Гора Мертвецов - Мила Бачурова

– Рыжов Михаил Владимирович, – сказала Вероника, наклонившись к окошку.

Старушка молча встала и ушаркала вглубь помещения.

– Ну, если правда принесёт, – прошептал Саша. – Да ещё то, что надо…

Старушка появилась быстро. Она несла растрепанную, распухшую от бесчисленных вклеек карту. Кажется, и впрямь то!

Вероника жадно протянула руку. Старушка посмотрела на неё и опомнилась. Взглянула на карту. На Веронику. Поправила очки с толстыми стёклами и вынесла вердикт:

– Рыжов – не вы. Мы не выдаём чужие карты.

Вероника вздохнула. Фокус не проканал.

– Рыжов – это я, – сказал Саша.

Старушка обиделась.

– Шестьдесят восьмого года рождения? Молодой человек! Я, по-вашему, совсем из ума выжила?

– Извините! – поспешно вмешалась Вероника. – Мы просто очень торопимся, на работу опаздываем. Михаил Владимирович – наш сосед. Он сам не может дойти до поликлиники, а карта ему нужна. Вот и попросил принести.

– А что с ним? – встревожилась старушка. – Вроде не так давно приходил, всё нормально было…

– А вы что, его знаете?

– Да не то чтобы знаю. Но он сюда уж, почитай, сорок лет ходит. И я здесь всю жизнь проработала. Старожилов всех помню, здороваемся.

– Девушка! – нетерпеливо окликнули Веронику. – Вы долго будете очередь задерживать?

– Извините, ещё буквально секунду!.. Мы не будем забирать карту, – Вероника умоляюще посмотрела на старушку. – Просто сфотографируем то, что просил Михаил Владимирович, вот прямо здесь, при вас. Даже от стойки отходить не будем. И тут же вернём. Хорошо?

– Ну, хорошо. – Старушка, поколебавшись, протянула карту Веронике. – Что ему там понадобилось-то? Назначение врача потерял, что ли?

– Да-да! – ухватилась за подсказку Вероника. – Назначение.

Они с Сашей сдвинулись у стойки, освободив страждущим доступ к окошку.

Вероника открыла карту в самом начале. На выцветшем бледно-голубом штампе «Переведён из детской поликлиники №…».

Записи в начале были редкими. То, что они искали, обнаружилось почти сразу, на третьей страничке. Почерк – характерно врачебный, фиг разберёшь.

25 января 1988 года

Жалобы: озноб, слабость, температура 39,6.

Диагноз: ОРВИ.

Назначение: жаропонижающее, обильное теплое питье, постельный режим.

Повторно явиться 30 января 1988 года.

После того, как Рыжов явился повторно, лечение ему продлили ещё на три дня. Третьего февраля выписали. Всё.

Вероника с Сашей посмотрели друг на друга.

– И что тут может быть интересного?

– Понятия не имею.

Вероника честно отфотографировала «историю болезни» и переслала Тимофею. После этого позвонила.

– Это всё, или тебе ещё что-то нужно? Карту нам не отдают, её надо вернуть.

– Сфотографируй предыдущую запись и следующую.

Вероника сфотографировала. Переслала.

– Теперь всё?

– Да, теперь всё. Можешь возвращать карту. – Тимофей сбросил звонок.

Вероника пожала плечами. Закрыла карту и сунула в окошко.

– Спасибо вам большое!

– Пожалуйста.

После того, как карту вернули, старушка подобрела. До сих пор, видимо, странным молодым людям не доверяла. Опасалась, что усыпят её бдительность, схватят ценный документ и убегут. Да и очередь у окошка рассосалась, тоже приятно.

– Михаилу Владимировичу передайте, чтобы выздоравливал!

– Передадим обязательно. Спасибо.

– А скажите, пожалуйста, – вмешался Саша. – Вы ведь знаете, наверное, что Михаил Владимирович – тот человек, который лишь по счастливой случайности не пошёл в поход с группой Лыкова?

– Знаю, конечно. Как не знать? Такая трагедия. Ещё один парень, который тогда погиб, тоже к нашей поликлинике прикреплён был. Тоже молодой совсем… А Михаила Владимировича бог уберёг, не иначе! Это ж надо было заболеть.

– Постойте, – удивилась Вероника. – Заболеть?

– Ну, конечно! – встречно удивилась старушка. – Он, когда пришёл, еле на ногах держался. Это давно было, я не в регистратуре работала, а медсестрой у терапевта. С Зинаидой Алексеевной, царство ей небесное. В регистратуру-то уже потом перешла. На пенсии – что мне делать? Всю жизнь в поликлинике…

– Да-да, понимаю, – Саша сочувственно кивнул. – Так вы говорите, Рыжов был болен?

– Не то слово! Огнём горел. Температура – под сорок, я его в коридоре увидела. Сидит, белый весь, озноб колотит, а перед ним очередь, человек десять. Жалко стало парня, я тогда не сильно старше него была. Говорю, ты зачем пришёл-то, у тебя ж температура? Почему на дом не вызвал? А он смотрит, отчаянно так, и говорит: да мне завтра в поход идти! Врач, может, выпишет что-нибудь, чтобы я сразу выздоровел? Здесь-то, небось, быстрее примут, чем на дом ждать? Я говорю – ты совсем дурной? Какой тебе поход? До дома бы дойти своими ногами. Сейчас вот тебе Зинаида Алексеевна выпишет, по башке! Зинаида Алексеевна – она ух, строгая была. Но специалист очень хороший. Я у него карту взяла, Зинаиду Алексеевну упросила без очереди принять. А он и в кабинете понёс, что ему в поход надо. Ну, Зинаида Алексеевна – как задаст жару! Ты чего, говорит, болтаешь? Куда тебе идти в таком состоянии? И сам не дойдёшь, и товарищей подведёшь! Если уж действительно так важно это всё, звони тому, кто у вас там главный, чтоб замену тебе подыскал. Вот это правильный поступок будет. А не смолчать, а завтра товарищам под ноги кулём свалиться. Или, ещё лучше – перезаражать всех… В общем, прочистила мозги.

Старушка замолчала.

– А дальше что было?

– А что же дальше? Как положено, жаропонижающее дали, да домой отправили. В следующий раз я его только через год увидела, на диспансеризации. Когда выписываться приходил, меня не было, сама с ребёнком на больничный села. Про то, что у них там в походе случилось, знала, конечно, весь город знал. Но с ним об этом не разговаривала. Хотя он-то меня запомнил. Увидел – поздоровался… Вот, с тех пор и здороваемся, уж сколько лет. – Старушка улыбнулась.

– Я извиняюсь, – долетело из-за Сашиного плеча, – долго ещё ждать?!

За рассказом старушки они не заметили, как у стойки снова скопилась очередь.

– Не спешите, – оборачиваясь, буркнул Саша. – На тот свет всегда успеете.

053. Наши дни. Екатеринбург

Выйдя из поликлиники, Вероника набрала Тимофея.

– Тиш, ты представляешь! Рыжов не пошёл в поход, потому что действительно заболел! Мы случайно встретили свидетельницу, которая сорок лет назад работала в поликлинике, и до сих пор работает. Она говорит, что Рыжов реально был болен.

– Естественно. Это было ясно без всяких свидетелей.

– То есть? – изумилась Вероника.

– Медицинская карта Рыжова, которую ты прислала. Запись о его болезни сделана тем же почерком, что предыдущая и последующая. Тот же наклон, тот же нажим. Та же торопливость врача, у кабинета которого ждёт еще десяток людей. Если бы, как утверждал Рыжов, запись подделывали, она бы отличалась от других. Человек, совершающий противоправное действие, волнуется. Как бы ни старался, почерк у него изменится. И в этом