Сергей Донской - Матерый

- Спасибо, что не забываете.

- Никто тебя и не думал забывать, Шурик. Даже не надейся на это, хохотнули в Москве. - Чем занимаешься? Бумагу небось мараешь?

Ирочка-Милочка под столом утвердительно закивала головой, хотя ее никто ни о чем не спрашивал.

- Приходится, - мужественно признался Руднев сквозь стиснутые зубы. Он вцепился в подлокотники кресла, словно боялся, что вот-вот будет оттуда катапультирован. - 0-ох!

- Ты что кряхтишь? Не напрягайся так. Все это напрасные хлопоты. Суета сует.

- Почему же.., суета?... Должность, уф, обязывает... - Рудневская рука раздраженно вцепилась в жесткие кудряшки неугомонной сотрудницы, веля остановиться. Ладонь толкнула ее в лоб: убирайся с глаз долой.

Все это было проделано за тот короткий промежуток времени, пока телефонная трубка заливалась барственным хохотком. Ирочка-Милочка уже уносила из кабинета свои понуро обвисшие ягодицы, когда отсмеявшийся полпред посоветовал:

- Наплюй на должность, Шурик. Она сегодня есть, а завтра ее нету. Понимаешь, о чем я?

- Как это - нету? - тупо спросил Руднев, тяжело дыша ртом, как во время оргазма, которого не успел испытать. Ноздри перестали справляться с перекачиванием кислорода. Его вдруг потребовалось значительно больше, чем минуту назад.

- Возишься долго! - пояснил голос. - А кто не успел... - в семи сотнях километрах от рудневского кабинета прозвучал убийственный смешок, - ..тот опоздал.

Уши Руднева заложило, как при резком перепаде давления в пикирующем самолете.

- Почему это я не успел? До выборов еще два месяца.

- Отстаешь от времени, Шурик, - саркастически усмехнулся полпред. - В настоящий момент тебя могут спасти только досрочные выборы.

- Но, насколько я понимаю...

- Да уж не больше, чем я! - Голос, доносящийся из далекой столицы, выказал неприкрытое пренебрежение к провинциальной точке зрения. - Ты даже не знаешь, где теперь находишься.

- Где? - Руднев невольно окинул взглядом свой кабинет.

- Ты, Шурик, находишься в анусе, в глубочайшем анусе, самом вонючем из всех, какие существуют в. этой федерастической стране.

Ек! На несколько секунд сердце Руднева перестало биться, а когда вспомнило о своих функциях, заколотилось так, словно спешило наверстать упущенное.

Не веря своим ушам, он пытался вникнуть в смысл услышанного.

- Вот ты вола за хвост тянешь, - вещал полпред с издевательской ленцой, - а мне как прикажешь расценивать твои действия? Может, вообще забыть, что жил-был такой Шурик, который кое-чего обещал?

Может, мне другого кандидата на губернаторский пост поискать, порасторопнее?

- Я свое слово держу, - сказал Руднев. Только теперь он вспомнил про расстегнутые брюки, но пальцы никак не могли справиться с заартачившейся "молнией".

- Именно, - согласилась Москва. - Слово. Много красивых слов...

- Десятая часть уже перечислена на указанный счет. - Руднев наклонился вперед и стал заправлять в брюки белую сорочку, придерживая трубку плечом. - К концу сентября рассчитываю осилить еще половину суммы. А потом остается октябрь...

- Нет такого месяца в твоем календаре, - возразил далекий баритон. Да и сентябрь для тебя в двадцатых числах истекает. Как бы и ты вместе с ним - не.., того, Ш-шур-рик-к!

Из голоса собеседника куда-то испарился весь либерализм, а остался лишь яростный нахрап, приправленный угрожающими нотками. Знакомая песня, в которой текст блатной, а музыка народная-хороводная. Что-то вроде гнусавого: "Слышь, ты, ка-а-зел!

Никто тебя за язык не тянул, а за базар ответишь!"

Руднев и сам шагал по жизни с этой песней, поэтому не сник, не показал слабину, а вдруг подобрался, покрепче перехватил телефонную трубку и перешел в контратаку, стремясь отвоевать утерянные позиции:

- Я не мальчик, чтобы меня пугать! Сказал: "сделаю", значит, сделаю. Что касается сжатых сроков, то, хотя об этом слышу впервые, все равно уложусь.

Но, - рудневский голос заметно окреп, - и сумма должна уменьшиться пропорционально.

Полпред чуточку смягчил тон, но хватку не ослабил:

- С арифметикой у тебя все правильно получается, но тут, Шурик, нужна высшая математика. Сроки сокращаются, а сумма остается прежней. Не обеднеешь.

- Не надо мои деньги считать, - огрызнулся Руднев. - Они мне не с неба капают.

- А все уже давно посчитано. И не одному тебе известно, откуда там у тебя капает, сколько и куда именно.

- Кому же это известно, интересно знать?

- Министру угольной промышленности, например. Он полагает, что в твоем регионе происходит полный бардак, и требует разобраться. Ну-ка, где его петиция? Ага... Цитирую. Многоступенчатая посредническая система разбазаривания государственных средств.., преступное попустительство местных властей., расчет за полученную на шахтах продукцию материальными ценностями и услугами... А в списке фигурирует АОЗТ "Самсон", знакомо тебе это название? - гаркнуло в трубке. - Обскакала фирмочка Госснаб перехватила антрацит, сорвала энергетическую программу! А рассчиталась хрен знает чем по ценам позапрошлого года. Шахтеры твои, которых ты без зарплаты оставил, уже у нас на Горбатом мосту сидят, касками стучат, требуют у президента разобраться с этим вопросом лично. Это, конечно, не царское дело, тобой, скорее всего, Генпрокуратура займется. А там и другие материалы подоспеют - у меня тут на тебя "телег" выше крыши накопилось.

Чуешь, чем это пахнет?

Руднев чуял. Чем сильнее чуял, тем больше багровел и сильнее дышал. Его брали на понт, разводили как последнего лоха, а он не имел возможности ответить. Вот она, полпредовская дружба. Он просто сбивал с подопечного губернатора бабки. Разводил. И неизвестно еще, насколько возрастут его аппетиты, когда выборы закончатся.

"А может, ну его на хрен, губернаторское кресло? - подумал Руднев с тоской. - Отойти в сторонку и заняться тем, чем занимался до сих пор? Наезд - дело хорошее, но лишь до тех пор, пока ты сам его осуществляешь. В противном случае..."

Далекий собеседник словно прочитал его мысли.

- Ладно, расслабься, - сказал он. - Замну я дело. Выборы как можно раньше проведем, поднимем тебя в законном порядке повыше, где никакие прокурорские псы не достанут. А ты на досуге посчитай, арифметик, сколько стоит моя дружба на самом деле.

- Сколько? - мрачно осведомился Руднев.

- Да уж побольше, чем тобой было обещано.

- Сколько? - упрямо повторил Руднев. Он едва сдерживался, чтобы не хрястнуть трубку мобильника о стол.

- Бутылку хорошего коньяку выставишь - и всех делов, - поощрительно хохотнул собеседник.

Благодарность лезла из рудневской глотки с превеликим трудом, но его бесцеремонно перебили:

- "Спасибо" для тостов под коньячок побереги.

А меня лучше результатами дела порадуй. До двадцатых чисел сентября, не позже. А то... Я слышал, ты поговорками увлекаешься, Шурик?

- Ну? - буркнул Руднев.

- Про то, как начинают пить за здравие, а кончают - за упокой, знаешь? Вот и не доводи до греха.

Все, бывай!

Через минуту Руднев, расколошмативший все-таки телефон (правда, другой, ни в чем не повинный), сидел за столом, чертя на листе бумаги только ему понятные геометрические фигуры. Полпред был изображен в виде натурального мелкорогатого скота.

Благодетель какой выискался! Коньячок плюс 25 лимонов прицепом за неполный месяц.

Прошло не менее получаса, прежде чем Руднев окончательно собрался с мыслями и принял для себя кое-какие решения. В принципе 25000000 баксов за губернаторство - вполне приемлемая цена, учитывая, что деньги эти все равно валяются на дороге. На большой. И потом, даже если Руднев передумает и даст задний ход, эти деньги все равно ой как понадобятся. Так что пусть Губерман вышибает их, и как можно скорее. Если уж его, Руднева, напрягают как безродного барыгу, то Борю вообще нужно ставить раком и ездить на нем до упаду.

***

- К...как Генпрокуратура? К...какие материалы?

Холодея, Губерман прислушивался к рокотанию в телефонной трубке и не верил своему правому уху.

Левое было обращено к притворенной двери, за которой галдело маленькое домашнее застолье. Он на минутку оставил гостей, рассчитывая бодро отрапортовать Папе об успехах и сразу же вернуться к столу, но услышанное напрочь отбило аппетит и всякое желание изображать из себя хлебосольного хозяина. В голову лезли гадкие словечки типа "баланда", "шконка" и даже "вертухай", который отчего-то представлялся обязательно усатым, со связкой ключей на поясе. Губерман из любопытства пролистывал литературу о нравах и быте в местах лишения свободы, но не допускал (тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить) и мысли о том, что когда-нибудь эти сведения смогут ему пригодиться. И вдруг этот звонок.

Не думал, не гадал он, никак не ожидал он такого вот конца.., такого вот конца. Идиотский мотивчик сверлил поникшую губерманскую голову с настойчивостью дрели в руках маньяка.

- Материалы серьезные, Боря, - вздыхала трубка голосом обеспокоенного Папы. - Оч-чень серьезные. Мне пришлось выложить за тебя сто штук, родной мой. А это не фунт изюму.