в покое. Конечно, Сайлас из породы одиночек. Я это всегда знала. Каждый день он выкраивал некоторое время, чтобы побыть одному. Поэтому мы с Сайласом всегда занимали разные номера, когда селились в гостиницах. Я уже смирилась с этим, хотя когда-то это меня очень ранило, и я плакала, думая что он хочет быть подальше от меня. Боб совсем другой. Ему не нужно общение с самим собой, ему безразличны окружающие.

В Бейруте мы с Бобом много плавали, загорали и катались на водных лыжах. Сначала Боб не умел кататься, и я взялась учить его. Очень скоро он превзошел своего учителя и начал скользить по поверхности воды с такой плавностью и грацией, о которых мне и мечтать не приходилось. И заметьте, я позволила ему кататься лучше! Я хотела, чтобы он держал меня, учил, как лучше держать равновесие.

– Я поймаю тебя, – заверял он. – Я поймаю тебя, если ты упадешь.

– Я уже попалась, – ответила я, и он еще крепче прижал меня к себе.

Вода – очень забавная штука. Она словно смывает воспоминания и дает возможность все начать сначала. Наверное, поэтому во всех религиях вновь обращенных окунают в воду. Именно это и произошло со мной в водах залива Сент-Джордж. Не только со мной. С нами. Я отпустила трос. Боб тоже. Вода казалась теплым, шелковистым зеленым миром, в который мы вступили через тончайшую пелену брызг. Окунувшись в нее, мы обняли друг друга, и я даже не попыталась освободиться от его рук, ног, губ.

Мы выплыли на поверхность.

– Я люблю тебя, – призналась я.

– Вот умная малышка, – улыбнулся Боб, обдавая меня фонтаном брызг.

– Я серьезно! – завопила я. – Я действительно люблю тебя.

Он продолжал ухмыляться:

– Повезло же мне.

Я просто взбесилась от того, что он не хотел воспринимать мои слова всерьез. Я изо всех сил толкнула его, и мы вместе погрузились в воду. Он крепко стиснул мои руки, и я даже испугалась, что захлебнусь. Затем, словно в замедленной съемке, мы повернулись и всплыли на поверхность. Издалека с нашего катера увидели нас, катер взревел и повернул обратно.