Кто вынес приговор - Алексей Фёдорович Грачев

про Наташку, про подкупленного сторожа. Он даже захихикал отчего-то.

- Ну-ну, - нахмурился Хива. - Чего тебя разобрало, Горбун. Смотри только, чтобы все шито-крыто. Как возьмут мешки, пусть к тебе везут. Спрятать есть где?

- В сарае дровами забросаем. Не разглядишь.

- А через пару дней пойдешь к Синягину, чтобы забрал муку. Понял?

- Как не понять.

- Ну, и ладно тогда... Коль засыплются, пусть помалкивают.

Хива потер шею, глянул на Горбуна. Он знал этот взгляд. Он встречал его на воле, на воровских "малинах", в камерах тюрьмы, на допросах, когда их сводили один на один.

- Разве же тебя выдашь, Хива, - усмехнулся Горбун, - кому жить неохота.

- Хрусталя я встречал, - продолжал так же строго тот, - а Ушкову передай обо мне. Мало ли - новичок. Пусть знает. Ребяток этих твоих тоже предупреди, чтобы не распускали языки... Мол, наняли, а кто - не знаем... И точка...

Он плеснул себе еще немного в кружку, допил, не торопясь уже, и пожаловался:

- И что такое, Горбун, как поволнуюсь, так ноет в животе, спасу нет.

Он похлопал себя по коленкам, вздохнул, а Горбун сказал:

- От годов это, Егор. Тоже стареешь. И налетчиков время теребит, выходит.

- Еще и как, - улыбнулся Хива. Он встал, протянул руку. Сжал ладонь Горбуна с какой-то непонятной силой, как бы пожатием этим говоря: смотри, вот какая еще у меня сила в теле, хотя пусть и ноет в животе. Потом глянул Горбуну в глаза и пошел к двери. Оставшись один, Горбун пересчитал деньги, сунул их в карман ватника, подумал: "И половины ребяткам хватит за такое простое дело".

Он пропустил пару глотков крепкого вонючего вина собственной выделки, повеселел снова и замурлыкал ту самую, что в прошлый раз пели у него гостившие на квартире Хрусталь с Ушковым.

23

После обеда агенты, как обычно, принимали посетителей, свидетелей, вызванных повестками. Тяжелый лохматый мужчина бубнил над составляющим протокол Васей Зубковым:

- Одни штрафы с этой "конфеткой", гражданин начальник...

Женщина, в дорогом пальто, накрашенная, разглядывала фотографии, разложенные перед ней Барабановым, и качала головой:

- Нет... Тот в желтом дождевике был.

- Дождевик можно снять, - хмуро говорил Барабанов. - А лицо, лицо какое у него было?

Женщина вздыхала и прятала руки в кофточку.

- Такой перстень, такой перстень.

Какай-то крестьянин, вызванный по делу хищения в кооперативе, говорил Саше Карасеву:

- А он мне: ты, Хромов, тоже в сыщики записался.

Мягко и заискивающе текла речь толстого гражданина с портфелем, поставленным на колени:

- Уверяю, что я в Севпатоку по делу приехал, про кокаин никогда не слыхивал. И как он в номере очутился у меня, понять не могу.

Ворвался вдруг в "дознанщицкую" Нил Кулагин. В распахнутой шубе, в сбитой на затылок шапке, сияющий. Он пробился между столами, уселся напротив Кости, разговаривавшего по телефону с начальником уездного уголовного стола по делу Миловидова. С чего это такой Кулагин? Повесив трубку, Костя спросил:

- Или именины у тебя, Кулагин?

Тогда Кулагин пригнулся, в ухо зашептал:

- Из "Хуторка". Выяснил я, как велел ты. Потолковал с посудомойкой. А она мне: бывает такой с трубкой и бородкой. Не иначе как Трубышев...

- Ну и что - бывает? У Трубышева, Нил, тоже две ноги, как и у тебя. Куда хочет, туда идет.

- Допросить, может, и Трубышева, и трактирщика, - опять зашептал, тараща глаза, Кулагин. - Чего тянуть... Они, я думаю, та самая подпольная биржа. Больше некому.

- А морщины порока есть на лице у Трубышева? - засмеявшись, спросил Костя. - Я их что-то не видел. Был на фабрике, разговаривал с ним, как с тобой вот, нос к носу. Лицо у него чистое, морщинки разве что только у глаз. На лбу есть одна или две, и то если хмурится. Что же, возьмем, а он под твою калькуляцию не подходит. Извиняться будем.

Кулагин обиженно пожал плечами. Не ожидал он такого спокойствия от инспектора. Думал, наверное, что инспектор сейчас же бросится за ордером на арест. А на каком основании?

- Доказательства где? - спросил строго Костя. - Ну, возьмешь, а что предъявишь? Ходит в трактир... И другие ходят. Подождем. В дело это все занесем. И узнал ты очень ценное, Нил. Но не спеши, как всегда. Говорил же я тебе про бабушку, которая спицами шевелит да шевелит. Ниточка бежит да бежит... Не суетись попусту... Я тебе вот что хочу сказать, - осуждающе покачал он головой, разглядывая снова агента. - Ходишь в распахнутой шубе, заломленной, как у приказчика, шапке. Ну, в темноте - ладно, у себя во дворе - тоже ладно. Но здесь, - кивнул он на посетителей, - ты должен быть в порядке. Да и не только к тебе это относится, - добавил он, посмотрев на Барабанова, на его расстегнутый ворот гимнастерки. - Есть и другие агенты, что ходят нараспашку. Шумим, стучим, хохочем во весь рот в губрозыске. Хлопаем друг друга по плечам, по задницам. В ремни играем в уборной. Табак курим в коридоре прямо, а не в курилке. А разговор: "Сашуха", "Васюха"... Подтягиваться надо... Вот скоро проведем специальную летучку по этому вопросу.

Он глянул в расстроенное лицо агента. Вместо похвалы - выговор. Улыбнулся, подмигнул ему:

- Новое тебе задание, Кулагин. Правда, к делу Миловидова не относящееся. Прислали нам два новых фотоаппарата типа "Бертильон". На станции они. Эксперт просил выделить кого-нибудь поплотнее. Ну, а кто у нас поплотнее, кроме тебя. Потому что там еще всякие принадлежности к ним. Сода, растворители. После пяти поедете вместе с экспертом.

Кулагин застегнул шубу, поправил шапку:

- Надо раскрывать, а мы с растворителями...

Увидев на лице инспектора улыбку, замолчал. Когда он вышел, Костя снова снял трубку телефона и попросил телефонистку соединить его со следователем Подсевкиным.

24

Колька Болтай Ногами сидел на бирже труда в зале, на полу, опершись спиной о квадратный деревянный столб, и ждал, когда выглянет в окошечко или выйдет в зал нанимающий и объявит о наборе безработных на расчистку разваленных домов или на железнодорожные пути, откидывать снег с рельсов и шпал. Пришел он сюда