Анна Литвиновы - Наш маленький Грааль

– Расскажите! – попросила я.

– А что тут рассказывать. Девяностый год, в России – непонятно что. У меня – диплом переводчика, добро пожаловать в школу, учителем иностранного. Муж – свежеиспеченный инженер, ему только в КБ, младшим научным, зарплата – копейки. А у мамы в Америке двоюродная сестра жила, она и предложила нам: вроде как ветер перемен, и статус беженца получить легче легкого. Мы загорелись. Год готовили документы, ходили по собеседованиям, пришлось от гражданства российского отказываться… Но все-таки уехали. Как нам тогда все однокурсники завидовали – и мои, и мужа! Да мы и сами, когда самолет в Чикаго приземлился, едва не рыдали от счастья. Муж, как сейчас помню, все восклицал: «Гелька, ты веришь?! Мы прилетели в Америку! В саму Америку!!!»

Мы с ней тем временем уже подошли к «Морской розе».

– Не передумали насчет кофе? – спросила я Гелю.

– Да неудобно, я, наверно, поеду… – засмущалась она.

– Что ж тут неудобного, если в этой стране даже кофе больше негде выпить? – возмутилась я. – К тому же мне так хочется про вашу американскую эпопею послушать!

Я взяла ключ, мы поднялись в номер. Чайник, чтобы вскипятить воду, здесь был, кофе я привезла с собой. А вот стаканов не оказалось вовсе – хорошо, что у меня в сумке пластиковые обнаружились, я их по российской привычке на всякий случай из самолета прихватила.

– Прошу извинить за такой сервис. – Я протянула гостье пышущий паром несолидный стаканчик. – Кофе, к сожалению, тоже не лучший. Изготовлен, кстати, здесь, в Краснодарском крае. Тимашевск, улица Гибридная. Сами понимаете…

Она отхлебнула, усмехнулась:

– С американским все равно не сравнить. Вы просто не представляете, какое там подают пойло! Причем что в автомате, что в самом лучшем кабаке.

– Я смотрю, вы теперь патриотка! – усмехнулась я.

– Да какая там патриотка! – отмахнулась она. – Я разве спорю: в Америке жизнь куда лучше. Более сытая. Более богатая. Более размеренная. Но лично мне – ох как там скучно было…

– Карьера, наверно, не сложилась, потому и скучно, – безжалостно отрезала я.

– Да карьера, в том-то и дело, сложилась. Вполне, – возразила Геля. – Мы ж на самом пике приехали, когда Россия у них в большой моде была. Многие русский язык учили, чтобы Солженицына в подлиннике прочитать. Мне удалось в школу устроиться преподавать русский язык, для эмигранта это вообще неслыханное везение. А муж сначала техником работал, а потом, когда тесты по английскому сдал, попал на инженерную должность. По своей собственной, родной, специальности. Только с совсем другой зарплатой. Поэтому мы уже через пару лет без проблем получили кредит и смогли позволить себе и ребенка, и дом, и две машины…

– Моя мечта, – призналась я. – И чего же тут скучного?

– А вот вы представьте, Машенька, – горячо произнесла Геля. – Жили мы в Хелене, это, если не знаете, столица штата Монтана. Столица, звучит гордо, понимаете? И каждое утро, когда я шла на работу, мне нужно было пройти мимо двух магазинов и одного ресторана. И каждый – понимаете, каждый! – день их хозяева говорили мне одно и то же. До сих пор помню, хотя столько лет прошло: «Отличная сегодня погода, Геля!» – это первый. «Когда б не налоги, жизнь была бы просто прекрасной!» – второй. «Заходите вечером на восхитительный бифштекс!» – это третий.

– Как мило! Разве лучше, как в Москве, – никто никого не знает? И никогда не здоровается?

– Лучше, – горячо произнесла Геля. – Знаете, как меня бесило, что они все знают? Мы с мужем, например, оба курили. А в Америке насчет этого дела полное сумасшествие. Сейчас, говорят, вообще дошли до того, что зарплату курящим снижают. Ну, когда мы там жили, такого еще не практиковали, но прессинг был жуткий. « Гелиа, я вчера видела, как вы курили на террасе!» – «И что? Разве это не мое личное дело?» – «Конечно, конечно, это ваша privacy, но ведь дым шел прямо в мое окно!» А до ее окна, до соседнего дома, минимум сорок футов. Кошмар…

– Ну и бросили бы курить. Это уже нигде не модно, – пожала плечами я.

– Бросишь курить – они еще к чему-нибудь прицепятся, – вздохнула собеседница. – Американцы ведь во все, понимаете, вообще во все лезут! Мы как-то с мужем погавкались, целый вечер друг на друга орали, так на следующее утро к нам комиссия пришла! Из муниципалитета. И стали спрашивать, не хочу ли я подать жалобу на herrasment!

– Можно подумать, лучше, когда муж за женой с топором гоняется. А соседям наплевать.

– Ох, не знаю, Маша, что лучше… – задумчиво произнесла Геля. – Лично мне в Америке было сытно, но так тоскливо… Соседская кошка порезала лапу – происшествие. Бейсбольный матч между местными командами – событие. А уж когда Техасский балет приехал на гастроли – и вовсе, культурный шок мирового масштаба! А вы когда-нибудь видели Техасский балет?!

Пришлось признать:

– Видела. Они и в «Большой» на гастроли приезжали. Кошмарное зрелище.

– Вот именно. Корова на корове. А в нашей Хелене их спектаклем потом два месяца кряду восхищались.

– Зато в Америке стабильно, – не сдавалась я. – И цены не скачут. И можно проснуться и быть уверенной, что завтра не будет ни дефолта, ни путча.

– Да уж, стабильно, – хмыкнула Геля. – Только мои однокурсники, нам тогда, семнадцать лет назад, завидовавшие, сейчас кто заводом владеет, кто частной школой. А мы остались очень средненьким средним классом.

– Знаете, у меня впечатление, – пошутила я, – что вы в КГБ служите. В каком-нибудь отделе пропаганды. И выполняете задание партии и правительства по патриотическому воспитанию молодежи.

– Да уж воспитаешь вас, молодежь… – покачала головой она. – Мой сын такой же, как ты, упрямый. Все упрекает нас: как, говорит, вы могли из Штатов уехать?! Как теперь от армии мне отмазываться?

– Вот именно. А жили бы в Америке – никаких проблем.

– Я смотрю, Маша, вы их образ жизни так защищаете, – вздохнула Геля. – Тоже небось мечтаете в Америку уехать?

– Пытаюсь, – кивнула я. – Я по специальности литературовед, хочу грант на аспирантуру получить.

– Что ж, каждый должен набивать собственные шишки. Удачи вам. Отговаривать не буду, – задумчиво произнесла она. – Только мой совет: не засиживайтесь в этой Америке. Съездите, посмотрите, отточите английский… И возвращайтесь.

– Все равно там лучше, – упрямо произнесла я. – Ну что хорошего – жить в Краснодаре? Отдыхать в Абрикосовке? В каком-то занюханном санатории?!

– Маша, да я не спорю. У нас тоже жизнь не сахар. Мне просто жаль… – Она сделала паузу. – Себя жаль. У меня была большая мечта. Как я, красивая, молодая, живу в Америке, молодой, красивой стране, делаю прекрасную карьеру, и у меня совсем особенная, необычная и очень интересная жизнь… Но оказалось: жизнь в Америке такая же. Только скучнее. А годы прошли. Мне уже сорок лет, и ничего теперь не изменишь.

Она встала.

– Что ж, спасибо большое за кофе. Я, пожалуй, побегу.

 В то же самое время. Ася

Ася кормила Никитку собственноручно изготовленным пюре из брокколи и вела с ним беседу. Говорила в основном сама, потому что ребенок, кроме пресловутого «фи-ис», пока освоил лишь несколько слогов. Да и ее речам сын, по правде сказать, внимал без особого рвения, все время отвлекался то на голубя за окном, то на магнитик, прилепленный к холодильнику. Или еще занятие, самое с его стороны свинское, – плеваться капустой так, что брызги по всей кухне.

Но Ася все равно продолжала говорить и говорить, во-первых, таким образом в младенцах развивается речевая культура. А во-вторых, ей больше и поболтать не с кем. Муж возвращается с работы поздно и обычно такой злющий, что почтешь за благо подать ужин и ретироваться из мрачной кухни с вечным телевизором к ясну-солнышку Никитке. Родители все в своих заботах, брат Макс сутками пропадает на теннисных кортах, а Машка и вовсе сбежала из Москвы. Подумать только: уехала разбираться с дедом ! Подводить под чашу научную основу. По ее основательному подходу сразу видно, что она кандидат наук…

– Вот в этом вся Машка и есть, понимаешь, Никитка, – серьезно обратилась Ася к ребенку. – Никак смириться не может, что Максово желание исполнилось, и мое тоже, а у нее ничего не вышло.

Сын на секунду отвлекся от нового увлекательного занятия – ворошить пальцами в мисочке с брокколи – и важно ответил:

– Дя.

– Я рада, что ты согласен, – улыбнулась она.

В миллионе книг читала, что дети в Никиткином возрасте не воспринимают сложноподчиненных предложений и тем более не понимают взрослых разговоров, но все равно так хочется верить, что сынуля участвует в их беседе на равных!

– …И нет бы отнестись к чаше как к веселой игрушке! Наплевать и забыть! Или, на худой конец, загадать другое желание! – вдохновленно продолжала Ася. – Но ей же во всем самой разобраться надо!