Намек. Архивный шифр - Иван Кузнецов

багровыми пятнами. — Расскажи мне! Что нужно делать и как это всё?

Николай чувствовал, что другу жизненно необходима поддержка. Но как рассказать такое? Сам зардеешься и сгоришь от смущения! Одно дело — слышать среди ночи, как приглушённо возятся под одеялом мать с отцом и как поскрипывает под ними самодельная деревянная кровать, или увидеть случайно, как среди ржаного поля нетерпеливо льнёт друг к другу парочка, которой вовсе не положено быть вместе. Совсем другое — рассказывать о самом себе, да притом Алексею Извольскому!

— Вы что, жениться собрались, Алексей Кондратьевич?

В смятении Николай забыл нестойкую ещё привычку обращаться к другу на «ты» и без прибавления отчества. Да и тот не обратил внимания, что Николай проштрафился.

— Нет, я пока не собираюсь.

— Батюшка просватал? — предположил Николай, совсем сбитый с толку.

Что за срочность?!

— Нет-нет. Тут другое.

Молодой человек упрямо опустил голову, явно показывая, что не расположен давать пояснений.

Неужели у Алексея появилась зазноба из весёлых вдовушек или дамочек, что гуляют от своих мужей, пока те в отъезде?! Не может быть!

— Если опытная, то можно вовсе ни о чём не беспокоиться, — аккуратно подступился Николай. — Только и скрывать не нужно, что сам в первый раз. Всё равно поймёт. Лучше, чтоб сразу знала. Чтоб жалела.

Он удивился, до чего похабно звучит, будучи произнесённым вслух, то, что в душе казалось простым и естественным. Может, лучше прямо рассказать Алексею, о чём тот просит? Лучше бы, но не выйдет: язык не повернётся. Среди деревенских приятелей-подростков откровенные разговоры ходили. Николай слушал — не морщился, мотал на ус. А сейчас ему в полной мере передалось от старшего товарища тяжёлое, неодолимое смущение.

Алексей между тем побледнел и замкнулся. Оба ещё поразмышляли молча, но так и не решились больше озвучить своих потаённых мыслей.

На следующей неделе — прямо в понедельник — это запомнилось Николаю — Алексей явился в Никольскую башню и вызвал его со службы. Удивлённый Николай, ни о чём не просивши начальство, был отпущен до конца дня с правом не возвращаться сегодня.

— Я сказал, что мне требуется обсудить с тобой структуру фонда Комиссии для строения Москвы. Часть документов у вас, часть — у нас, сам понимаешь. Мне нужно рассказать тебе кое-что. Я с тобой одним могу поделиться, и то тошно!

Ни разу Николай не видел Извольского настолько взвинченным и потерянным, как в этот день. Выражение лица у старшего товарища было таким, как будто с ним случилось внезапное и страшное несчастье.

— Идём на Москвареку, — решительно объявил Алексей.

Молча, ходко шагали вдоль берега, пока не нашёлся спуск к воде. Людей тут не было. Алексей сел прямо на ступеньку и стал рассказывать, провожая взглядом быстро плывущие льдины — остатки недавнего ледохода.

— Я прежде молчал, потому что должен был… И сейчас должен молчать: дал слово. Но положение сейчас такое отчаянное…

Вот оно! Вот что сквозило сегодня и в лице Алексея, и в его манере держаться: отчаяние!

— Я могу сказать тебе, потому что я уверен в тебе, как в самом себе. Мне больше некому.

Алексей не попросил дать обещание, но Николай, чтобы успокоить его, сам произнёс:

— Я — могила.

Смешная клятва, выскочившая откуда-то из детства, прозвучала с неуместным легкомыслием. Но Алексей не отреагировал: видимо, отнёс её на счёт не известной ему культурной традиции российской глубинки.

— В прошлом году осенью… Помнишь, я рассказывал тебе о господине, который очень заинтересовался моей статьёй? Господин Орлов.

— Помню. Тот явился к тебе на службу, расспрашивал.

— Не на службу. Он нашёл меня через Археологическое общество. Он не скрыл, что также интересуется научной информацией о масонстве, что занимается и сам поиском фактов, в противовес домыслам. А потом он захаживал в архив. Искал те или иные документы Комиссии для строения, и более поздние. Я помогал ему в поисках и по долгу службы, и из интереса.

От воды тянуло сырым холодом, было зябко. Но Николая в жар бросило от новости, сообщённой далее Извольским.

— Так вот. К Рождеству ближе Орлов внезапно объявил мне, что сам является масоном, причём мастером, и недвусмысленно намекнул, что был бы рад, если бы я вступил в ряды братьев… Забыл… Как-то он красиво выразился, что был бы рад найти во мне брата… В этом роде. Что, по его мнению, я создан для братства. Ты же понимаешь, что я согласился не раздумывая!

Итак, Алексей волей причудливого случая попал туда, где можно только мечтать оказаться. Какое же несчастье могло за этим последовать?!

— Ложа организована очень серьёзно… Я не могу сказать тебе её названия… Так вот, организация. Она поделена на группы. Каждый мастер курирует нескольких подмастерьев и учеников. Он встречается со своими подопечными отдельно, и те никогда не видят других мастеров и не знакомы с учениками и подмастерьями из других групп. У мастеров свои собрания, и они все между собой знакомы. Как я понял, подмастерье тоже готовится к посвящению в мастера, но ему разрешено участвовать не в любом заседании.

А ведь истинное масонство, подумалось Николаю, обязано быть выше сословных предрассудков! Что, если и ему найдётся место в группе учеников?!

Извольский между тем был озабочен совсем другими вопросами.

Его приняли в ученики. Он, ясное дело, дал клятву молчать. Поручительство Орлова легко открыло ему заветную дверь. Правда, самого Орлова Алексей с той поры видел редко: группу вёл другой мастер. Группа собиралась раз в неделю, обсуждала нравственные и философские вопросы. Много говорили о современной политике. В общем, Алексею уже и наскучили разговоры без дела. Тайных знаний или откровений он не почерпнул никаких в этих собраниях. С другом множество раз порывался поделиться — и радостью, и сомнениями, но не желал так легко нарушить данного слова, хотел испытать самого себя на стойкость к такому простому соблазну.

Участники группы бывали довольно откровенны между собой относительно достаточно личных и даже интимных вопросов. Вот и Алексея вытянули на откровенность. Почему-то всех удивило, а потом сильно озаботило, когда выяснилось, что Алексей ещё не имеет опыта близкого общения с женщинами.

Рассказывая, Алексей, бедный, побелел, как давеча, и одновременно покрылся красными пятнами. Это вызвало у Николая глубокое сострадание, но чем утешить, как поддержать друга, он не знал. Ему представлялось неправильным и неприятным, что целая компания взялась обсуждать неопытность молодого человека и давать рекомендации. Сквозь землю от такого провалишься!

— Нашли занятие! — буркнул Николай. — А ещё масоны.

— Ты не понимаешь! — воскликнул Алексей. — Они считают, что я должен повзрослеть. Что интимный опыт избавит