Тесные объятья смерти - Маргарита Малинина

И тут до меня дошло. Они ведь и правда так думали. Не про ключи и соседей – про то, что я останусь. Да, я быстро пойму, что что-то не так. Маньяки в масках у забора, а хозяева не отвечают на звонки. Но тут у меня прекрасный двухэтажный особняк с чердаком и выходом на крышу! Свой участок! Едой забит холодильник, и имеется еще десять тысяч рублей на столике (уже в кошельке, но не суть). Кто сбежит-то? Особенно, если сбегать толком некуда. Она же спрашивала меня, где я живу и с кем. Когда я посетовала, что мы живем втроем в маленькой хрущевской двушке (это вроде называется полуторка, комнаты смежные), она сказала, что нам, наверно, очень тесно, а тут мне будет хорошо. Но я не придала тогда значения ее словам. Обычная праздная болтовня. Я больше старалась запоминать про растения. Но именно это в итоге и оказалось неважным. Никакие лампы, как выяснилось, пальмам, кактусам и банановым деревьям не нужны. Хотя я и продолжаю их включать и выключать по графику. Лучше бы во время беседы я придавала значение другим вещам…

И все-таки кое в чем они просчитались. Да, я бы, наверно, не уехала домой, не вернись они к нужному сроку. Но и тихо-мирно жить в чужом доме я бы не стала. Я обратилась бы в полицию. И так я и поступлю, когда эти две недели истекут.

С этими мыслями я вышла, чтобы выключить лампы (и плевать, что до двух часов еще тридцать минут), и, оставив дверь приоткрытой для котика, улеглась спать.

Через двадцать минут, когда я уже балансировала на грани сна и бодрствования, до моих ушей донесся легкий скрип. Наверняка это Кэт явился, чтобы занять свое законное место в ногах. Так думала я до тех пор, пока черные руки не начали меня душить.

Глава 8

Я задыхалась, беспомощно дергая руками под одеялом. Человек нависал сверху, все ближе и ближе наклоняясь к моему лицу, будто наслаждаясь видом ускользающей из моих глаз жизни и лишая меня тем самым возможности дать отпор. Я даже не уверена, что в темноте он мог в полной мере рассмотреть выражение моего лица, я сама видела лишь черные руки и светлое размытое пятно там, где должна быть голова. Впрочем, догадаться, кто это, нетрудно.

«А что, если это не он? Что, если они влезли в дом?»

Поняв, что не хочу умирать, я изловчилась склонить голову в сторону и достала зубами пальцы мучителя.

Человек вдруг резко дернулся, а потом отскочил от кровати.

– Что?.. Что происходит?.. Где я?..

Я тут же включала настольную лампу возле кровати.

Саша стоял в нерешительности посреди комнаты и с изумлением осматривался. Казалось, он еще больше ошарашен, чем я.

– Ты… – Я закашлялась. Он сдавливал мое горло слишком долго, я не могла нормально разговаривать. Потирая шею, я продолжила: – Ты душил меня! Ты в своем уме?!

Осознанность вернулась в его взгляд, когда я закончила фразу. Смирновский схватился за голову – в прямо смысле, но выглядело это ничуть не театрально, было видно, что он натурально в отчаянии.

– Неужели опять?!.. Нет, нет…

Он заходил по моей небольшой комнате, натыкаясь на углы. Я наконец-то вылезла из-под одеяла и накинула на себя халат, понимая, что мне вроде бы больше ничего не угрожает.

– Что значит – опять? Ты постоянно людей ночами душишь?

Он снова на меня посмотрел – удивленно, будто забыл, что я есть в этой комнате, а затем кинулся ко мне, начал ощупывать.

– Я не ранил тебя? Все хорошо?

– Да отстань ты! – скинула я его руки.

– Прости, пожалуйста! Ты не представляешь, как мне стыдно! Боже, я сейчас провалюсь…

Когда мы оба успокоились и поняли, что можем вести конструктивный диалог, я предложила переместиться на кухню и выпить горячего молока, так как заснуть повторно мне будет проблематично. И ему, скорее всего, тоже.

И вот за чашечкой молока он поведал мне свою историю.

– Я в детстве страдал лунатизмом. Врачи говорили, что это неизлечимо. Но сказали, должно пройти в подростковом возрасте. И оно вроде бы прошло… – Я вздохнула, выразительно потирая шею, и Саша испустил вздох следом за мной. – Я ходил по квартире, открывал двери, окна, вылезал даже… Слава богу, у нас был свой дом, одноэтажный, меня часто находили ночью во дворе.

– А душил кого-то в те времена?

Он смущенно кивнул.

– Брата. Мы с ним в одной комнате жили. Но мы думали, что это прошло! Я вырос и… и забыл это как страшный сон. Даже почти не верил, когда мне рассказывали. Воспоминания растаяли как дым. Так, что-то на задворках разума. Знаешь, как будто пытаешься вспомнить сон, который снился очень давно.

«А вот твой брат, наверно, очень хорошо это помнит», – подумалось мне.

– Ты стоишь на учете? – внаглую спросила я. Чего уж там миндальничать!

Ответ меня удивил.

– Нет. С лунатизмом не ставят.

«Зачем он врет?» – подумала я, но не стала говорить, что все знаю. Мне кажется, это некрасиво, что мы за ним шпионили. Но шпионили, как оказалось, не зря!

– Из-за тебя мой дядя считает, что видит ночами привидение, – открыла я ему истинное положение вещей. – Которое его душит.

– Что?! – Саша резко вскинул на меня голову, словно получил внезапную пощечину, затем снова поник. – О нет, только не это… Филипп Матвеевич! Он тоже говорил, что его душит кто-то ночами. Черный. А это, оказывается… я! – И Саша оглядел свою водолазку так, словно видел впервые. – Я в ней сплю всегда. Мерзну, не люблю сквозняки и тяжелые одеяла. А вообще, если подумать, эта привычка со мной с детства. Когда ночью можешь спокойно на улицу уйти, а там мороз минус тридцать, сама понимаешь… Конечно, не в тулупе спать, я так не засну. Но сплю одетым. Вот почему Филипп Матвеевич рассказывал про черные руки! Правда, я видел, как он с кем-то сражался во сне, но, по всей видимости, из-за меня у него уже кошмары начались, как у моего брата в детстве. – Мы помолчали, допивая молоко. И тут Саша заявил: – Вот почему меня твой дядя недолюбливает! Я ведь чувствую, что что-то не то… И Шуриком постоянно называет, хотя при этом вроде бы понимает, что мне