Катафалк дальнего следования - Николай Иванович Леонов

сегодня на совещании и отметил, что работать нужно по факту. Так что пока нет доказательств, будем аккуратны с выводами.

– Понял, учту, – кивнул Семашко. – Что у нас дальше?

– А дальше у нас коридор, – ответил Лев Иванович, пропуская коллег в квартиру Вершининых. Когда он уже закрывал двери, из квартиры, что располагалась напротив, выглянула девушка и, поздоровавшись, спросила с некоторым подозрением в голосе:

– Вы из полиции?

– Да, – улыбнулся Лев Иванович и, приоткрыв дверь пошире, вышел из квартиры, чтобы соседка не подумала, что он ее обманывает. – Вот, нужно кое-что еще раз проверить. А вы…

– Я Мария, – ответила девушка и тоже вышла на лестничную площадку. – Я прохожу свидетелем по делу Александра Вадимовича. Правда, я не очень много знаю, – вздохнула она. – В тот день я сразу после того, как Александр Вадимович поругался с Таней и убежал, тоже ушла. У меня свидание с молодым человеком было, – сказала она и смутилась. – Я только и слышала, как супруги скандалили. Кричали уж очень громко… Можно вас спросить? – нерешительно посмотрела девушка на Гурова.

– Спрашивайте, отвечу, если смогу, – кивнул Лев Иванович.

– Вы мне скажете, как там Александр Вадимович? Его осудят? Я как-то звонила, спрашивала у следователя, и он мне ответил, что когда будет нужно, меня вызовут повесткой в суд, а пока что мне такие вещи знать не обязательно…

– Осудят вашего соседа или нет, я пока и сам не знаю, – ободряюще улыбнулся девушке Гуров. – Дело очень непростое оказалось. Вот я с коллегами еще немного поработаю над ним, выясню разные непонятные для суда обстоятельства, вот тогда… – Лев Иванович развел руками. – А пока сказать ничего не могу.

– Жалко, – расстроилась Мария. – Просто мне кажется, что он не виноват и Татьяну не убивал… Не такой он человек, чтобы убить кого-то.

– Мария, а вы сейчас никуда не уходите? – поинтересовался Гуров. Девушка ему нравилась, хотя красавицей ее он бы не назвал. Скорее, симпатичной. – Нам бы потом с вами очень хотелось поговорить, не вызывая вас для беседы в наше учреждение.

– Нет, я буду дома, – просто ответила соседка Вершинина. – И буду вас ждать. Хотя я уж и не знаю, что я могу еще нового рассказать. Вроде бы уже все сказала еще полгода назад, – нерешительно добавила она.

– Ну, за полгода можно столько всего интересного вспомнить! – подбодрил девушку Лев Иванович.

– Или забыть все детали окончательно, – скептически проговорила Мария.

– Дайте угадаю, – прищурился Гуров. – Вы учитесь на юрфаке на следователя. Угадал?

– Нет, не угадали, – рассмеялась девушка. – Я на инязе учусь, на четвертом курсе.

– Ну, тогда ждите нас минут через двадцать к себе в гости. – Лев Иванович слегка поклонился, отступил назад и закрыл за собой дверь.

– Ты с кем это, Лев Иванович, так долго беседовал? – поинтересовался Крячко.

– С соседкой напротив, – ответил Гуров. – Очень милая юная особа, доложу я вам.

Лейтенант Семашко вышел из одной из боковых комнат и произнес скороговоркой:

– Терентьева Мария Павловна, двадцать два года, студентка МГУ, учится…

– На факультете иностранных языков, снимает двухкомнатную квартиру у четы Остафьевых, врачей, которые в данный момент отсутствуют, потому как три года назад отбыли работать по контракту в Иран, – смеясь, перебил парня Крячко. – Не ты один, Дмитрий, у нас такой памятливый.

– Так, хватит вам тут устраивать соревнования, у кого лучше память, – вздохнул Гуров. – Прямо как дети, ей-богу. Лучше скажите, что уже успели осмотреть.

– Да ничего толком не успели, – развел руками лейтенант. – Я только из гардеробной вышел. Вещей там, одежды всякой – немерено! Никогда столько не видел. Особенно женской обуви много.

– Ну, а как ты хотел! – усмехнулся Крячко. – Татьяна Дмитриевна знаменитой фотомоделью была. Ей по статусу положено было столько вещичек иметь. Она – человек популярный в мире моды. Так что…

– Это я понимаю, – ответил Семашко. – Только вот зачем она в дорогих туфлях на высоком каблуке дома ходила, когда у нее всякой другой обуви попроще и без шпилек полным-полно? Тут толпы нет, оценить ее красивые ноги, кроме мужа, некому.

– Как это – дома ходила? – не понял Гуров и переглянулся с Крячко.

– Так ведь когда ее тело нашли, то она была одета лишь в халатик на голое тело, но зато – в туфлях на высоком каблуке.

– Хм, а и правда, почему? – задумался Лев Иванович.

– А может, она куда-то собиралась и успела только туфли надеть, а остальное не успела, – задумчиво предположил Крячко.

– Кто же сначала туфли надевает, а потом нижнее белье? – удивился Гуров. – Ты сам пробовал когда-нибудь так одеваться?

– Так ведь кто их этих современных женщин знает, – хмыкнул Крячко. – Сколько раз лично наблюдал, как женщина за рулем, остановившись на зеленый свет светофора, переобувалась, красилась и говорила по телефону – и все это одновременно!

– Я так думаю, что она все-таки кого-то ждала, – задумчиво произнес Семашко. – Правда, ее телефон так и не нашли, но распечатки разговоров оперативники посмотрели. Последний, кому она звонила, был фотограф из того модельного агентства, в котором Вершинина работала. Итальянец, между прочим.

– Угу. Сплетники записали этого итальянца Вершининой в любовники, – напомнил Крячко.

– Свидетели, а не сплетники, – с укоризной поправил Станислава Гуров.

– А вот тут ты, Лев Иванович, неправ. Эти так называемые свидетели свечку, что ли, держали, коль так твердо и в один голос утверждают о любовной связи фотографа и модели? Тут как раз тот самый случай, когда домыслов больше, чем реальных фактов.

– Копать, я думаю, в этом направлении все же есть смысл, – кивнул Семашко. – Как ни крути, а в любой сплетне чаще всего есть доля правды. На пустом месте разговоры не появляются. Так еще моя бабушка говорила.

– Вот ты эту версию и будешь раскручивать, – заявил Лев Иванович и похлопал лейтенанта по плечу. – Любовник, если он и был, то тоже вполне мог по каким-то причинам желать смерти своей любовницы. А уж какова эта причина и была ли она вообще – ты и выяснишь.

– Так, – потер руки Крячко, – с одной линией следствия мы определились.

– Не с одной, а с двумя, – поправил Станислава Лев Иванович.

– Это какая вторая-то? – удивился Семашко.

– Сам Вершинин остается под подозрением, как ни крути. Надо его показания снова проверить и перепроверить. Я правильно мыслю, Лев Иванович? – Крячко прошагал из коридора, в котором они стояли, пока беседовали, в гостиную.

Остальные двинулись за ним.

– Ну-ка, умники, напомните мне, где нашли тело жертвы, – усмехнувшись про себя, попросил Гуров коллег. – Что-то с памятью моей стало…

– Ладно тебе, Лев Иванович, – хмыкнул Станислав. – У тебя память получше моей и Дмитрия вместе взятых будет. Только ты хитрый и признаваться в этом не хочешь.

– Я не хитрый, просто иногда шучу таким образом, – ответил Гуров, проходя через гостиную, в глубине которой было две двери – одна вела в хозяйскую спальню, другая – в комнату для гостей, которую, по показаниям хозяина дома, супруги хотели переделать потом в детскую.

Войдя в левую из двух дверей, которая вела в будущую детскую, Лев Иванович остановился на пороге и огляделся. Крячко и Семашко подошли ближе и встали у него за спиной. Каждый из оперативников мысленно прокручивал в уме детали убийства, которое произошло в этой комнате полгода назад, и задавался вопросом, как же все произошло на самом деле, кто и по какой причине убил знаменитую своими скандальными похождениями красавицу.

– Статуэтку футболиста так и не нашли… – не спросил, а констатировал факт пропажи орудия убийства Крячко. – А может, все-таки муж ее и убил, а сообщник после его ухода явился в квартиру и замел следы? И дверь Вершинин специально не закрыл, чтобы доступ в квартиру убийце облегчить. Сам вроде бы как не при делах, алиби себе обеспечил… На записи с видеокамеры, что висит при входе в подъезд, есть только два момента, связанных с Вершининым, – когда он уходит вечером и когда приходит утром…

– Кстати, – внезапно оживился Семашко. – На видео есть еще один весьма интересный момент. Я обратил на это внимание, когда читал отчет по просмотру видеозаписи. Примерно через двадцать минут после ухода Вершинина из дома в подъезд вошел очень интересный тип, похожий на самого Вершинина, но только одетый по-другому. А потом, через пять минут, этот же субъект