Корень зла среди трав - Татьяна Юрьевна Степанова

не существовало вообще. Появляется вдруг некое создание, обманчивое и коварное с виду, которое начинает душить и уничтожать все, что прежде росло, благоденствовало, развивалось и процветало. И к чему бы ни прикоснулось проклятое богом создание, оно несет лишь разрушение всего самого дорогого, причиняет боль, ожоги, раны, мучения, страдания…

Они молчали. Полковник Гущин налил в стакан минеральной воды и дал Вере Павловне. Она выпила.

– Значит, борщевик Сосновского – семейная тема Кантемировых? – тихо после паузы спросил Макар. – Как в музыке, в симфонии – лейтмотив?

– Верная метафора, – Вера Павловна глянула на него, она немного успокоилась. – А почему вы вдруг заинтересовались отцом Искры и его личной научной катастрофой с борщевиком?

– Я вам позже все расскажу, – пообещал полковник Гущин. – Когда сам сведу разрозненные концы с концами. Ваша подруга Наталья Гулькина, естественно, тоже знала историю с борщевиком Сосновского? А ее сын?

– И она, и Кира, и я, и все, кто Искру окружает.

– И юный сожитель ее матери – Денни? – уточнил Гущин.

– И он знал, все же долгие годы было на слуху, – Вера Павловна пожала плечами.

– Как нам сообщили деловой компаньон Кантемировой Щеглов и ее секретарь Тамара, на Кавказе во время научной экспедиции случилась некая кровавая драма с убийствами женщин и маньяком. Якобы Кантемиров даже спас от него свою будущую жену, – осторожно заметил Гущин. – Вы слышали об этом, Вера Павловна?

– Ну конечно. Героический семейный эпос. Мы все его знали с детства, мать Искры всегда с гордостью рассказывала ту знаменитую историю их экспедиции на Домбай-Ульген в пятьдесят первом году.

– Компаньон Искры Щеглов упомянул, что ее муж Керим Касымов наводил справки о том давнем деле с убийствами. Что его заставило так поступить?

– Я не знаю Щеглова, – призналась Вера Павловна. – Насчет Керима, он вообще никому и ничему не доверял. Но там что-то действительно было… неприглядное… Потому что в конце жизни на академика Кантемирова, обвиненного в грубых научных ошибках, писали разные кляузы… доносы… Его старались очернить по-всякому, с целью окончательно отстранить от научной работы и бюджетных фондов. Когда он умер – с горя и от потрясений, – у матери Искры пытались забрать академическую квартиру в нашем доме, переселив их в жилье попроще. И все шло в ход, даже откровенная ложь.

– Ложь? – тихо спросил полковник Гущин.

Вера Павловна на секунду умолкла. Перед ее глазами возникла картина. Они с Наташей Гулькиной дома у Искры. У них билеты на премьеру «Женитьбы Фигаро» в Театре сатиры, где тогда блистали молодые Андрей Миронов и Александр Ширвиндт. Искра, как всегда, запаздывает, она все еще вертится перед зеркалом, наряжается. Вера – она на шесть лет ее старше, – учится на последнем курсе филфака МГУ и тайно жгуче завидует яркой внешности подруги. Они с Наташей проходят в гостиную и слышат, как мать Искры – вдова Кантемирова кричит в телефон в кабинете академика гневно, страстно, громко:

– Вы не смеете пачкать грязной клеветой светлую память о моем муже! Вы не знаете событий на Домбае в пятьдесят первом, а я знаю! Я была с ним! Он меня спас от смерти! Подотрите свой зад доносом, полным лжи и злых инсинуаций, который вам прислали на моего Володю! И если вы еще хоть раз посмеете оскорбить его, клянусь, я вырву ваш поганый язык и швырну его бродячим псам!

Они с Наташей Гулькиной замирают в растерянности, истерические крики матери Искры режут слух, пугают их. Они никогда прежде не могли даже представить, что она, их соседка по дому, уважаемый ученый, вдова академика, способна изъясняться с помощью подобной лексики.

Появляется Искра в новом платье в стиле Марины Влади из «цековского спецрасределителя» для советской элиты, что напротив их дома, в Романовом переулке.

– Маму просто довели, – объявляет шепотом она…

– Я не распускаю сплетен и не знаю ничего наверняка, – дипломатично ответила Вера Павловна полковнику Гущину.

– А кто еще может рассказать нам о семье и родителях Искры? – он не настаивал более. – У нее ведь есть старшая сестра, да? По отцу?

– Светлана… Светка Кантемирова. Она старше Искры на тринадцать лет, ей под восемьдесят. Но она и в молодости походила на сущую ведьму. Она с детства люто ненавидела Искру – уже за то, что она просто родилась на белый свет. А Нину Прокофьевну за то, что та увела академика из семьи, лишила их престижа и статуса. Да, роман матери Искры с Кантемировым начался на Домбай-Ульгене в экспедиции, но прошло долгих семь лет, прежде чем он женился на своей тайной пассии. И, возможно, из-за Светланы, дочери, он давал ей возможность подрасти. А позже всегда заботился о ней. Но ненависти Светки его подарки не уменьшали, наоборот. Конечно, ничего дурного об отце она вам не сообщит. Не опустится до подобного! Но насчет Искры и ее матери… ох, выльются потоки помоев, предупреждаю вас, Федор. Не верьте старой Светке… Она начнет лгать и клеветать из чистой злобы на вторую семью ветреного отца. Сводить с ними старые счеты.

– Наталья Гулькина в разговоре с вами не упоминала о проблемах сына Искры – Льва Кантемирова? – задал новый вопрос полковник Гущин.

– Лева – сам ходячий парадокс, всегда им был, – ответила Вера Павловна. – А что?

– По нашим сведениям, он дважды за одни сутки в марте пытался покончить с собой – бросился под поезд в метро, а затем выпрыгнул из окна больницы. И оба раза остался жив. Повезло парню по-крупному.

Вера Павловна глянула на Гущина. По ее взволнованному и несчастному виду они все поняли – да, женщины обсуждали трагические события.

– Наташа мне говорила, я отказывалась верить. Я знала Леву с малых лет. Добрый умный мальчик. Конечно, богатство отчима Керима сильно его изменило. Не в лучшую сторону. Но я его помню в детстве. Он хорошо учился; у Искры, занятой собой и танцевальной школой, на него вечно не хватало времени. Он не переживал. И у него имелось хобби.

– Какое хобби? – осведомился полковник Гущин.

– Он собирал гербарии, – ответила Вера Павловна. – Как и его покойный дед, он увлекался ботаникой, хранил все гербарии деда, а их сотни. Папки с сухими растениями… Он ими дорожил. Тогда у детей входили в моду компьютерные игры, но он ими не интересовался, его целиком поглощали старые гербарии деда.

Макар слушал гувернантку с великим изумлением – чтобы Лева… каким он сам его видел и помнил в ночных клубах Сохо в Лондоне, в Челси, на дискотеках Ибицы, всегда окруженный девицами и прилипалами из тусовки шоу-бизнеса, пацаном корпел над гербариями?! И он тоже,