День поминовения - Кристи Агата

– Ах, это ты?!

Он быстро подошел к ней:

– Что-нибудь случилось, дорогая?

– Нет, ничего. – Она запнулась, потом торопливо заговорила: – Ничего, ничего особенного. Просто меня сейчас чуть не сбила машина. Я, конечно, сама виновата. Я как-то задумалась и переходила дорогу, не глядя по сторонам, а из-за угла на большой скорости вывернула машина…

Он взял ее за плечи и слегка встряхнул:

– Айрис, ну куда это годится? Как можно посреди мостовой ни с того ни с сего задумываться. В чем дело, родная? Что с тобой происходит?

Айрис подняла на него глаза – расширенные, потемневшие от страха. Он разгадал их выражение еще раньше, чем она произнесла тихо и торопливо:

– Я боюсь.

К Энтони вернулся его обычный чуть насмешливый тон. Он сел на диван и усадил Айрис рядом с собой.

– Давай-ка выкладывай все начистоту.

– Не знаю, право, должна ли я тебе говорить.

– Это еще что за новости? Ты, кажется, подражаешь героине третьеразрядного романа, которая в первой же главе заявляет, что не может открыть герою свою ужасную тайну, хотя причин для этого нет никаких, кроме желания автора чем-то занять героя и тем самым растянуть повествование еще на двести страниц.

На лице Айрис промелькнула едва заметная улыбка.

– Я бы тебе рассказала, Энтони, но я не знаю, что ты подумаешь. В это так трудно поверить…

Энтони начал загибать пальцы:

– Незаконнорожденный ребенок – раз, любовник-шантажист – два…

Айрис возмущенно прервала его:

– Ну что ты выдумываешь! Ничего похожего.

– Какое счастье! У меня просто гора с плеч свалилась, – сказал Энтони. – Ну, давай, глупышка, не тяни.

Лицо Айрис снова омрачилось.

– Ты все смеешься, а это совсем не смешно. Вчера вечером…

– Да? – Энтони насторожился.

– Ты ведь был сегодня на следствии, ты сам слышал… – Айрис умолкла.

– Что, собственно, я слышал? – спросил Энтони. – Слышал разные технические подробности о свойствах солей цианистой кислоты, в частности о цианистом калии и его действии. Слышал отчет полицейского инспектора – не Кемпа, а другого, с усиками, который первым прибыл в «Люксембург» и начал там распоряжаться. Слышал, как бухгалтер из конторы Джорджа Бартона по предложению официальных лиц опознал труп. Наконец, слышал оповещение о том, что следствие откладывается на неделю, поскольку судебному следователю больше сказать было нечего.

– А ты хорошо помнишь отчет инспектора? Помнишь, как он сказал, что под столом была найдена свернутая бумажка со следами цианистого калия?

– Как же, помню. Очевидно, тот, кто подсыпал яд в бокал Джорджа, незаметно бросил пустую бумажку под стол. Простейший способ: если будет обыск, никакой бумажки при нем – или при ней – не обнаружат.

К его изумлению, Айрис вдруг охватила дрожь.

– Нет, нет, Энтони! Все это было совсем не так!

– Что было не так? Что ты об этом знаешь?

– Бумажку бросила я, – сказала Айрис.

Он обратил к ней недоуменный взгляд.

– Слушай, сейчас я все тебе объясню. Помнишь, как Джордж выпил шампанское и как потом все это произошло?

Он кивнул.

– Кошмар… Как в страшном сне. И главное, как раз в тот момент, когда казалось, что все уже обошлось… Ты понимаешь?.. После концерта, когда зажегся свет, я вдруг почувствовала такое облегчение. Ты ведь помнишь, когда в прошлый раз зажегся свет, Розмэри была уже мертвая… И вчера меня все время мучил страх, что вот опять наступит этот момент и опять случится что-то ужасное… Мне чудилось, что Розмэри где-то здесь, за столом, рядом с нами… и мертвая…

– Айрис!

– Я понимаю, это все нервы… И когда зажегся свет, и я увидела, что все сидят на своих местах как ни в чем не бывало и ничего не случилось, у меня сразу стало так легко на душе. Как будто все это кончилось навсегда, безвозвратно, как будто можно начать жизнь сначала. И мне сделалось так весело! Я пошла с Джорджем танцевать, потом мы вернулись к столу. Потом Джордж вдруг заговорил о Розмэри и предложил тост в память о ней, а потом он упал… и весь этот кошмар снова нахлынул на меня. Я совершенно оцепенела от ужаса. Стояла как вкопанная, а внутри меня всю трясло. Помню, как ты подошел, чтобы взглянуть на него поближе. Я отступила на шаг. Потом появились официанты, кто-то крикнул, что нужно послать за врачом. А я все стояла и стояла как изваяние. И вдруг словно какой-то ком подступил к горлу – и сразу полились слезы. Я раскрыла сумочку, чтобы достать платок, стала рыться в ней не глядя, нащупала платок – и почувствовала, что внутри что-то зашуршало. Сложенная плотная бумажка, как пустая обертка из-под порошка. Но как она туда попала? Ведь никаких порошков у меня в сумочке не было! Я отлично помню, как я собиралась на вечер и укладывала туда разные мелочи. Я ее перевернула, встряхнула, а потом положила пудреницу, губную помаду, носовой платок, гребешок в футлярчике, шиллинг и немного меди. Кто-то подложил мне этот пакетик – другого объяснения нет. Тут меня словно ударило: я вспомнила, что после смерти Розмэри у нее в сумочке нашли точно такой же пакетик и в нем были остатки яда. Мне сделалось страшно, так страшно! Пальцы разжались, и бумажка выскользнула из платка и упала под стол. Я не стала ее поднимать. И никому ничего не сказала. Ты только подумай, Энтони! Ведь это значит, что кто-то хотел изобразить все так, как будто Джорджа отравила я. Но это же неправда!

Энтони протяжно свистнул.

– Никто не видел, как ты выронила эту бумажку?

Айрис на мгновение задумалась.

– Трудно сказать… По-моему, Рут могла заметить. Но у нее в тот момент был какой-то странный вид – совершенно отсутствующий. Так что я не знаю – заметила она что-нибудь или просто смотрела в мою сторону невидящим взглядом.

Энтони еще раз свистнул.

– Ничего не скажешь, веселенькая история!

– Я просто с ума схожу, – сказала Айрис. – Я все боюсь, что они узнают.

– Странно, что на обертке не нашли отпечатков твоих пальцев. Ведь полиция первым делом смотрит отпечатки.

– Там и не могло быть моих отпечатков. Я же к ней не прикасалась, я ее нащупала через платок.

Энтони кивнул:

– Считай, что тебе повезло.

– Но кто мог ее подложить? И когда? Сумочка весь вечер была при мне.

– Ну, возможность всегда найдется. Например, когда ты пошла танцевать после концерта, она оставалась на столе. Вот тебе первая возможность. А вторая – еще до начала вечера, в дамской комнате. Ты можешь рассказать, как дамы ведут себя, когда они остаются одни? Как ты понимаешь, эта сфера мне недоступна. Что вы делаете – сразу расходитесь к разным зеркалам?

Айрис задумалась.

– Мы все подошли к одному столу. Там такой длинный стол со стеклянной крышкой, а над ним, во всю ширину, зеркало. Свои сумочки мы положили на стол и стали приводить себя в порядок – представляешь?

– Не очень, но это неважно. Продолжай.

– Рут припудрилась, Сандра пригладила волосы и поправила шпильку, а я сняла меховую накидку и отдала ее гардеробщице. Потом вдруг заметила, что чем-то запачкала палец, и отошла к другой стенке вымыть руки.

– А сумочка осталась на столе под зеркалом?

– Да. Пока я мыла руки, Рут все еще стояла перед зеркалом, а Сандра, кажется, отошла отдать женщине свой палантин[71]; потом она вернулась к зеркалу, а Рут пошла мыть руки. Тут я сама еще раз подошла к зеркалу и стала поправлять волосы.

– Выходит, и та и другая могли незаметно раскрыть твою сумочку и что-то туда сунуть.

– Да, но ведь, когда я обнаружила пакетик, яда в нем уже не было. Значит, яд сначала всыпали Джорджу в шампанское, а потом уже подложили мне пустую бумажку. И вообще, по-моему, ни Рут, ни Сандра на такое не способны.

– Ты слишком идеализируешь людей. Сандра – фанатичка; живи она в Средние века, она бы собственноручно сжигала своих врагов на костре. Что касается Рут, то из нее, на мой взгляд, вышла бы первоклассная отравительница, которая умеет все предусмотреть заранее и не оставляет следов.