Дальний билет - Михаил Сидорович Прудников

что Виктор остановил на нем недоуменный взгляд. — Все, кроме меня. Я — не узник. Я — немецкий антифашист, который был завербован подпольщиками и помог восстанию. Без такой фигуры восстание было бы невозможно. Естественно, я — не из гестапо. Я — обер-лейтенант охраны, присланный сюда после ранения на фронте. Далее: мы должны постараться, чтобы нас оставили отдельной боевой единицей в партизанской бригаде. Вы скажете о таком желании подпольной организации, а потом наши «комиссары» постараются подвести под это политические основания. Вот наш план в общем. Постепенно за оставшееся время я расширю вашу осведомленность, а сейчас вам надо познакомиться с определенным числом «узников». Пойдемте.

И снова целые сутки Виктору не давали отдохнуть. Он должен был познакомиться с тремя десятками людей, выслушать и вкратце запомнить их легенды. Самого же его показали едва ли не всему лагерю. Теперь розовощекий не покидал его, время от времени давая какие-то таблетки и принимая таблетки сам.

Лишь тогда, когда Виктор готов был свалиться не от сна, «прогнанного таблетками, а от обыкновенной усталости, гестаповец сказал:

— Ну вот. Теперь мы можем отдохнуть. Вы сами виноваты в такой гонке — явились слишком поздно.

Но напрасно улыбался гестаповец — отдохнуть Виктору не пришлось. Едва он лег на лавку, как у ворот послышался шум машины, кто-то въехал на территорию лагеря.

По непонятным причинам Виктор сразу понял, что основное только начинается. Он не удивился, когда розовощекий вошел в комнату, понял — за ним. Но слова розовощекого были слишком неожиданны для Виктора:

— С вами хочет говорить Отто.

Для Розена эта поездка в лжеконцлагерь была мучительной. Он вообще не собирался совершать ее, но опа давала возможность привезти Карла в Половец, а тут уж было бы странным не провести инспекцию..

Не сама инспекция раздражала Розена, его Мучали последние дни ожидания куша от Карла — последние дни ожидания всегда мучительны.

Что касается визита к Рыжему Валентину, то Розен не собирался задерживаться у него надолго. Собственно, до звонка Рыжему Валентину он даже не смог бы сформулировать цель инспекции иначе, как общая проверка. Но, позвонив, Розен узнал, что его агент «Нюрнберг–8» прибыл в лагерь, и теперь у него появилось оправдание приезда — как бы ни был доволен Рыжий Валентин, но Отто должен взглянуть на агента сам.

Въехав в лагерь, он лениво раздумывал — что сделать сначала: принять предложение гестаповца «отобедать» или побеседовать с агентом. И может быть, остановился бы на первом, если бы уставшее лицо Рыжего Валентина было бы более радушным.

Розен сел в маленькой комнате, которую он называл альковом, потому что неоднократно спал здесь после угощения гестаповца, и попросил привести Проводника — под такой кличкой числился здесь агент.

Ему было интересно посмотреть на материал, который он отобрал «среди этой грязи, среди этого дерьма, среди этих скотов». Хотелось убедиться, что он умеет работать даже в таких невыносимых условиях, умеет находить жемчужное зерно, где остальные видят только кучу навоза.

Впрочем, и это зерно — тоже навоз, тут же сказал он себе.

Виктор вошел в комнату, встретился взглядом с Розеном, не отвел глаз.

Розен, занятый своими мыслями, увидел перед собой стриженного наголо, обросшего бородой и усами человека и в первый момент не мог понять — кто и зачем перед ним.

Виктор не отрывая взгляда от расширившихся глаз Розена.

«Девяносто девять процентов за то, что это конец, — думал Виктор. А что же это за один процент? Броситься на него и попробовать задушить? Глупо, не успею. Откуда же надежда? Почему он только смотрит? Почему он не берется за пистолет? Забыл, как выглядит Савченко? Вряд ли. Я слишком не похож на Савченко. Почему он молчит?»

Розен уже понял, кто перед ним. Теперь первой мыслью было: «Вот такие люди нужны мне. Он понимает, что ему конец, а как смотрит! Он не боится меня. Почему?»

«Ну что ж, — вдруг подумал Виктор, — заори! Объяви всем, что в лагерь проник советский разведчик, Что скажет на это твое начальство?»

Розен думал о том же: «Партизаны знают о лжеконцлагере. На операции можно ставить крест. На моей карьере тоже. Карл один распорядится нашими деньгами. Сейчас я выну пистолет и вызову охрану. А в Минске под стражу возьмут меня. Мы с Киршке будем сидеть в разных камерах. А где-то неподалеку будет сидеть Проводник. Его прикончат первым. Я могу отделаться разжалованием и отправкой на фронт — тот же смертный приговор, лишь замедленный. Карлу не придется делить деньги. А я никогда не заведу собственного бизнеса». «Струсил, голубчик? — думал Виктор. — Кажется, струсил».

Спасительная мысль пришла к Розену: операция все равно провалена. Партизаны знают о лагере. Чего стоят двести пятьдесят душ? Этот Проводник отведет двести пятьдесят душ к партизанам, ж там их пустят в расход. Свидетелей не останется. Никто не узнает, что операция провалилась. Конечно! Партизаны — не дураки, им незачем объявлять о ликвидации «пополнения». А впоследствии можно будет решить, что все они погибли в боях. На месте партизан я даже постарался бы убедить нас в этом. А чем они глупее меня?

— Ну? Как самочувствие? — спросил Розен.

— Нормальное, — ответил Виктор, облизав сухие губы, не веря своим ушам.

— Что, волнуешься?

— Не волнуюсь. Устал, — сказал Виктор.

— Не подведешь? — Розен даже усмехнулся.

«Он играет со мной?» — спрашивал себя Виктор.

— Постараюсь.

— Обязательно постарайся. — Розен опять усмехнулся. — Как следует постарайся.

Он задал еще несколько ничего не значащих вопросов и отпустил Виктора. А через час Рыжий Валентин заботливо укладывал его на сдвинутых лавках.

Карл вернулся в Половец раньше Розена и ждал его, не выходя из гостиницы.

Вид вошедшего в номер гауптмана насторожил Карла — Розен был мертвенно-бледен, руки его вздрагивали, и он сжимал их в кулаки.

— Что случилось, Отто?

— Пил! Ничего не случилось! Волнуюсь! Ну? Успокой меня!

— Ты не нравишься мне, Отто.

— Где камни?! — Розен наклонился над Карлом, смотрел сумасшедшими глазами.

— Отойди! — Карл оттолкнул его. — У меня не меньше оснований трясти тебя за душу. Вот! — Он вынул из кармана и швырнул на стол пачку денег. — Вот! Сорок тысяч марок! И ни марки больше! Ты спросишь — что, почему? Ты себя спроси об этом!

Розен жадно смотрел на деньги, но недоверие все усиливалось в его взгляде, наконец он отвел глаза от денег, посмотрел на Карла.

— Накрыть хочешь?

— Да? — зло усмехнулся Карл. — Это ты накрыл нас, Отто. Ты продал перстень? Я спрашиваю, ты продал перстень?!

— Ну?

— Вот и благодари себя. Твой ювелир пустил его в ход. И