Игра в наперстки - Николай Иванович Леонов

Гуров подошел к шкафу с книгами. Ну да. Те самые обложки старых советских собраний сочинений. И среди них очень знакомые черные тома в бумажных обложках. Один такой нашли в автобусе, видимо, там его читал Рассолкин. Лев достал первый попавшийся из всего собрания, посмотрел и понял, что именно напоминало ему это дело.

В этом кабинете было продумано все до мельчайших деталей, чтобы пациенты почувствовали себя как дома, надежно защищенные ностальгией. Ведь именно в том, простом и понятном прошлом, хоть и не всегда таком, о котором мечтали многие, было место спокойствию и тишине. Все дни были расписаны, будущее распланировано, притом чаще всего не тобой. Просто, понятно, и каждый знал, что ждет его дома. И какими будут праздники. И что выкинут в магазин, то и купишь. Предсказуемость мандаринового Нового года и запаха пластиковой или живой елки, но именно этого сейчас не хватает очень многим. Понятно, почему он принимал у себя дома, и понятно, почему к Рассолкину клиенты шли толпами.

– Все на своих местах? Ничего не пропало? Или, может, появилось что-то новое?

Никанор покачал головой:

– Я еще раз посмотрел все аккуратно, не трогая вещи. Нет, ничего не изменилось, все чисто, но я бы сказал, что слишком чисто.

– Думаете, что хотели замести следы чего-то?

– Или кто-то создавал видимость того, что все в порядке, – предположил Ткаченко. – Лев не особый поборник чистоты, я тебе больше скажу: неряха. Не любит мыть посуду, пару раз он шел и покупал себе новые рубашки, потому что просто забывал постирать старые. Поэтому Никанор стал для Льва настоящей находкой. Он следит за всем. За клинингом, поваром, уборкой.

– Мне за это очень хорошо платят, – отозвался Никанор, рассматривая какой-то график, прикрепленный к холодильнику. – Я придумал такой календарь приема лекарств. Их нужно принимать по три раза в день, и после каждого приема патрон должен был ставить галочку, что он их выпил. И вот тут видно, что пил. Вчера и сегодня. Сегодня два раза. Значит, либо поставил галочки заранее, либо пил. По таблетнице я уже проверил, что пил. Значит, пропал недавно.

Тем временем Стас пытался сдержать любвеобильную Федору и переварить весь объем информации по движению средств, который она вывалила на него.

– Дорогая, а можно мне, пожалуйста, версию для дураков? Слишком много информации и слишком мало тех тем, в которых я разбираюсь, – жалобно попросил Крячко.

– Когда ты так меня называешь, я таю, – отозвалась Федора и крутанулась в кресле. – Смотри, мой дорогой: отследить эти счета нельзя. Человек работал очень грамотный. Счета создавались под одну задачу и после этого сразу закрывались. Но мы тут поискали, и я тебе точно могу сказать и подписаться под каждым словом: те благотворители, кто оплатил теплоход, и те, кто полностью спонсировал фестиваль, – это один и тот же фонд. Мы проверили все счета: аренда санатория, питание, фуршет, транспорт, проезд для гостей из других регионов. Все это шло через разные компании, но в итоге все сходится к одному. Мне удалось отследить до одного благотворительного фонда. Он уже, понятное дело, тоже ликвидирован, но…

– Федора. Давай еще проще. Я правильно понял, что весь конвент был оплачен одной компанией, но почему-то она или он или они делали это через разные подставные лица? Это могло быть для какой-то нелегальной цели? Типа ухода от налогов и прочее?

– Точно не для легальной цели. Мало того, тот, кто это делал, оформил счета за границей, чтобы сложнее было отследить. У нас нет возможности быстро найти компании, которые переводят деньги из Германии и Франции, а переводы шли именно оттуда. Так вот, – Федора взяла карандаш и стала показывать Крячко на какие-то строчки на экране с номерами счетов и суммами. – Смотри, мой хороший: исходя из этих данных, он еще неплохо так потерял на пересчете валют. Это значит, что человек или компания были готовы к тому, что они потеряют деньги, но почему-то очень важно было, чтобы этот конвент состоялся.

Крячко кивнул, записал себе в блокноте то, что узнал, и тепло поблагодарил Федору, галантно поцеловав ей руку. Специалист тут же густо покраснела и послала Крячко такой красноречивый взгляд, что покраснел теперь он, а она весело расхохоталась.

Гуров еще раз внимательно осмотрелся. В квартире Рассолкина все было продумано так, чтобы жить в ней было максимально комфортно и можно было работать и никуда не выходить неделями.

– Господа, вот еще один нюанс, который я упустил: а что у нас с личной жизнью? Дама сердца Льва?

– Он был женат дважды, обе бывшие получили хорошие отступные за то, что больше в его жизни они не появятся. В прессе рассказывать особенно нечего, потому что Лев не делал тайны из своей жизни. Была возлюбленная, но это был скорее деловой союз. Она издатель, я только что перекинул вам ее координаты, – сказал Никанор, доставая смартфон. Лев посмотрел на экран телефона, куда только что пришло сообщение от Никанора, и кивнул.

И тут он заметил кое-что.

На столе лежал блокнот.

Просто обычный блокнот, но в этом деле такой простой канцелярский предмет оказался настоящей черной меткой. Поэтому полковник взял его в руки с некоторой опаской и оказался прав.

Точно так же, как и все предыдущие жертвы, Рассолкин на страницах этого блокнота писал о том, сколько хорошего было за сутки в его жизни. И не нужно быть специалистом-почерковедом, чтобы понять, что ему становилось хуже день ото дня. Почерк вначале такой простой и понятный, словно преподаватель пишет в дневнике, в последнее время становился все хуже и хуже. Как будто Льву было тяжело держать ручку.

А на последней странице было написано совсем другим почерком:

«Ты – следующий».

У Льва был огромный опыт по части преступлений и улик. Почерк был женский. Полковник был в этом уверен.

– Ну, это уже становится похожим на плохой фарс, – сказал сам себе Лев и добавил: – Этот блокнот я возьму. Если наш герой объявится, я смогу ему это объяснить. Но боюсь, что мне придется согласиться с вами, Никанор. Да. С Рассолкиным, скорее всего, случилась беда. Пишите заявление в Главке. Ближайшей родни, я так понимаю, у него нет?

– Нет. Но вы же сами сказали, что заявление у меня не примут…

– Примут, если вы напишете там, что Рассолкину угрожали, и опишете тот случай, когда угнали машину, а потом она нашлась с угрожающей во всех смыслах надписью на стекле, – сказал Гуров и