Андрис Колбергс - Вдова в январе. Романы

Еще входя в цех, она увидела, что не опоздала, — Володя только навешивает дверцу у первого холодильника, а Айвара вообще не было. Они выполняли самые последние, самые ответственные монтажные операции. Пока с утра может справляться один, Айвар шныряет по металлообработочным и красильным участкам, прикидывая, будет ли смена обеспечена работой, и если выясняется, что могут быть простои, идет в штамповочный цех, чтобы добром или худом утянуть недостающее число деталей, и сам тащит их малярам. Потом тщательно проверяет груды изоляционных материалов и осматривает ящики холодильных агрегатов. Пройдет вдоль конвейера, взглянет, хватает ли у девчонок мелких деталей, и только когда убедится, что все в порядке, сам становится рядом с Володей и берется за свою прямую работу. А уж если чего недостает, Айвар находит мастера и поднимает такой тарарам, что тот как ошпаренный носится по кладовщикам в поисках нужного. Пускаться с Айваром в объяснения мастер никогда не решается, потому что тот политехнический почти окончил. Время от времени Айвара хотят повысить, уже вроде так возьмут в оборот, что не выскользнешь, но нет, в последний момент он найдет такой убедительный довод, что его на время опять оставят в покое, и он победно заявляет:

— Остаюсь в слесарях! А что еще делать человеку, если у него трое детей?

Благодаря утренним заготовкам, постоянному контролю и способностям людей на любом участке и к любой работе приложить руки этот монтажный конвейер простоев почти не знает. Что-то Айвар с Володей стараются оставить и второй смене. И те пытаются перенять опыт, но ничего у них не получается: нет никого там с таким авторитетом, чтобы мог посылать любого на любой участок помочь, если это в интересах всей бригады. Даже старший мастер не может этого добиться, не говоря уже про мастера. Иногда он упрекает Айвара за его действия, но тот рубит ему в ответ:

— Мы на работу приходим работать. Спать и дома можно, там даже удобнее. Да, мы приходим заработать. А вы зачем сюда приходите?

Заработки в бригаде такие высокие, что нормировщик стонет, с радостью бы срезал расценки наполовину, но ничего не может поделать из-за второй смены — им тогда только гроши достанутся, разбегутся по другим цехам без оглядки.

— Рвачи, кулачье! — ворчит нормировщик, глядя в ведомость. Это он взял ее в бухгалтерии, чтобы показать начальнику цеха. С одной стороны, и начальник в затруднении, а с другой стороны, побольше бы в цехе было таких рвачей.

Когда Володя заметил Маргиту, она уже сидела за своим письменным столиком, заполняя паспорта холодильников.

— Привет!

— Здравствуй, Володя! — чинно ответила Маргита. — Готов?

— Когда будет готов, кликну… Дверца с перекосом…

«Почему именно в „Элеганте“? Есть же мастерские подешевле… Но лучше всего магазин… Ах если бы хоть одну знакомую продавщицу! Даже и не надо, чтобы отложила под прилавок… Просто сказала бы, когда ожидается…»

— Пиджак у этого араба был огненно-красный с блестящими лацканами… Я вообще-то терпеть не могу арабов. Но этот высокой марки, граф какой-нибудь… Представляешь, эффект, когда мы в зал вошли? Он в красном пиджаке, волосы черные, цвета воронова крыла, я блондинка… Он меня ведет под локоть, только самыми кончиками пальцев касается… — слышала Маргита, как Лидка все это рассказывает за спиной. Это ее с другой девчонкой поставили мыть холодильники. Слышно, как они шоркают щетками и как вода плещет на бетонный пол.

— Да ведь ты же рыжая, — возразила девчонка.

— Все равно считаюсь блондинка, — ответила Лидка.

— Марга, забирай товар! — крикнул через плечо Володя и принялся за следующий холодильник. На продолжающем скользить конвейере он повернул холодильник задом. Быстро. Вращающееся основание не успело скрипнуть. Наложил пружину, ввернул четыре винта, сунул инструмент в наружный отвисающий карман и повернул холодильник обратно. Он еще покачивался, когда левая рука за спиной нашарила на стеллаже дверку, подняла и почти без помощи правой руки надела на петли. Ни одного лишнего движения. Словно безупречный автомат.

Маргита взяла паспорт холодильника, свою печатку контролера и встала из-за письменного стола.

Работа заняла две-три минуты. Надо было сличить номер компрессора с записанным в паспорт, похлопать крышкой испарителя, внимательно проверить, нет ли у пластмассовой камеры трещинки, как плотно закрывается дверка. Сунула щуп под магнитную резину и пошатала туда и обратно — зазор не должен превышать десятой доли миллиметра.

— Послушай, Марга, — сказал Володя, не прерывая работы. — Мы с Айваром тут подумали… Может, ты хочешь к нам перейти на конвейер? А то боимся, что придется кого-то с улицы брать… Будешь на три-четыре красненьких больше получать. Ты сейчас не говори ничего, ты подумай…

— Угу… — кивнула Маргита. Поставила штамп на холодильнике, шлепнула на паспорт, сунула паспорт в виток капиллярной трубки и пошла обратно к столу. Холодильник проехал мимо нее и исчез в бесшумной камере. Это его следование по конвейеру составляло лишь половину дела: до того, как упакуют, должен он еще пройти разные проверки — какой рабочий режим и сколько потребляет энергии.

Лишние сорок рублей в месяц — это соблазнительно, только пугает жуткий рабочий ритм Айвара и Володи. Как с утра встанешь, так и вкалывай весь день до вечера. Рита уходит в декрет, наверное, на ее место.

Это самая грязная операция на монтажном конвейере, так как надо работать клеем и ножовкой. Подгонять куски пенопласта для изоляции. Пенопласт крошится, обломки электризуются и плотно пристают к одежде, как бумажки к натертому янтарю. Нет, туда не пойдешь работать в ярком, наглаженном атласном халатике. И вообще там, будто в бочке, в том конце конвейера, где все завалено грудами пенопласта и пустыми, только покрашенными корпусами. Туда редко кто и заглядывает. Пока с утра подготовишь рабочее место, а вечером все уберешь, вот и полчаса прошло, а здесь, на техконтроле, можно и опоздать чуточку, никакого шума.

Взвешивая все «за» и «против», Маргита продолжала заполнять паспорта. Когда заполняешь сразу несколько, дело движется живее.

Через час устроили пятиминутный перекур, и Айвар с Володей смогли обсудить ближайшие перспективы.

— Маргита не пойдет, — подбил результат Айвар. — Пока не вышла замуж, ей эта тридцатка не больно нужна, мама всегда тарелку супу подаст. А престиж? Если она не будет на контроле, ты ей не будешь медовым голоском щебетать: Марга, взгляни на этот шкафчик, вроде годится! Марга, ты на эту царапину не гляди, я сейчас закрашу! Мама ее так воспитала, что работать надо лишь для того, чтобы было что поесть и что надеть. В школе ее учили, что уровень жизни растет год от года, вот она и ждет с мешком. По ней этот цех гори синим пламенем, она и глазом не моргнет — работа всегда найдется, все равно что делать. А для тебя это бы трагедия была. Для всех, кто здесь начинал, трагедия…

— Мне кажется, что ты зря обижаешь ее…

— Не обижаю. И это самое страшное.

Потом Айвар рассказал о предложении поднять дисциплину, которое встретило одобрение начальства. Теперь мастер на заводском автобусе будет в половине восьмого объезжать запаздывающих и отвозить их на завод. Володя полагал, что эта привилегия опаздывающим заставит и остальных рано не вставать и вскоре понадобятся два автобуса.

— Судя по всему, на место Риты всучат какую-нибудь телку ленивую, потому что в бригаде у нас только Лидка и Ролис, на кого последнее время жаловаться не приходится, — кипятится Айвар. — У остальных уже по пять-шесть таких подарочков.

— Если опоздает — по сусалам! Ленится — по сусалам! В раздевалке. Чтобы никто не видал.

— Макаренко!

— А вот увидишь, поможет! А не поможет — сам запросится в другое место! Я за них не собираюсь крутиться и в заработке терять!

Подергавшись, конвейер вновь двинулся.

ЯНВАРЬ

Лыжный поезд несся без остановок, будто международный экспресс. Певцы в соседнем купе приумолкли, собираясь понемногу вылезать, — натягивали джемпера, те, что поленивее, торопились смазать лыжи, складывали провизию, так как обедать положено у костра.

— А вы были на карнавале на Гайзине в прошлом году? — спросил Гвидо.

— Я ведь начинающая лыжница. После долгого перерыва опять осмелилась!

— Ага, тогда я могу дать вам ценное указание! Сначала насчет маршрута…

— Отпадает! — В ее удивительных карих глазах запрыгали чертики. — Маршрут мне уже известен. Я здесь в Эргли летом снимаю комнату. Не в самом городе, а километрах в пяти. Божественное место. Река, солнце, холмы, ни одного соседа, парное молоко сколько душе угодно!

— Понятно, корову с собой из Риги возите.

— Еще чего! — Незамысловатую остроту она все же не пропустила мимо ушей. — Корова у бабуси, которая мне комнату сдает. Трогательное, симпатичнейшее существо.