Акт исчезновения - Кэтрин Стэдмен

Всматриваюсь в лицо того, кто кажется мне в «Лунном зяблике» главным, Бена Коэна, но по внешнему виду ничего нельзя сказать.

Я никого не узнаю́, хотя проходила кастинги в каких-то их предыдущих фильмах. Странно: кто-то или что-то запоминается, а что-то напрочь вылетает из головы. Я ведь познакомилась с Ником два года назад и совершенно не узнала, когда снова встретила на этой неделе.

Если продюсерская компания уровня «Лунного зяблика» была готова предложить Эмили шанс с большой буквы, то что за компромат, интересно, был у нее на них?

Просматриваю ее электронные письма в поисках ответа и, ничего не найдя в папке «Входящие», веду курсор по заархивированным почтовым папкам Эмили, пока не добираюсь до самого низа экрана. Папки «Восстановленные» «Удаленные», «Черновики». Ныряю в «Удаленные» в надежде, что корзину давно не чистили, но не мне не везет: пусто, как и в «Черновиках». Не знаю, что за папка «Восстановленные», но открываю. Там полно писем – все одинаковые, все дубликаты. Каждое – от Эмили к Эмили. Наверное, при отправке произошла ошибка, поэтому она раз за разом отправляла и психовала… и снова, и снова. В строке «Тема» пусто, в каждом письме – два вложения. Восемнадцать одинаковых писем.

Открываю одно. В нем ничего нет кроме двух прикрепленных файлов. Первый – Бель-Эйр. m4a. Второй – Сан-Фернандо. m4a.

Эмили отправила два аудиофайла на свой ноутбук со своего смартфона. Похоже, на одном та самая встреча, которую она записала. Я знаю, что пара крупных киностудий находятся в долине Сан-Фернандо, где, очевидно, и сделана запись. Но первый файл, Бель Эйр, остается загадкой.

Эмили, видимо, удалила электронное письмо, которое попало в ее почтовый ящик, но ее ноутбуку каким-то образом удалось восстановить копии – одну за другой.

Нажимаю файл Бель-Эйр. m4a, и он открывается через голосовые заметки.

Дата создания – 1 января этого года. У меня захватывает дух. Эмили действительно записала то, что произошло в новогоднюю ночь. Что бы ни оказалось на записи, наверное, это тот самый рычаг, который Эмили использовала, чтобы получить предложение всей своей жизни.

23

Новогодняя ночь

Суббота, 13 февраля

Беру с дивана подушку, переворачиваю страницу в блокноте и нажимаю на «воспроизвести» в сделанной в новогоднюю ночь аудиозаписи Бель-Эйр. m4a.

Сначала тишина. Увеличиваю громкость, и комнату медленно заполняет успокаивающий белый шум. Приглушенная басовая музыка за стеной, веселые визги из других комнат, скрежет и шорох – кто-то роется в сумке – на переднем плане.

Обычная вечеринка.

Рядом раздается чей-то голос, но слова неразборчивы. Увеличиваю громкость до тех пор, пока не становится отчетливо слышен мужской голос – приторный, вкрадчивый.

У меня бегут мурашки. Боже мой… кажется, я догадываюсь, что это. Прислушиваюсь в ожидании женского голоса – он точно должен быть – и молюсь, чтобы это оказалась не Эмили.

Дверь комнаты открывается, впуская шум с вечеринки, но быстро заглушается, когда дверь закрывают. Второй мужской голос что-то спрашивает. Затем женский голос, находящийся ближе к диктофону, что-то бормочет. Раздается стон. Я напрягаюсь, стараясь разобрать слова.

– Я неважно себя чувствую. Можно мне воды? – шепчет женщина.

Это Эмили.

Второй мужской голос на другом конце комнаты что-то приглушенно говорит пренебрежительным тоном.

– Ну, если не хочешь, то проваливай, – огрызается на него первый мужской голос; теперь от его вкрадчивости не осталось и следа. Он переключается на женщину и снова становится ласковым: – Милая, ты хочешь воды? Сейчас все сделаю.

Звон струи, бьющейся о стекло. Мужчина у двери что-то говорит, но его не слышно. Потом звук, словно кто-то жадно глотает воду, тяжело дышит и делает еще глоток.

– Э-э, притормози, – советует мягкий мужской голос. – Ты что-то принимала?

– Нет. Просто очень хочется пить. – Голос Эмили узнаваем, хотя звучит глухо и слегка искаженно – то ли из-за алкоголя, то ли из-за наркотиков. Мое предположение тут же подтвердилось ее словами: – Думаю, кто-то что-то подлил… в мой стакан. Все выглядит… слишком медленным.

Звук скрипящей кровати или дивана: кто-то садится рядом с ней.

– Медленно – это нормально. Мы же никуда не торопимся? Здесь хорошо, только мы вдвоем… да?

Я вздрагиваю от его слов, его насмешливо-нежного тона. Рука тянется остановить запись – я уже услышала достаточно. Но я медлю, потому что слышу…

– Кто он? – заплетающимся языком спрашивает Эмили.

Мужчина рядом с ней поворачивается, повисает пауза.

– Не волнуйся, это мой друг. Мы все друзья, правда?

Звук, с которым Эмили откидывается на подушки.

– Да, наверное… А Марла где?

– Я не знаю, о ком ты, милая.

Голос у двери что-то говорит, дверь открывается, гул вечеринки заполняет комнату и стихает, когда дверь опять закрывается. Второй мужчина ушел.

– Посмотри на себя, – мужской голос звучит монотонно и внезапно усиливается. – Ты очень красивая, но, я думаю, ты и сама это знаешь. Раньше я тебе не нравился, да? Но теперь наверняка нравлюсь.

– Нет, мне надо… – невнятно возражает Эмили.

* * *

Тянусь к клавише «пауза» и останавливаю запись. Мне не нужно слушать дальше. Я все поняла, и меня подташнивает. И так ясно: это запись изнасилования Эмили.

Вскакиваю с пола – подальше от ноутбука. Словно тот факт, что я сидела так близко, слушая все это, каким-то образом делает меня молчаливой соучастницей. Кровь бурлит от совершенно бесполезного выброса адреналина: я не в силах помочь Эмили. Я не могу остановить то, что случилось больше месяца назад.

Я слушала запись всего шесть минут – значит, осталось еще около сорока пяти.

Я понимаю, что должна захлопнуть ноутбук и завтра передать его Кортес. Не нужно ввязываться в эту историю. Вообще не стоило это слушать. Можно просто привлечь внимание Кортес к аудиофайлу и предоставить ей сделать остальное. Но тогда придется рассказать, что я влезла в личную почту пропавшей женщины. Невольно вспоминаю дело «Ньюс интернешнл» – скандал с прослушкой телефона, когда журналист получил доступ к личной голосовой почте пропавшей девочки. Но я только что сделала то же самое. И теперь мне нужно признаться полиции? Может, это ерунда, а может, и нет. Если я нарушила закон, об этом все равно узнают.

Мне приходит идея сказать Кортес, что Эмили сама рассказала мне об изнасиловании. Тогда придется притвориться, что мы близкие подруги, а не случайные знакомые. Просто ложь во спасение. Но если объявится кто-то из настоящих друзей Эмили, станет ясно, что я соврала. Хотя, похоже, я единственная, кто ищет Эмили.

У меня прерывается дыхание, плечи напряженно приподняты, как у пойманного в ловушку