Деон Мейер - Пик Дьявола

Ознакомительный фрагмент

Священник ответил не сразу; некоторое время он сидел без движения, слегка подавшись вперед, поглощенный ее рассказом. Потом он сморгнул; его внимание явно переключилось на другое.

— Об Артемиде? Мм… да, — неуверенно ответил он.

— О том деле писали все газеты.

— Газеты… — Кристине показалось, что священник пришел в замешательство. — Некоторые вещи проходят мимо меня. Каждую неделю случается что-то новое. Я не всегда в курсе последних событий.

Она испытала облегчение. Они как будто поменялись ролями — он, священник из богом забытого городишки, и она — многоопытная, мудрая, всеведущая. Она сбросила сандалии и поджала ноги под себя.

— Позвольте, я вам расскажу, — увереннее сказала она.

Он кивнул.

— Когда я впервые прочла о нем, мне было очень плохо. Я тогда жила в Кейптауне. Я была… — Она замолчала и задумалась. Огорчится ли священник, услышав ее признание? — Я была девушкой по вызову.

В половине двенадцатого он еще не спал и ворочался на своей кровати в отеле, когда кто-то тихо, словно извиняясь, постучал к нему в дверь.

Оказалось, к нему пришла прокурор; за стеклами очков ее глаза казались огромными.

— Извините, — сказала она.

Лицо у нее было усталым — ужасно усталым.

— Входите.

Она замялась на пороге, и Тобела понял, в чем дело: на нем были только шорты, и кожа его блестела от пота. Он обернулся, взял футболку и жестом пригласил ее войти и сесть в единственное кресло. Сам он примостился на краешке кровати.

Она села в кресло, выпрямив спину и сложив руки на коленях; пальцы цеплялись за темную материю юбки.

Вид у нее был официальный, как будто она пришла обсудить с ним важное дело.

— Что случилось сегодня в суде? — спросил Тобела.

Его гостья пожала плечами.

— Он… тот индус… хотел переложить всю вину на меня. На меня!

— Он просто делал свое дело. Вот и все.

— Свое дело?

— Он был обязан защищать их.

— С помощью лжи?

— Мистер Мпайипели, в юриспруденции нет лжи. Есть различные версии правды.

Тобела покачал головой:

— Правда всегда бывает только одна.

— Вы так думаете? Какова же ваша правда? Кто вы такой? Фермер? Отец? Борец за свободу? Или наркоторговец, которого разыскивает полиция, особо опасный преступник?

— Что общего все это имеет с гибелью Пакамиле? — спросил Тобела, и в его голосе послышались гневные нотки.

— Мистер Мпайипели, с того момента, как Сингх изложил суду свои доводы, данные факты также стали причастны к гибели вашего сына.

Тобела задыхался от ярости. Он не мог смириться с поражением.

— Мне плевать на ваши уловки… Гладко стелете… «мистер, мистер»… а сами только и ищете, где бы подловить… У вас все — игра… А те двое сидели и смеялись!

— Именно поэтому я и пришла к вам, — сказала прокурор. — Чтобы сообщить, что они сбежали.

Тобела не помнил, долго ли просидел на одном месте, тупо уставясь на свою гостью.

— Один из них оглушил полицейского — в камере, когда полицейский принес им еду. У него было оружие — нож.

— Оглушил, — повторил Тобела, словно пробуя слово на вкус.

— В полиции… Не хватает людей. Не все вышли в тот день на работу.

— И они оба сбежали.

— Они оба полные кретины. Начальник участка уверяет, что они не уйдут далеко.

Ярость в нем перешла в иное качество; правда, Тобеле не хотелось, чтобы его гостья поняла это.

— Ну и куда же они денутся?

Она снова пожала плечами, как будто ей было все равно.

— Кто знает?

Видя, что Тобела молчит, прокурор склонилась вперед:

— Я только хотела сообщить вам… Вы имеете право знать.

Она встала. Он посторонился, пропуская гостью, и проводил ее до двери.

На лице священника отражалось сомнение. Он перенес вес своего крупного тела назад, а голову склонил набок, как будто ждал, чтобы она досказала фразу, дополнила предложение точкой.

— Вы мне не верите.

— Я нахожу это… маловероятным.

Кристина ощутила проблеск какого то сильного чувства. Благодарность? Облегчение? Она не собиралась выдавать себя; ее выдал голос.

— Я работала под псевдонимом Биби.

— Я вам верю, — спокойно, хотя и не сразу, отозвался священник. — Но вот я смотрю на вас, слушаю и не перестаю удивляться. Почему? Почему это стало для вас необходимым?

Вот уже во второй раз ей задавали такой вопрос. Обычно все спрашивали: «Как?» Для любопытствующих у нее была давно сложена целая история, призванная оправдать их ожидания. Ее так и подмывало рассказать ее и сейчас — складную, многократно отрепетированную сказочку.

Она набрала в грудь побольше воздуха, стараясь успокоиться, взять себя в руки.

— Я могла бы ответить, что всегда была одержимой, нимфоманкой, — с трудом выговорила Кристина.

— Но это ведь неправда, — кивнул священник.

— Да, преподобный, это неправда.

Священник снова кивнул, словно одобряя такой ответ.

— Темнеет, — заметил он, вставая и включая торшер в углу. — Позвольте предложить вам что-нибудь. Кофе? Чай?

— Я бы выпила чаю, спасибо.

Может, ему тоже нужно время на то, чтобы прийти в себя?

— Извините, я сейчас. — Священник открыл дверь наискосок от нее.

Кристина осталась одна. Интересно, подумала она, каким было самое страшное из слышанных им признаний? Местные скандалы… Подростковая беременность… Супружеская измена… Убийство в ночь с пятницы на субботу?

Из-за чего такой человек, как он, остается на своем посту? Может, ему нравится его положение, статус, ведь врачи и священники в провинции — всегда важные люди. А может, он, как и она сама, тоже от чего-то бежит? Как только что убежал от нее; как будто вдруг испытал стресс и понял: с него хватит.

Священник вернулся и закрыл за собой дверь.

— Скоро жена принесет нам чай, — сообщил он, садясь.

Кристина не знала, как лучше продолжить.

— Я вас огорчила?

Он ненадолго задумался перед тем, как ответить, как будто ему трудно было подобрать нужные слова.

— Меня огорчает мир в целом… общество… которое позволяет таким, как вы, сбиться с пути.

— Иногда все мы сбиваемся с пути.

— Но не все становятся заложниками секс-индустрии. — Он махнул в ее сторону рукой; его жест словно включал все, был всеобъемлющим. — Почему это стало необходимым?

— Вы — второй человек, который за последние несколько месяцев задает мне такой вопрос.

— Второй?

— Первым был один детектив в Кейптауне. — Вспомнив о нем, Кристина улыбнулась. — Его фамилия Гриссел. У него были взъерошенные волосы. И добрые глаза, но они как будто видели тебя насквозь.

— Вы сказали ему правду?

— Почти.

— Он был вашим… как это у вас называется?

— Клиентом?

Кристина снова улыбнулась.

— Да.

— Нет. Он был… просто… ну, не знаю… каким-то потерянным, что ли?

— Понятно, — кивнул священник.

В дверь негромко постучали, и ему пришлось встать, чтобы принять поднос с чашками и чайником.

5

Инспектор уголовной полиции Бенни Гриссел открыл глаза. Перед ним стояла жена; одной рукой она трясла его за плечо и горячо шептала:

— Бенни… ну, Бенни, просыпайся же!

Он лежал на диване в гостиной; то, что он лег на диване, он еще помнил. Должно быть, здесь он и уснул. Ноздри его уловили аромат кофе; голова болела и кружилась. Рука, на которой он лежал, онемела под тяжестью тела.

— Бенни, нам надо поговорить.

Он застонал и попытался сесть.

— Я сварила тебе кофе.

Он поднял голову и увидел озабоченное лицо Анны. Она стояла склонившись над ним.

— К-который час? — с трудом выговорил он; голосовые связки ему как будто не повиновались.

— Пять часов, Бенни. — Жена присела на диван рядом с ним. — Выпей кофе.

Поскольку правая рука затекла, он взял кружку левой. Кофе был горячим; ладонь обожгло.

— Сейчас еще рано, — заметил он.

— Мне нужно поговорить с тобой до того, как проснутся дети.

Он уловил нечто необычное в ее голосе. Он выпрямился и расплескал кофе на брюки — как оказалось, он заснул не раздеваясь.

— Что я такого натворил?

Анна ткнула указательным пальцем себе за спину. На столе, у тарелки с нетронутым ужином, стояла бутылка «Джека Дэниелса». Пепельница была переполнена; у барной стойки валялись перевернутые табуреты, на полу он разглядел осколки разбитого стакана.

Он отпил кофе. Горячая жидкость обожгла язык и нёбо, но не смогла перебить мерзкий привкус перегара.

— Извини, — прохрипел он.

— Твои извинения меня больше не устраивают, — ответила жена.

— Анна…

— Нет, Бенни, хватит. Больше я на это не пойду, — без всякого выражения произнесла она.

— Господи, Анна!