Змеиные полосы - Кеннет Дун

кафе или даже у них дома, в общем, явно не претендовал на звание надежного партнера.

Габриэла ни разу не упрекнула меня ни в чем, но неожиданно я обнаружил, что она подыскала мне недорогой офис и ненавязчиво уговорила его снять. Очевидно, чтобы лишить меня частичной мобильности и привязать к постоянному месту работы. Поначалу мне эта идея не очень понравилась, особенно из-за того, что, как мне показалось, Габи стала слишком активно вмешиваться в мои дела. В это время я расследовал одно странное дело, так и пребывая в состоянии тихого раздражения.

А потом у нас с Габи случилась серьезная размолвка из-за того, что я был вынужден без предупреждения уехать на другой конец страны, а потом ввел в ее заблуждение о времени своего возвращения7. Честно говоря, я думал, что на этом нашим отношениям и настанет конец.

Но Габи неожиданно для меня проявила полное понимание. Она сама позвонила мне и назначила встречу, на которой говорила удивительные слова. Такие речи я часто встречал в романах и никогда не думал, что услышу собственными ушами в реальной жизни.

Габриэла сказала, что понимает все об особенностях моей работы и у нее нет причин мне не доверять. Что она никогда не будет требовать от меня отчета о моих делах и местонахождении. И что она ценит то доверие, которое я оказываю ей и ее профессии. Более того – Габи сообщила, что готова наконец представить меня своему сыну. Пока что как друга, естественно, но она будет только рада, если мы сумеем наладить отношения с Джо, чтобы перестать секретничать, словно подростки.

После этих слов все предыдущие разногласия были забыты. Кстати, мы действительно отлично поладили с Джо. Парень был веселым и любознательным, любил фантастику и детективы. На него произвела впечатление моя профессия, хотя, скорее всего, он ожидал встретить кого-то похожего на Сэма Спейда или Филипа Марлоу8.

Так почему-то я и оставался в отношениях с женщиной, которая мягко, но упорно подталкивала меня к семейному уюту и процветанию. Мне нравилась Габриэла, нравился Джо, мы неплохо проводили время вместе. Но теперь, когда я почти перевалил через сороковой рубеж, то все больше убеждался, что отношусь к породе врожденных холостяков. В том смысле как это понимали во времена Джеймса Бьюкенена9, а не в том стыдливом значении, которое вкладывают в это понятие сейчас10. Как будто в неженатом мужчине есть что-то нездоровое. Что поделать, если ни разу мою жизнь не всколыхнуло настолько бурное чувство, чтобы я потерял покой и сон. Ну, может быть, на пару недель, но потом жизнь снова возвращалась в привычную колею, когда мне хотелось просыпаться с утра в своей постели одному, самому планировать свой день и иметь свободное время, на которое никто не посягнет.

Я не мог сказать, что перспектива брака с Габриэлой пугала меня. Скорее я предпочитал размышлять о ней как о чем-то смутном и отдаленном.

Тут я вновь взглянул на фотографию Грейс и вспомнил разговор с новым клиентом. Виктор тоже не произвел на меня впечатление безумно влюбленного человека, чье сердце разбито из-за побега невесты накануне свадьбы. Его объяснение про покупку дома звучало слишком рационально, а рассказ о тяжелом характере девушки, ее нелюдимости и вспышках ярости также выглядели уж больно отстраненно. Ни одной эмоции, ни грусти, ни признаний в любви. Даже ни одного хорошего слова о Грейс, в отличие от ее родителей.

Если он таким же образом давал показания в полиции, неудивительно, что детективы его сразу заподозрили в убийстве собственной невесты. Хотя, интересно, как бы я себя вел, если бы мне пришлось рассказывать об исчезновении Габриэлы. Неужели я бы тоже назвал ее «интересной личностью».

Наверное, эти двое были не сильно друг в друга влюблены. Просто встретились два подходящих человека репродуктивного возраста. С общими интересами и схожей областью знаний. Решили, что годы идут, так что пора заводить семью. Хотя, по словам Виктора, Грейс категорически отказывалась даже думать о детях. Что ж, может, они просто решили скрасить одиночество друг друга. Виктор сирота, Грейс мало общается с родителями. Друзей у обоих, видимо, вне рабочего круга совсем нет. Для кого-то это может показаться вполне веской причиной, чтобы вступить в брак и купить совместное жилище.

Итак, у них все шло по накатанной колее, но затем в этой истории произошло нечто настолько неожиданное, что нарушило их прекрасный план и заставило Грейс сбежать буквально накануне свадьбы. Какая-то ссора из-за родительского сервиза. Я мысленно обругал себя за то, что, видя расстроенный вид миссис Крупник, не решился сразу расспросить ее про этот сервиз. Может, это какая-то семейная реликвия, которая действительно могла вывести девушку из душевного равновесия.

Хотя какой сервиз может стать причиной бегства длительностью в месяц. Чтобы исчезнуть накануне свадьбы, нужно что-то более серьезное.

Что-то вроде того, что было в одной из опер Вагнера. Там, правда, исчезала не невеста, а жених. Он, кажется, обратился в лебедя, а потом уплыл за святым Граалем. Я только не помнил, был ли это Парцифаль или Лоэнгрин11, немецкие романтические оперы всегда наводили на меня такую тоску, что я едва мог дочитать до конца либретто, и уж точно не разбирал, кто там вопит на виниловой пластинке.

Вспомнив Вагнера, я понял, каков должен быть первый шаг в моих поисках.

Глава 3

Я набрал номер знакомого участка полицейского управления Энсино и попросил соединить меня с детективом второго класса Персивалем Крэддоком. Он практически сразу же взял трубку.

– Вэл, привет, – начал я без предисловий. – Я по делу Грейс Крупник. Если у тебя есть минутка, то я мог бы угостить тебя бокалом пива и венской сосиской в баре на Райен-стрит.

Мы оба хорошо знали этот бар. Его открыл еще перед войной некто Зибель, австриец с еврейскими корнями, бежавший из Вены после аншлюса. Почему-то он не задержался в Нью-Йорке или Чикаго, а так и продолжал бежать дальше, пока не достиг Тихого океана. Здесь он, наконец, перевел дух, женился и открыл свое заведение, видимо, точную копию того, что у него было в Вене. Так что это был не бар, а скорее классическая «пивная» с длинными скамьями и деревянными столами. Пиво тут наливали в холодные железные кружки, а к ним подавали традиционные немецкие и баварские «вюрстхен»12 с горчицей. Все это разносила сама хозяйка в белом переднике и с косами, закрученными в тугие кренделя.