Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

вместе, а сердце привычно радовалось, глядя на жену. Когда Лека остепенится и женится, поводов для радости будет гораздо больше. Внуки пойдут, может даже внучки. Даже лучше, если будут внучки — хоть узнает, каково это девочек баловать, а то по Леке вечно розга плакала. Соколов одно время чуть ли не поселился в доме, пытаясь понять, как мальчишка умудряется обходить обеты псарни и сбегать к родителям.

Анна обогнула стол, обняла Еремея, прижимаясь к его боку и целуя в висок:

— Еремушка, ты выглядишь, как дорвавшийся до сливок кот. Хорошее что-то случилось?

Он прижался присыпанной сединой головой к Анне и муркнул, как тот кот:

— Есть хорошее, как ему не быть? Я с утреца съездил к митрополиту Кириллу, договорились мы, что помогу ему с ремонтом монастырей в епархиях. Зашел и к отцу Иллариону — переговорил с ним. Он нашего Леку крестил — ему и венчать его.

Анна охнула:

— Еремушка, его же сана лишат за такое!

— Так, а зачем я, по-твоему, к отцу Кириллу ездил? Закроют на такую вольность глаза. Денег я для Леки не пожалею. Он у нас какой-то неправильный. Не сможет сам о таком договориться. Не умеет деньгами правильно пользоваться. Так что я сам все взял в свои руки. Даже если и донесет кто, что в епархии кромешника узами брака связали — я сказал отцу Иллариону, что не бросим его. Стар он, служить скоро не сможет, а мы за ним присмотр устроим. Не волнуйся, Аннушка, все будет просто замечательно!

Он обнял жену за талию и сильнее прижал к себе.

— Женится наш Лека, детки пойдут… Хорошо будет. Я справки наводил: Светлана Богомилова — сирота, воспитывалась тут, в Москве, в Анновском воспитательном доме. Говорят, умница, каких мало. Я бы на неё положился, не стал бы лезть в Лёкин брак, но у неё из приданного токмо ожерелье жемчужное — нечего её предлагать церкви, чтобы брак разрешили. И не косись так. Знаешь же меня — меня приданное не интересует, Леку нашего тем более. Главное, что душу нашего Леки умудрилась углядеть, вот это радует. В кромешнике человека увидела. За это одно я буду ей очень рад… Она княжичу Волкову, который к ней сватался, ради Леки отказала. Но дело с венчанием ей не уладить — просто церкви нечего дарить. Так что сам вмешался. Ты потом с Лекой поговори, а то с него станется отца родного в тюрьму за дачу взяток сдать.

Анна тихо рассмеялась:

— Ну что ты такое говоришь. Он же любит тебя, уважает…

— …и вечно лекции читает, как надобно вести дела! Так что браку Леки и Светланы Алексеевны быть.

Анна удивленно повторила:

— Светлана — имя-то какое дивное. Словно наше, и в то же время не наше.

— Наше это имя, христианское — я узнавал. Крещенная она. Ей тяжко пришлось из-за имени. Сперва к ней привязалась жандармская комиссия по имянаречениям, даже Духовная консистория в этом была замешана. Много кровушки ей попортили, годами таская и проверяя её имя. Потом комиссия по благонадежности перед её поступлением на Московские магические курсы целую неделю её в Магической управе держала — говорят, пытали её там, метку какую-то искали, ироды.

— Еремушка… Ты бы поостерегся лезть в такие дела.

— Да не боись, Аннушка, — он чуть отодвинулся и заглянул ей в глаза. — Я осторожненько, я токмо через проверенных людей сведения собираю, да и сам наказывать не буду — Лека посмотрит и решит, что делать. Не девятнадцатый век же, право слово, пытать каленой иглой. Нельзя на такое закрывать глаза. Не бойся, ничего страшного не случится. Ты же меня знаешь. Лучше готовься к свадьбе. Молодым много чего понадобится — Лека же сам не сообразит, привык на псарне довольствоваться малым, а Светлана наша не избалована судьбой — не будет просить многого. Дом им на свадьбу подарим — я уже присматривал один, да какая-то сволочь из Опричнины из-под носа увела. Ничего, найдем лучше, а надо будет — сами построим. Я тут подумал… Воздушное сообщение с Суходольском хорошо развито, железная дорога, опять же есть. Может, и нам с тобой туда перебраться? Хватит в Москве сидеть… Там места хорошие, заповедные, дети опять же пойдут… Внуки то есть — замотаемся из Москвы к ним ездить. Лека-то опять выгорел. Кстати, я и с Суходольским епископом собираюсь встретиться — думаю, в Суходольске после землетрясения монастыри тоже нуждаются в ремонте… Можно и там свадебку сыграть, только отец Илларион обидится — он же Леку крестил.

На столе взвыл встроенный в кристальник магдатчик, фиксирующий эфирные вспышки. Ему с секундной задержкой завторил на улице громкой сиреной городской датчик.

Еремей побелел лицом, крепче прижимая к себе Анну, и активировал артефакт:

— Помни, я люб… — он не говорил, оседая в кресле.

Кристальник не перенес вспышки, расплавленной медью растекаясь по столу и прожигая в древесине дыру.

* * *

Светлана замерла, услышав ожидаемое — Юсупов забрал детей из скита. Он сдался, он даже не попытался идти против отца! Он не боролся, пойдя по проторенной веками дорожке, снова обрекая семью на проклятье.

Хватит играть с Юсуповым; он взрослый мужчина, хватит его жалеть — у него есть все в этой жизни: деньги, влияние, положение, — только желания спасать семью нет. Светлана едко сказала:

— Собрались все же совершить ритуал жертвоприношения? Не стыдно сразу стольким богам служить?

Юсупов побелел, вскинулся, но вовремя вспомнил, кто перед ним. Или ему это из кромежа сердечной болью Вихрев напомнил?

— Нет, — веско сказал он. — Я написал жалобу на имя патриарха на князя Юсупова, своего отца. И направил еще одну жалобу в императорскую канцелярию на жестокое обращение с Ильей Юсуповым.

Светлана нахмурилась: то есть про расследование, что ведет Опричный сыск, он не в курсе. И он начал действовать! Сам!

Надо же, он дозрел до защиты Матвея. Неожиданно. Может, не совсем он и пропащий, не совсем противный? И что же с ним, не совсем противным делать? Она помнила слова Матвея, что Юсуповы будут ей служить. Нужно ей то служение. Матвей вон жизнь из-за этого теряет…

Сердце ныло, под ключицей все огнем горело. Хотелось прижать руку к груди, унимая боль, только неприлично это. Надо держать лицо и улыбаться, когда сердце буквально сгорает.

Юсупов взял себя в руки, прочистил кашлем горло, а потом произнес:

— Я тут подумал… Переносчик проклятья для своих детей я. То есть мне и идти в огонь, а не моим детям. Да и… Вдруг мы с Татьяной