Анна Малышева - Тело в шляпе

— Э-э, это я. Да. Да. Все прошло очень удачно. Очень. Да.

И повесил трубку.

Глава 38. ВАСИЛИЙ

Саня изображала опытного кулинара. Она с немыслимой скоростью строгала салат и овощи для борща, параллельно мешала что-то жареное в сковородке, мыла зелень и терла сыр.

— Наши отношения никогда еще не заходили так далеко, — томно заметил Василий, наслаждавшийся предвкушением ужина в милом его сердцу обществе. — Что может быть притягательнее? Девушка готовит обед, а мужчина наблюдает за этим.

У старшего оперуполномоченного не возникало ни малейшего сомнения, что вся мизансцена посвящена ему. Бывает театр одного актера, а бывает — одного зрителя. Если бы, кроме Сани и Василия, на кухне был еще кто-нибудь, спектакль был бы загублен, и все Санины старания превратились бы в простое приготовление еды, на кото-: рое и смотреть-то не хочется. А так — Саня собрала волосы на затылке в пучок, заколола кадкой-то кривой пластмассовой палочкой, и когда один, два, а то и три волоса вываливались из этой СЛОЖНОЙ конструкции, она сдувала их со лба и чесала нос тыльной стороной ладони. Она надела шорты и длинную майку и шныряла туда-сюда, а Василий внимательно следил за ее передвижениями. Она поворачивалась к нему то так, то эдак, то кармашком на майке, то разрезиком на шортах. Прелесть! И столько в ней было нежности, столько интимности.

— Еще пять минут потерпи, паразит, — говорила она ласково. — Все почти готово, и скоро твоя ненасытная утроба получит свое.

— Я никуда не тороплюсь, солнышко, хотелось бы только, чтобы еды было побольше и чтобы она была повкуснее.

Саня брызнула в него водой с петрушки — ну это ли не заигрывание? — и опять устремилась к плите. Тут-то и зазвонил телефон.

— Подойди, — велел Василий, а сам пошел в комнату и снял параллельную трубку.

Саня осталась на кухне. Было видно, что она волнуется.

— Але. Здравствуйте.

— Здравствуйте, Александра. Это Рэне Ивановна. Не поймите меня превратно, но мы хотели бы сделать вам предложение. Наш фонд готовит сейчас проведение семинара для журналистов в Греции. Не согласились бы вы принять в этом участие?

— Разве это ваш фонд, Рэне Ивановна? — Голос Сани звучал достаточно твердо, хотя поджилки у нее тряслись. — В редакцию пришла бумага из фонда Моррисов.

— Да, стажировка будет проводиться по линии Моррисов, но на наши деньги. Так как?

— Но в фонде Моррисов ничего об этом не знают.

— Уже знают. Мы сегодня отправили им программу, и они согласились. Так вы хотите поехать? — Рэне Ивановна была сама доброжелательность.

— Если я правильно вас поняла, Рэне Ивановна, в ответ на вашу любезность мне придется отказаться от написания материала о пансионе? спросила Саня.

— Разумеется. Так как?

— Нет. Я не переношу жару, а из греков люблю только древних.

— Но вы все-таки еще подумайте, — чувствовалось, что дама с трудом сохраняет спокойствие, — может получиться так, что материал ваш все равно не выйдет, но и в Грецию вы не поедете.

— Это почему же он не выйдет? — Саня перестала бояться и тоже разозлилась.

— Мы уже переговорили с вашим начальством, и нас заверили, что все будет в порядке.

— Ax, так. Могу вас заверить, что, если материал не удастся опубликовать в нашей газете, его опубликуют в другой. С радостью. Всего доброго и спасибо за предложение.

Василий вернулся в кухню, Саня сидела за столом, злая и красная.

— Ну что — съел? "Тебя хотят убить! Я посижу у тебя в засаде! Они узнали твой домашний адрес!" Мыслитель, стратег! Как умно все придумал, как убийцу заманил! Вася, они не убить, а купить меня хотят! Это просто взятка, понял?!.

Понял. Он понял.

— Что ты разоралась? Ты же от взятки отказалась, решимость довести дело до конца продемонстрировала. Так что покушение очень даже возможно.

— Да перестань! — Саня стукнула по столу ладонью только-только освобожденной от гипса руки и тихонько взвизгнула. — Какое там покушение! Ладно, садись ешь. И зови Леонида из подворотни, пусть тоже поест. Порадуй его, что охранять меня больше не надо, никому я на фиг не нужна.

Василий запечалился: вот и конец интиму.

Сейчас припрется Леонид, будет жрать борщ, злорадно ухмыляться, высказываться о глубине версий капитана Коновалова. Саня тоже хороша, вот и пойми ее. Сначала вопит, как мы ее подставляем под удар; потом чуть не плачет, когда выясняется, что убивать ее никто не собирается.

Василий сосредоточенно собрался, мрачно сказал, что "спасибо, не голоден", пообещал, что "лейтенант сейчас прибудут", попрощался и ушел. Особое внимание он обратил на то, что Саня даже не попыталась догнать его и вернуть. Правда, уходил он стремительно, но минут десять посидел в подъезде на подоконнике и покурил. Могла бы и одуматься. Нет, не вышла, не позвала.

Глава 39. ИРИНА

Ирина страдала, но страдала активно. Ей хотелось со всеми и постоянно обсуждать сложившееся положение. Разговаривать, однако, удавалось только с мамой и Геной, и оба ее вынужденных собеседника на страдательные речи Ирины реагировали неправильно. Мама призывала съездить к Ивану и поговорить. Гена затравленно молчал, боясь сказать что-нибудь не то. И все-таки сказал:

— Может, тебе пока устроиться на работу?

— Да? Это на какую же? — язвительно поинтересовалась Ирина.

— По специальности. Ты же математик.

— Ага. Ты, Гена, умник. Я была математиком, точнее — программистом, пятнадцать лет назад. С тех пор все изменилось до неузнаваемости.

— Кто — математика изменилась? Ирина застонала. Объяснять Гене, чем отличается математика от программирования, было абсолютно бесполезным делом. Самым неприятным оказалось то, что мама Гену поддержала:

— А то и работать — так что ж. За детьми я присмотрю.

— Мама! Дети привыкли жить так, как они живут сейчас. Есть нормально, одеваться нормально. А мне, если работать, придется начинать с нуля. Помнишь, как мы жили, когда учились в университете? Только тогда у меня детей было в три раза меньше.

— А почему же ты к нему не едешь? — со времен их развода мама никогда не называла Ивана по имени.

— Потому что он уже скорее всего получил результаты генетической экспертизы — мне сказали, что он взял волосок Павлика и уже отвез его в лабораторию.

— Ой, вот беда! — Мама схватилась за голову. — Что же делать? Надо же что-то делать!

— Сама ему эту идею подала, так ведь? — напомнила Ирина.

— Небось и без меня догадался бы.

— Не знаю.

— Ты меня винишь, Ириша? — Мама выглядела жалко.

— Ой, мам, я жизнь виню. Ивана, Гену. Детей — они своему папаше все гадости прощают. Как Лиза говорит? "Папу можно понять". Только меня никто понять не хочет,

— Детей винить нельзя — они дети. Потом во всем разберутся.

— Когда — потом? На моих похоронах?

— Что ты, что ты! Нельзя так говорить! — Мама замахала руками.

— Почему нельзя? Когда я думаю, что Иван уедет и я останусь в дураках, мне жить не хочется. Да! Да!

— А вдруг не уедет? Почему обязательно уедет?

— Я вчера была на его фирме. Фирма готовится к продаже. Мне Маша звонила — вчера уже новый хозяин приходил — знакомиться. Завтра или послезавтра уже продадут. И все. Тогда — все.

Глава 40. ВАСИЛИЙ

Квартира Кусяшкина была опечатана. Пока Леонид ковырялся с печатями, Василий осматривал лестничную площадку. Неудачная. Всего две квартиры — одна напротив другой, шансов, что кто-то что-то видел, почти никаких. Да что там почти, просто никаких. Соседи уже все рассказали, и рассказ получился недолгим: не видели, не слышали. Оперативники современных соседей невысоко ценили за невнимательность и нелюбознательность, называли их слепоглухотупыми. То ли дело в прежние времена — как хорошо, как сплоченно жили, от дверных глазков было не оторвать. И чего не знали — рассказывали. А сейчас — сонное царство.

Леонид открыл наконец дверь. Следы криминалиста были видны сразу: контур тела на полу ("Они что, теперь и живых людей очерчивают?" — удивился Леонид); меловой кружочек — контур дна бутылки с коньяком, которым Кусяшкин отравился; рассыпанный порошок — отпечатки снимали. Кстати, без толку отпечатки только Кусяшкина.

Следователь Малкин тоже выразил желание осмотреть место происшествиями оперативники ждали его с минуты на минуту.

Накануне вечером Василий и Гоша еще раз попытались смоделировать психопортрет убийцы, которому помешали и Гарцев, и Грушина, и Кусяшкин. Гошин метод базировался на том, что, если какая-то деталь мешает выстроить версию, надо эту деталь временно убрать. Василию метод казался уязвимым и спорным.

— А как, Гошечка, потом с ней быть, с деталью? — всегда спрашивал он гаденьким голосом.