Дик Фрэнсис - Миллионы Стрэттон-парка

— Да будет Бог мне… — начал было Генри, но не выдержал и перед лицом стольких обвинителей, не верящих ни одному его слову, осекся и замолчал.

— Ладно, — прозаическим деловым тоном произнес Роджер, — возможно, вы не видели его лицо, но есть вещь, которую вы не могли не запомнить.

Квест сильно нервничал.

— Какая машина? — произнес Роджер. — Опишите ее. Назовите номер.

— Ну… я…

— После первого получения денег, — сказал Роджер, — вы же высматривали этот автомобиль.

Мне казалось, я теперь узнал, как кролики смотрят на змею, после того как увидел, как Квест глядел на Генри.

— Какая машина? — крикнул громовым голосом Генри прямо в ухо Квеста.

— «Ягуар». Серебристый. — И пробормотал номер.

Несколько опешивший, но не особенно обескураженный, Роджер проговорил только одно слово:

— Кит.

Несколько минут мы с ним взвешивали полученную новость. Генри поднял брови и посмотрел в нашу сторону. Роджер махнул рукой и кивнул. Поняв, что Квест наконец сказал что-то действительно существенное, Генри смягчился к своему деморализованному пленнику.

— Так, так, — произнес он без железных нот в голосе, — а когда ты обзавелся растопкой?

После короткой паузы Квест проблеял:

— Я ее купил.

— Когда? — вскинулся Роджер.

— В субботу.

— По его приказу?

Квест едва слышно проговорил:

— Вместе с деньгами была бумажка. Он сказал, чтобы я поджег забор-препятствие у ямы для стипль-чеза, где в субботу была убита лошадь. Он велел полить его бензином, чтобы было наверняка.

— Но вы не полили.

— Я же не идиот.

— Ну да, — сказал Генри.

— Где мне взять бензин? — риторически спросил Квест. — Купить в гараже канистру, купить пять галлонов бензина, а потом спалить заборчик? Так, да? Он считал меня идиотом.

— А гамбургеры жрал не идиот? — не преминул уколоть его Генри.

— Бумажка с этими инструкциями еще у вас?

— Там было сказано сжечь бумажку.

— И вы сожгли?

Он кивнул:

— Конечно.

— Глупо, — сказал я. — Ведь вы не такой уж негодяй. Ну кто вам поверит без этой бумажки?

— Но, — залопотал он. — Я хочу сказать, но…

— А как вы это сделали? — спросил я. — То есть как вы подложили растопку?

Он объяснил, нисколько при этом не смущаясь:

— Я засовывал их в заборчик целыми пачками. Потом зажег жгут из газеты и пошел вдоль забора, зажигая подряд все растопки. — Он почти улыбался. — Это было совсем не трудно.

Ему бы следовало сжечь и все обертки, подумал я, но люди — дураки, особенно актеры, не ставшие опытными преступниками.

— Думаю, — сказал я Роджеру, Генри и Оливеру, — мы можем сейчас сыграть со Стрэттонами по-стрэттоновски.

— Как именно?

— Могу я воспользоваться вашей машинкой?

— Конечно, — Роджер показал на смежную комнату. — Вот там.

Я прошел в другую комнату, включил машинку в сеть и отпечатал короткое заявление:

«Я, Гарольд Квест, актер, согласился за деньги организовать нарушение общественного порядка с помощью демонстраций у главных ворот ипподрома Стрэттон-Парк под видом выступлений против стипль-чеза. За услуги я несколько раз получал плату от человека, сидевшего за рулем серебристого „Ягуара“, номерной знак. Согласно инструкциям, полученным от этого человека, я также купил сто штук растопок и с их помощью сжег до основания березовый забор-препятствие для стипль-чеза, что совершено мною приблизительно в 6 часов утра понедельника Пасхи».

Роджер, Оливер и Генри прочитали его и передали Квесту, чтобы он подписал. И велели еще добавить дату и домашний адрес. Как и следовало ожидать, он отказался.

— Совершенно напрасно не хотите, — сказал я. — Вы все равно в телефонной книге, и мы в любой момент можем вас найти, тем более что ваше фото в «Спотлайте» с фамилией вашего агента.

— Но это же признание вины, — возразил он, не отрицая того, что нам нетрудно будет найти его, как и любого другого актера, через профессиональные издания актеров.

— Конечно, — сказал я, — но если вы подпишете, то сможете тут же смыться и воспользоваться своим обратным билетом, а если вам еще и повезет, то нам не понадобится передавать ваше признание полиции.

Квест попытался прочитать по нашим лицам, что мы намерены сделать на самом деле, и, не найдя ответа, все-таки подписал документ. Своим собственным почерком он проставил номер машины (Роджер подтвердил его), а затем свой адрес и дату.

Остальные внимательно прочитали бумагу.

— И это все? — спросил меня Роджер.

— Мне кажется, все.

Роджер сказал Генри:

— Отпустите его.

И Генри распахнул дверь конторы, ткнув большим пальцем в сторону улицы и рявкнув последнее приказание Квесту:

— Вон!

Еще не совсем веря в удачу, Квест не стал ждать перемены в нашем настроении и постарался поскорее унести ноги.

Генри посмотрел на оставшиеся на столе объедки гамбургера и с отвращением проговорил:

— Нужно было ткнуть его мордой в горчицу и повозить по столу.

С наигранной серьезностью я проговорил:

— Квест не так уж и плох. Вспомни, он ведь назвал Ребекку «милашкой».

Генри расхохотался:

— А ведь и в самом деле.

Роджер взял со стола подписанное признание.

— Ну, и что мы теперь будем с этим делать? Неужели и впрямь передадим в полицию?

— Ну что вы, — промолвил я. — Мы отдадим это Марджори Биншем.

Глава 12

К утру присутствие полиции за заграждением вокруг развалин трибун сократилось до двух констеблей.

Насколько удалось выяснить Роджеру и Оливеру накануне вечером, уже после того, как я уехал, высокопоставленные чины и эксперты завершили свою работу по поиску и реконструкции часового механизма, в частности циферблата взрывного устройства, и заявили, что дальнейшее следствие будет проводиться «в другом месте», не уточнив, в каком именно.

— Они не знают, кто это сделал, — так комментировал это заявление Роджер.

Перед нагоняющим скуку, неприятным на вид полицейским заграждением тем временем вырос надувной Замок Спящей Красавицы со сказочными башенками.

В приливе щедрости на ипподром вернулся Айвэн со вторым фургоном бесплатных цветов. На этот раз это были кустистые деревца в горшках, которые он расставил по обеим сторонам замка, отчего ограждение сделалось органической, даже декоративной частью образовавшегося пейзажа.

К половине двенадцатого, когда Роджер отвез нас к своему дому, ни я, ни Генри уже не могли вспомнить или сообразить, что еще можно или нужно сделать к началу скачек, мы думали теперь о том, что можно будет усовершенствовать к следующим скачкам.

Мальчики переоделись в чистую одежду без каких-либо излишних препирательств. Я сменил джинсы землекопа на солидный наряд джентльмена и, неуклюже действуя тростью, кое-как сумел сбросить со стола, стоявшего подле моей постели, на пол кипу картеретовских дневников. Эдвард услужливо бросился их поднимать, но неловким движением случайно раскрыл одну из тетрадей, и странички, наполовину оторвавшись, повисли на проволочной спирали.

— Слушай, поосторожней! — испугался я и взял у него тетрадь. — Ты меня так подведешь под расстрел.

Я сосредоточенно взялся за исправление ущерба, вставляя странички на место, и тогда мне в глаза бросилось имя, которое я столь безуспешно выискивал в поезде.

Уилсон Ярроу.

«Уилсон Ярроу, — писал Картерет, — это восходящая звезда архитектуры, — говорят, он мошенник».

Следующий абзац ничего не объяснял, там речь шла по поводу лекции о миниатюризации пространства.

Я тяжело вздохнул. «Говорят, он мошенник» — слишком невнятно. Я перевернул еще несколько страниц, на них ничего не было, но потом я прочитал:

«Ходят слухи, что Уилсон Ярроу в прошлом году получил награду „Эпсилон Прайз“ за проект, который стибрил у кого-то другого! У профессоров багровые физиономии! Они отказываются обсуждать это, но теперь по крайней мере нам больше не будут морочить голову с этим блестящим Уилсоном Ярроу».

Я смутно помнил, что «Эпсилон Прайз» присуждался ежегодно за самый смелый новаторский проект здания, представленный студентом старшего курса. Я его не получал. Картерет тоже. Не помню даже, подавали мы что-либо на конкурс.

Роджер громко постучал в дверь автобуса, всунул в нее голову и спросил: «Готовы?», — и мои ребятишки, разодетые в пух и прах, как на праздник, промаршировали перед ним, как перед инспектором парада.

— Очень хорошо, — одобрил он. Он выдал каждому афишки, пропуска и талоны на ленч, вынимая их из «дипломата».

— Я не хочу на скачки, — внезапно нахмурившись, сказал Тоби. — Я хочу остаться здесь и смотреть футбол.

Роджер оставил мне решать, как быть в данном случае.