Потерянный Ван Гог - Джонатан Сантлоуфер

остановилась у поразительной картины Гогена с обнаженными островитянками.

– Жаль, что мне приходится это продавать, но закулисные продажи помогают галерее выжить. Увы, но это факт. – Она пустилась в рассуждения об одержимости Гогена примитивизмом и проститутками, потом сообщила:

– А эта картина попала ко мне через вашего дилера, Маттиа Бюлера. Время от времени мы ведем бизнес. Он всегда предлагает работы высочайшего качества. Конечно, это произведение на продажу, так что оно у меня ненадолго, жаль… А вы везучий молодой человек. Маттиа Бюлер собирается сделать из вас очень успешного художника.

Она снова села рядом со мной на диванчик. Я ответил, что не уверен, ведь я совсем недавно познакомился с Бюлером. Но Вильгельмина сказала, чтобы я не скромничал, и что Бюлер прислал ей фотографии моих работ, которые ей понравились, и спросила, не устроить ли нам выставку.

– После вашей выставки с Маттиа. Но я не хочу объедков! Я требую новых картин!

Я не знал, что отвечать. Поразительно, как имя Бюлера открывало доселе закрытые для меня двери.

– Не обязательно отвечать прямо сейчас! – Вильгельмина вдруг снова оживилась. – Подумай немного, прежде чем согласиться! – Она проводила меня до двери, поцеловала в щеки, подергала за бороду и еще раз сказала: – Ты сбреешь это перед своей выставкой в моей галерее! – Она издала очередной смешок – и все, я уже стоял на улице.

Я направился на свою последнюю встречу – не более десяти минут ходьбы, согласно Google Maps. Небо хмурилось, а у меня настроение было прекрасным, и казалось, ничто не может его испортить – настолько окрылило меня предложение Вильгельмины Кур.

54

Аликс вышла из автобуса в нескольких кварталах от Музейной площади. Ей хотелось пройтись пешком и спокойно обо всем подумать. Люк, вероятно, был прав; снова впустить отца в свою жизнь было ошибкой. Нужно покончить с этим, и сделать это немедленно. Она посмотрела на часы: почти четыре часа дня, значит, в Нью-Йорке скоро десять утра. Но в Нью-Йорке ли сейчас отец? Она понятия не имела, где он.

– Где ты? – спросила она у него первым делом.

– Дома…

– Это где?

– При встрече скажу.

Такой же манипулятор, как всегда, подумала Аликс, и решилась сообщить ему, что какое-то время не сможет с ним разговаривать.

– Какое-то время – это сколько? – поинтересовался он. – У меня его, в общем-то, не так много осталось.

Аликс не стала ничего уточнять, устав от его манипулирования, и сменила тему, сообщив, что она сейчас в Амстердаме, собирает материал для диссертации.

– Все своим Ван Гогом интересуешься?

Она сказала, что видела много работ Ван Гога, поболтала о погоде в Амстердаме и закончила разговор, испытывая противоречивые чувства. С одной стороны, осталось непонятное ощущение вины, но с другой, она радовалась возможности сообщить Люку, что порвала с отцом.

У входа в музей она вдруг вспомнила, как странно прозвучал его вопрос. «Все своим Ван Гогом интересуешься».

Правильно ли она его поняла? Может быть, он имел в виду их картину? Он что, знает о картине? Нет. Она никогда об этом не упоминала. С другой стороны, Ван Гогом она действительно давно интересовалась, но с каких это пор отец стал интересоваться ее жизнью? Как странно он это произнес… Нет, это уже паранойя, подумала она, поправила прическу и вошла в музей.

У выхода из лифта ее ждал, прислонившись к дверному проему, высокий белокурый Финн де Йонг; он оказался еще красивее, чем ей запомнилось.

– Алексис! – Он протянул к ней руки. – В наше время можно обниматься? – спросил он и обнял ее, не дожидаясь ответа. Его борода щекотала ей щеку, от запаха древесного одеколона перехватывало дыхание, объятие продолжались слишком долго.

Кабинет де Йонга был маленьким и тесным, и весь пропах древесным одеколоном. Единственное окно выходило на дорожки и лужайки Музейной площади, а также башни Государственного музея на противоположной стороне.

Аликс похвалила вид из окна, немного нервничая – как из-за того, что она собиралась сейчас сказать этому совершенно незнакомому человеку, так и из-за того, что их колени практически соприкасались.

Де Йонг просил показать картину, и в конце концов, ей пришлось признаться, что картины у нее нет. Аликс рассказала ему всю историю: как купила в антикварном магазине портрет женщины, а под той обнаружился Ван Гог, как она несла картину на экспертизу, но подверглась ограблению. Аликс протянула де Йонгу свой сотовый, и он медленно просмотрел сделанные ей фотографии. Аликс внимательно за ним наблюдала.

– Подлинность картины вызывает сомнения, – произнес он через минуту. – Хотя я верю, что в принципе второй автопортрет существует или существовал когда-то… что он не просто миф. Но сначала мне нужно кое-что у тебя спросить. – Он нервно потер руки, и Аликс заметила у него на пальце обручальное кольцо. – Я навел о тебе справки и кое-что обнаружил, гм, кое-что о… твоем отце. Он имеет к этому какое-то отношение?

– Мой отец? Нет, вовсе нет! – Аликс встала, стараясь сохранять спокойствие. Месяц назад она могла бы сказать, что давно не общается с отцом. – Все, что я сообщила вам о картине – правда, и мой отец не имеет к этому абсолютно никакого отношения!

– Хорошо. Прекрасно. Извини, что расстроил. – Руки Финна успокаивающим жестом потянулись к ее плечам, призывая сесть обратно. Аликс села, отчасти потому, что ей было неловко стоять так близко к нему лицом к лицу. Сердце ее бешено колотилось. – Просто твой отец слишком хорошо известен… Мне просто нужно было знать, что он не причастен к этому, что картина не…

– Украдена? – закончила Аликс. – Нет. Все, что я вам рассказала – правда.

Голубые глаза Финна несколько секунд изучающе смотрели ей в лицо, и она отвела взгляд. Потом он рассказал ей о человеке, с которым хотел бы ее познакомить – жителем маленького городка Овер-сюр-Уаз недалеко от Парижа.

– Того, где Ван Гог провел последние месяцы своей жизни.

– Да, – подтвердил он задумчиво, словно принимая сложное решение. – У него есть эскиз, который тебе нужно увидеть. Я все объясню по дороге.

– По дороге?

– Да. – Финн опять как-то слишком близко наклонился. – По дороге в Овер-сюр-Уаз.

55

Несколько часов Ван Страатен и ее команда засыпали Смита вопросами о его новой личности, месте рождения и учебы, биографии родителей, последних продажах произведений искусства – названия и даты создания, когда, где и кому продал – спрашивали об аукционах вообще: кто, что и когда купил… Наконец, он уже не мог больше думать, в голове была мешанина из