Частный дознаватель - Павел Журба

рациона, как тут мой нос уловил аромат жаренного бекона… И я поплыл. Не потому, что был бесхребетным слугой желудка, а из-за того, что находился в теле вечно голодного юнца.

Я встал, пододвинул трёхногое «кресло» и грузно на него опустился.

— Почему не достаёшь тарелок? — Сабрина развернулась на пол оси и с требованием зажала в руке подобие поварёшки.

— Помнится, кое-кто обещал выполнять всю работу по дому и не будить меня в шесть утра.

— Увидев такую халабуду, мои планы сразу же поменялись. Где это видано: жить в комнате, совмещённой с кухней, столовой и гостиной?

Я поднялся и достал из тумбочки пару относительно чистых вилок.

— У тебя весьма большие претензии для того, кто живёт на улице. Столовая? Знаешь, даже в богатых домах не всегда она есть, что уж говорить о стандартных квартирах, и, тем более — о комнате.

— Врёшь. В любом нормальном доме есть столовая. Это первое по важности помещение в здании.

— Ага. Наверное, на втором месте в твоём списке идёт комната для курения кальяна? А уборная, должно быть, и вовсе на последнем, ведь тем, у кого есть столовая, даже не надо мыться: они боги, и кожа у них всегда чистая, как у младенца.

Девушка недовольно фыркнула. Затем она разложила мясо и яичницу по тарелкам, и мы принялись есть. Молча.

«Надеюсь, Беатрис будет дома. Она многое должна знать о хозяйке. В том числе и тех, с кем аристократка встречалась… Чёрт. Поганый Симон. Неужто этот сопляк и вправду вырубил меня дротиком? Какой у засранца мотив, если только не скрыть своё преступление?.. А потом его убили. Ядом. А я даже не имею выхода к рынку сбыта. Проклятье…»

Кто-то меня пнул. Я поднял голову и уставился на единственного человека в комнате. Дамочка показательно задрала нос.

— И что тебе от меня надо?

— Это и ежу понятно: чтобы ты извинился за нанесённое мне оскорбление.

— Ёжик, наверное, уже очень устал: затаскали его, беднягу. Всем от него что-то надо. А его кто-то об этом спросил?

— Нет. У ежей нет прав в мире людей. Поэтому они и ёжики. Будь эти остряки умными, они бы так и назывались — люди.

— Чего?

Манипуляторша забавно надула губки.

— Извиняйся, чего! Я ещё обижена…

— Тогда пошла вон из дома. — моментально парировал я и, уверенный в своей победе, плутовски опёрся на спинку стула. Но не слишком развязно: чтобы не свалиться.

Дама «злобно-кокетливо» улыбнулась и послушно возвратилась к трапезе. Уж не знаю, где она отыскала яйца и бекон в шесть утра, но за это ей — большое спасибо.

Когда мы закончили есть, я скинул грязную тарелку в раковину и, утерев лицо полотенцем для рук, полез в шкаф. Ничего интересного там не нашлось, впрочем, я, как удачно сложилось, многого и не требовал: всего-то новые штаны и рубашку.

Пока я одевался, девушка уже успела спрятать свой мешок, натянуть туфли с ужасно длинным каблуком и накрасить губки у входного зеркальца, в котором, вероятно, де Салес обычно проверял ровность своего жалкого пробора.

— Работаешь посменно?

— Неа. — налету ответила дамочка, издеваясь над дверным замком, то бишь, переводя с ироничного на человеческий, пытаясь его открыть. — Работаю по пятнадцать часов в день, но с большими перерывами. Обычно мы проводим свободное время за настольными играми или бильярдом.

— Да у тебя рай, а не работа, как я погляжу. А мужчин туда берут?

— Не таких страшненьких. — негодница показала мне язык и вышла на крыльцо. На прощание она хлопнула дверью.

«И зачем я её приютил. Одни хлопоты и злая ирония. Мужчине нужно приходить домой и знать, что за ним опора, а не красивенькая склочная язва… Хотя, эта язва вполне ничего. Будь я на лет десять моложе… Постойте»

Дверь резко отворилась.

— Эй, Лойд, — из дверного проёма вылезла накрашенная головка. — Не знаю, как обычно говорят сожительницы, но… Целую!

Дверь опять закрылась.

«Что это, как не кнут и пряник? Манипулятор даёт кроху положительных эмоций, а потом обильно поливает это негативом. По итогу жертва ждёт нового всплеска доброты и привязывается, как бобик, которого часто бьют, но иногда кормят… Кажется, я слишком глубоко копаю»

Дверь резко отворилась.

— И я тоже тебя целую… а?

В комнату вошёл остроухий человек. Я не помнил его имени: сны быстро выветриваются.

— Ну привет, Лойд. — убийца достал из-за спины арбалет. — Думал, никто не узнает, что один паскудник-детектив выжил? Рассчитывал скрыться?

— Ага. И именно поэтому вчера прошёл половину этого грёбаного города на своих двоих.

Эльф скорчил кислую мину.

— А ты прав. В твоих действиях нет логики… Значит, ты больной. Поздравляю.

— Зато ты здоровый, как я погляжу.

На остроухом не было живого места: весь в синяках и ссадинах.

«Он где-то повредил ногу. Весь его вес держится на правой. Нужен лишь толчок»

— И где мольбы о пощаде, де Салес? Или я слишком мерзок, чтобы просить у меня прощения? Что, потомку работорговца не пристало кланяться в ноги эльфу?

— Да у тебя комплексы, мой друг. Иди полечись…

В воздухе просвистел арбалетный болт. Он вонзился в стену на высоте моей макушки: за секунду до выстрела я упал на пол.

— Эй, ловкач!

«Перед выстрелом убийца всегда отводит корпус назад и дёргает ногой. Редкий умелец может побороть это рефлекторное движение и стать настоящей загадкой. Этот глупый фрукт — не исключение… Остаётся лишь узнать, сколько зарядов хранит его оружие…»

— Не сбежишь!

Я опрокинул столик, и арбалетный болт, пробив его насквозь, вонзился в половицы, чуть не пригвоздив мою руку к полу.

— Что за… Де Салес, и где научился!

Через дырку в столе я увидел, как озадаченный моей ловкостью убийца тянется к сумке.

«Блеф, чтобы выманить меня из укрытия, или возможность? В любом случае, надо выходить из-за стола, потому что уклоняться вечно вряд ли удастся…»

Я привстал и, захватив столик за ножки, двинулся на противника. Тот не успел перезарядиться: бросив и сумку, и арбалет, убивец спешно достал стилет и принялся тыкать им под столик, надеясь порезать мне ноги.

Я бросил импровизированный щит и вмазал в открывшуюся рожу соперника. Попал удачно — расквасил нос. Подлец вылетел из дома и, за неимением ограждения у крыльца, грохнулся на землю. Я высунул голову и стал наблюдать, как это жалкое подобие убийцы пытается встать на ноги: удар об твёрдую поверхность знатно сплющил его, и он еле передвигал конечностями.

За открывшимся представлением наблюдали соседи. Я замечал в окнах и на балконах знакомые лица.

— Пора с этим заканчивать. — я достал