Наталья Александрова - Красная роза печали

Надежда вспомнила про Сталину и не могла не согласиться с доктором Трегубовичем. Но ведь он маньяк, он не может говорить разумные вещи!

— А как вы объясните дворничиху Евдокию? — агрессивно начала она. — Какая же у нее власть над людьми?

— Вот именно! — радостно воскликнул Арсений Петрович. — Казалось бы, какую власть может иметь дворник? Но гиене все по плечу. Как я уже говорил, дело не в должности, главное — сущность. Есть возможность испортить жильцам жизнь, выследить призывника или запугать женщину милицией — она и довольна.

— Хм… Зачем вы мне это рассказываете? Ваша теория не может быть верной хотя бы потому, что вы вкладываете в нее много своих личных комплексов.

— Зачем я рассказываю? Чтобы объяснить, как я пришел к замыслу своего эксперимента. Я решил выбрать подопытную группу из пяти женщин подходящего возраста и психологического типа, устранить их… и убедиться, какую социальную пользу это принесет. В случае удачного завершения первой серии экспериментов я планирую поставить новую, более массовую серию. Поймите, Надежда Николаевна, я не люблю гиен-животных, да и никто их не любит. Но я допускаю, что в природе они нужны — санитары леса и все такое прочее. Но гиенам не место в человеческом обществе!

— Вы знаете, — неуверенно начала Надежда, — я всегда считала, что люди не меняются. То есть как родилась женщина стервой, так и будет ею до самой смерти. А вы утверждаете, что гиенами некоторые дамы становятся с возрастом…

— Нет-нет, вы не поняли! — заторопился доктор. — Естественно, они с самого начала рождаются гиенами. Но это не сразу становится заметно. Поэтому я и выбрал такой возраст — пятьдесят два года. Биологический жизненный цикл женщины к этому времени завершается, то есть она не способна к деторождению. Стало быть, она уже выполнила свое предназначение — родила детей, воспитала их, и, кстати, вовсе не обязательно, что ее дочери тоже станут гиенами, это спорно. И вместе с тем именно в этом возрасте гиены могут принести наибольшее зло, так как добиваются власти.

— Вернемся к вашему эксперименту, — устало произнесла Надежда, ей все это начинало сильно надоедать, хотелось домой, поговорить с нормальными людьми, а не с этим психом.

Раздражение Надежды усугублялось тем, что она чувствовала, в чем-то сумасшедший доктор прав. Но ведь такого не может быть!

— Насколько я понимаю, с первой серией у вас не все прошло гладко? Ведь одно убийство у вас, если можно так выразиться, вульгарно сперли?

— Да… — Трегубович замолчал резко, словно споткнулся. — Не скрою, это последнее убийство меня несколько… деморализовало… но только сначала. То есть я очень удивился, когда услышал про него по телевизору.

— Стало быть, эксперимент ваш не удался! — злорадно воскликнула Надежда.

— Отчего же, отчего же… — произнес Арсений Петрович загадочным тоном. — Конечно, какой-то жалкий дилетант вмешался в мою работу, нарушил чистоту эксперимента, но я свою серию тоже завершил. Поймите, Надежда Николаевна, я ведь ученый, мне не нужна скандальная известность, мне важнее подтвердить свою правоту, правоту своей теории.

— Как? Значит, еще одно убийство?

— Надежда Николаевна, — поморщился доктор, — я просил вас не употреблять таких слов. Мне больше нравится называть это серией экспериментов…

— А какое участие в вашей работе принимала та полная блондинка из справочного? Она полностью в курсе ваших дел? Вы излагали ей вашу теорию?

— Она… — в голосе Арсения Петровича появились странные нотки. — Она не совсем в курсе.

— Значит, она помогала вам просто так, по доброте душевной?

— Я вас умоляю, у гиен не бывает души, а тем более доброты!

— Так она тоже гиена? — воскликнула Надежда. — Как же вы ее уговорили вам помогать?

— Она очень хотела выйти за меня замуж, — усмехнулся доктор. — Не делайте такое лицо, — оскорбился он, заметив, как Надежда пренебрежительно оглядела всю его невысокую фигуру, — у меня трехкомнатная квартира в центре, на Мойке, окна на набережную. Живу я там со старухой матерью, ей восемьдесят восемь лет. Так что приданое у меня недурное, Раисе очень хотелось его получить. И хватит об этом, вопрос закрыт! — внезапно рассердился он.

До Надежды дошло, что он употребляет в отношении полной блондинки только прошедшее время, И она в ужасе воскликнула:

— Так она и есть пятая жертва?

— Не жертва, а участник эксперимента! — закричал Арсений Петрович. — Прошу не путать!

— А я, я тоже стану участником вашего эксперимента?! — заорала Надежда, потеряв всякую осторожность.

— Мне кажется, у вас есть еще несколько лет. Для моей работы вы еще не созрели.

— Я не гиена! — возмутилась Надежда. — Я не пытаюсь получить власть над людьми, у меня хороший характер и любящий муж. На работе тоже со всеми лажу, я не гиена!

— Возможно, — равнодушно согласился Арсений Петрович. — Но все равно придется вас устранить — вы слишком много узнали и можете помешать научному прогрессу, а это недопустимо.

— Под каким же названием войдет в историю науки ваша теория? — язвительно спросила Надежда.

— Не знаю, — смущенно замялся Арсений Петрович, — может быть, просто… теория Трегубовича… или возрастная метаморфоза Трегубовича.

Надежда почувствовала, что настал подходящий момент: доктор несколько расслабился, отвлекся, она тем временем узнала о нем достаточно много, он даже в порыве самолюбования назвал свое место жительства. Но не следует забывать, что перед ней — опасный маньяк, на счету его уже пять убийств. Теперь и ее жизнь в смертельной опасности, и необходимо что-то делать, причем именно сейчас.

Боковым зрением она давно уже приметила круглый белый табурет. Шагнув к нему, Надежда схватила табурет за ножку и замахнулась на Трегубовича. Однако с удивительной для его лет реакцией Арсений Петрович перехватил импровизированное орудие и вырвал его у Надежды из рук.

Поведя головой, словно ему тесен воротник, он раздраженно прикрикнул:

— Что же это вы… с виду вроде бы интеллигентная женщина, а пользуетесь такими хулиганскими приемами! Надо же, табуреткой меня хотела двинуть! Я очень разочарован!

— Я тоже… — ответила Надежда. — Я тоже разочарована. Вы с виду вполне приличный человек, говорят — хороший хирург, — а я всегда с уважением относилась к людям этой профессии, — а на деле оказались обычным убийцей!

— Опять вы употребляете такие слова! — заорал доктор. — Я не убийца, а ученый, проводящий важнейший научный эксперимент!

— Слышала уже! — огрызнулась Надежда.

Понизив голос, Трегубович продолжил:

— Я хотел обойтись с вами мягко, как с порядочной женщиной. Но теперь я вижу, вы этого не заслуживаете.

Он заломил руку Надежды за спину и потащил ее к тяжелому металлическому, похоже, бывшему зубоврачебному креслу. Закусив губы от боли, Надежда пыталась сопротивляться и даже укусить злодея в плечо, но безуспешно. Тогда она решила действовать более удобным оружием — насмешкой. Как можно язвительнее она проговорила, вернее, прохрипела:

— А где же ваша знаменитая роза? Или мне розы не положено? Ах, ну да, у меня ведь сегодня не день рождения! И вообще я на вас страшно обижена — ведь мне еще очень далеко до вашего любимого возраста! Прибавить женщине несколько лет — да это для нее похуже смерти!

Надежда несла чушь, а сама все больше и больше падала духом. Как видно, никто не придет ей на помощь, и жизнь ее закончится очень скоро с помощью этого ненормального.

— Заткнетесь вы когда-нибудь? — рявкнул Трегубович. — Вас, похоже, даже могила не исправит!

С этими словами он толкнул Надежду в кресло и широким пластырем примотал ее запястья к подлокотникам. Надежда, улучив момент, изо всех сил пнула его свободной ногой по щиколотке. Арсений Петрович тихо выругался, потер ушибленное место и примотал ноги Надежды к ножкам кресла.

— Ну вот, — удовлетворенно констатировала Надежда, — теперь вы не только кривошеий, но еще и хромой!

Трегубович злобно рявкнул:

— Если не заткнетесь, я вам еще и рот пластырем заклею!

— Только не это! — взмолилась Надежда, лишиться права голоса было для нее страшнее всего. — Я не стану вас оскорблять, но все же, где вы возьмете розу?

— Никакой розы! — заявил Трегубович. — Я уже говорил — вы не входите в программу моего эксперимента, вы идете по другой, если можно так выразиться, статье.

Надежда поежилась от его бухгалтерской терминологии.

— Ваша смерть, — деловито продолжал Трегубович, — не приведет к улучшению жизни ваших окружающих…

— Никогда в этом не сомневалась! — вставила Надежда.

— Я совершенно не желаю, чтобы вас ошибочно отнесли к участникам моего эксперимента — достаточно того, что в него включили директора магазина «Марат».