Забытые грехи юности - Марина Серова

по квартире с трудом передвигается. Ну еще бы! Наверное, очередная ломка наступила, а дозы нет. И вот тогда Настя попросила меня…

— Попросила о чем? Чтобы вы, Алина, пошли на встречу с Коноваловым вместе с ней? — спросила я.

— Ну да. А что ей еще оставалось делать? К отцу обращаться бесполезно, друг сердечный в наркотической ломке. Я согласилась, хотя боялась просто до ужаса. Но ведь Настя обратилась ко мне как к последней надежде, ведь больше ей не к кому было обратиться, некого попросить. Мы договорились встретиться с ней недалеко от кафе, в котором Коновалов должен был ее ждать. И вот мы с Настей вошли в это кафе. Коновалов уже заказал столик. Мы подошли, сели. Он предложил выпить, как он сказал, для начала. Но у нас с Настей кусок в горло не лез. Я старалась смотреть в сторону, только чтобы не натыкаться на жесткий и колючий взгляд этого уголовника. Да и общий вид у него был такой, что… ну, сразу видно, что сидел. Не только из-за того, что одет он был в старую поношенную куртку и джинсы. Просто грубые черты лица, обветренная кожа на лице, да и весь он был какой-то ссутуленный… Коновалов похвалил внешность Насти, отметил, что выглядит она на все сто. Потом спросил о Григории. Настя соврала, что она с ним не общается. И потом, не выдержав, спросила Коновалова, зачем он ее позвал, что ему от нее нужно. Он противно так засмеялся и сказал, что он хочет справедливости. Так как он пострадал от нее, отсидев в тюрьме приличный срок, то теперь пусть она выплатит ему за это компенсацию, возместит моральный ущерб. Но он назвал такую сумму, что Настя только ахнула в ответ и сказала, что столько ей вовек не собрать. Однако Коновалов был непреклонен. И напоследок сказал, что сроку у Насти на то, чтобы собрать требуемую сумму, — всего десять дней. И тут же пригрозил: если она обманет, то очень сильно пожалеет об этом. Он, правда, не расшифровал, что он сделает, но и так было понятно. В общем, сказал — как отрезал, швырнул на стол несколько купюр и пошел к выходу. Мы с Настей остались сидеть, потому что были в шоке. Настя первая опомнилась. И первая ее мысль была о своем Грише. Она испугалась, что Коновалов и его тоже будет искать и тоже заставит платить. А где он возьмет деньги? Все дензнаки, что попадают к нему в руки, сразу же уходят на оплату очередной дозы. А деньги ему дает Настя, выкраивая из отцовских. Ну, тех, что получает от Константина Александровича на клубы и шмотки. Потом Настя пришла в себя и потащила меня из кафе. Около него был небольшой скверик, мы сели на лавочку и стали думать, что теперь делать. Настя сразу сказала, что соглашаться на условия Коновалова — это значит пожизненно загнать себя в кабалу, он же будет постоянно требовать денежные вливания. Но и не согласиться — тоже нельзя, от такого, как этот уголовник, ничего хорошего ждать не приходилось. Я предложила Насте все-таки поговорить с Константином Александровичем, наверняка же у него имеется требуемая сумма, но Настя как заведенная твердила, что отец ни за что не даст ей. Потом подумала и сказала, что придумала.

— И что же она придумала? — спросила я.

— У Насти есть троюродная сестра Лиза. Она практически сирота, потому что ее родители разошлись, когда Лиза была совсем маленькой, а вскоре умерла и ее мать — двоюродная сестра Константина Александровича. По рассказам Насти, они были очень дружны с Лизой, хотя она и жила в другом городе. И Настя часто просила отца помочь сестре деньгами. Константин Александрович неохотно, но соглашался, все-таки племянница, хотя и непутевая, как он называл Лизу.

— Вы сказали, что Лиза живет в другом городе, не в Тарасове. А где? Настя говорила? — спросила я.

— Да, говорила. Кажется, в Самаре. Но дело в том, что Лиза, как бы это сказать… ну, не авантюристка, но склонна к подобным поступкам. Настя рассказывала, что ее сестра часто влезала в какие-то сомнительные компании, кажется, даже попадалась на неблаговидных поступках. Но не так давно Настя с Лизой придумали для Константина Александровича «легенду», что Лиза уехала в Тюмень и ей удалось по конкурсу устроиться в крупную компанию. Она попросила у Константина Александровича деньги для того, чтобы обустроиться на новом месте, и тот выслал ей их. Так что сейчас просить деньги для Лизы просто не с руки: с чего бы это вдруг? Она ведь работает в преуспевающей компании, стало быть, деньги у нее имеются. В общем, и этот вариант пришлось отмести. Настя даже в сердцах выдала, что лучше всего избавиться от Коновалова любым способом. Ведь, один раз получив деньги от Насти, он не успокоится и будет требовать их постоянно. Я тогда спросила Настю, она что, серьезно? Собирается пойти на убийство? Настя, конечно же, тут же сказала, что это она от отчаяния ляпнула. Естественно, это не вариант. И вот тут она решила позвонить этой самой Лизе. Сказала, что сестрица что-нибудь придумает. Она вынула сотовый, набрала номер и рассказала обо всем Лизе.

— Анастасия звонила при вас? — спросила я.

— Да, — кивнула Алина.

— А что ответила ей Елизавета? У нее уже был какой-то план? — спросила я.

— Наверное, но какой именно, я не знаю. Я только слышала обрывки их разговора. Кажется, Лиза сказала, что у нее имеется план, как помочь Насте с возникшей проблемой.

— Но по телефону они не обсуждали это в деталях? — спросила я.

— Нет, не обсуждали. Я, по крайней мере, этого не слышала. Они договорились еще раз созвониться. На этом их разговор закончился. Мы с Настей тоже разошлись, каждая в свою сторону.

— И больше вы с Анастасией не виделись? — спросила я девушку.

— Нет. Только потом этот Коновалов меня догнал на улице, я еле вырвалась и забежала в первое попавшееся здание. Спасибо вам, вы меня спасли. А вот Настя не спаслась. Я уверена, что это он ее убил.

Девушка заплакала и медленно пошла по дорожке между оградами.

У меня затренькал сотовый.

— Алло, — тихо сказала я.

— Тань, это я, Владимир. Ты сейчас где находишься? — спросил Кирьянов.

— На кладбище. А что?

— Да вот, интересное кино получается. Ты просила меня идентифицировать пальчики на листе бумаги с адресом.

— Да, просила. А что там обнаружилось? — спросила я.

— Там присутствуют твои пальчики…

— Ну, это понятно, ведь я же держала