Охота на крокодила - Эдуард Юрьевич Власов

сказать – я хочу вам показать этот самый ужин, по которому вы сохнете.

– Хорошо, завтра подойду к вечеру.

– А с утра что будете делать? – поинтересовался успокоившийся Ковалев.

– Да, наверное, поеду с нашими ветеранами на лагерное кладбище. Иной культурной программы, как я понимаю, здесь у вас не организуешь. Я хоть и не воевал, но тоже все-таки к силовым структурам отношение имею. Почту память наших доблестных самураев, заодно и за Като присмотрю, чтобы вашу «наружку» лишний раз за город не гонять.

– Ну, это уж я сам решу, когда и куда мне их гонять, а когда и куда не гонять, – хозяйским тоном отозвался майор и протянул мне свою визитную карточку. – Если гостиница не глянется, звякните, устроим вас в частном секторе. Ванино наш покамест не Отару, да и отдел ваш в Саппоро, небось, посолиднее нашей конторы будет…

– Да бросьте вы крокодиловы слезы лить. Контора как контора, нормальная… До скорой встречи!

Я спрятал карточку в карман ветровки и направился к двери.

– Да, кстати о «крокодиле», товарищ майор! – окликнул меня Ковалев. – Вы в зоологии, я гляжу, подкованы. А о том, что такое альфаметилфентанил вам, товарищ майор, в своих Япониях, случайно, слышать не доводилось?

– Альфа… как?

– Альфаметилфентанил.

– Нет. Я, признаться, и про триметилфентанил-то только вчера узнал, так что с зоологией вы мне польстили. А что это за зверь такой?

– Да позубастее «крокодила» будет. Та же синтетика, но на порядок сильнее. У нас только по Ванино уже два передоза на счету. А в Питере и в Москве десятки жмуриков, если не сотни. Его фиг рассчитаешь – сильный больно. На Дальнем Востоке его пока мало, он в основном по Европе ходит: Голландия, Скандинавия. Но так как он компактный, видимо, в ближайшие месяцы и сюда поставки вырастут. Его пару кило на всю жизнь хватить может. Ну, а где Дальний Восток, там и Япония. Так что вы там на Хоккайдах своих ждите новых гостей!

– Да уж мы чего только от вас не ждем теперь!

Я махнул майору и закрыл за собой дверь.

Глава 8

Никакого кладбища в обычном понимании этого слова под полутораметровой коноплей не оказалось. Да и быть его не могло, этого самого кладбища. Умиравших от морозов и хворей японских пленных десятками без лишних почестей и церемоний русские сбрасывали в неглубокие ямы, засыпали серой землицей и утыкали захоронения деревянными столбиками с их номерами. Это уж потом, тайком от охранников, словно предвидя на полвека вперед возможность такого вот возвращения к последнему пристанищу своих боевых товарищей, выжившие лагерники пробирались сюда, разводили костерки, раскаляли на них гвозди и выжигали ими на столбиках иероглифы с фамилиями и именами похороненных однополчан. Знали ли про это лагерные начальники? Наверное, знали, но, видно, из обычной русской лени и славянского безразличия смотрели на это сквозь пальцы. Зато теперь ганинские дедушки смогли разыскать своих Такэси, Такаси, Цуёси и три десятка тому подобных освободителей Китая и Кореи неизвестно от кого и чего.

Повизгивавшие от радости Ямада, Айто и прочие восьмидесятилетние «куны» складными саперными лопатками, предусмотрительно привезенными с собой из Японии в обычных чемоданах, кромсали дерн, пытаясь сквозь многосантиметровый травяной панцирь добраться до живого грунта и наполнить им картонные коробки, купленные вчера вечером в ванинском хозмаге под мудрым руководством Ганина. Работа была не из легких, учитывая ветеранский возраст копателей и яростное сопротивление дальневосточной природы, никак не желавшей расставаться со своими сокровищами.

– Ты бы помог им, Ганин, – указал я другу на его дедушек, еле заметных в высокой конопле. – Чего так стоишь?

– Да неудобно как-то… – поморщился сенсей. – И потом, там же кости небось или еще чего в том же духе. Не люблю я, Такуя, всего этого замогильного…

– Брезгливый ты, Ганин! – заметил я.

– Сам бы взял да покопал! – огрызнулся он. – Кто из нас тут японец, ты или я? Твои ведь соотечественники!

– Я, Ганин, за другим соотечественником следить должен, – кивнул я в сторону Като.

Исполнительный Демид в надежде на очередную десятидолларовую бумажку, которыми его время от времени подпитывал Като, уже накопал полную алюминиевую емкость, предназначенную, на мой полупрофессиональный взгляд, скорее под молоко, нежели под глинозем, и теперь вытирал пот со лба и собачьим взором выпрашивал у жестокосердного таможенного брокера награду за качественно выполненную работу. Дедушки с кряканьем и сопением тоже наполнили землей и травой несколько коробок, вытащили их на середину поляны и принялись стаскивать с окрестностей короткие обрубки стволов деревьев, поваленных, судя по всему, не одним буреломным ураганом. Я подался было посмотреть, попали ли в картонки действительно останки солдат, но передавшаяся от Ганина «брезгливая» зараза заставила меня отказаться от изучения их содержимого. Минут через пятнадцать ветераны ловко сложили из собранных в округе бревнышек аккуратную поленницу и втиснули в ее середину свои коробки.

– Слышь, братан, а что это твои деды делать собираются? – шепотом спросил Ганина один из авиловских парней.

– Сейчас запалят все это дело и молитвы будут петь, – со знанием дела ответил сенсей.

– Запалят? – недовольно переспросил вице-мэр.

– Обряд такой синтоистский, Сергей Владимирович, – пояснил Ганин. – Потом пепел соберут, прах то есть, в урны его положат и в Японию хоронить повезут.

– Хорошо хоть ветра нет, – процедил Авилов. – А то эта пожарная самодеятельность мне боком выйдет…

– Да вы не беспокойтесь, Сергей Владимирович, они аккуратные, – успокоил его Ганин. – Понимают ответственность момента. Да и, я думаю, у них богатый опыт разведения костров в этой местности.

Пока ветераны колдовали над поленницей, я решил, что настало время напомнить Като, продолжавшему меня упорно игнорировать, о своем существовании. Я нацепил на лицо маску праздношатающегося интуриста, подошел к нему, указал на стоящий у его ног жбан с грунтом и предложил помочь высыпать его содержимое в общий костер.

– Не трогайте это, Минамото, – остановил он меня металлическим тоном.

– Но как же, Като-сан! – делано удивился я. – Надо же вместе все сжечь! Ваши же однополчане это…

– Это здесь жечься не будет.

Он на всякий случай присел на жбан, а за его плечами тут же выросли Сато и Мацуи.

– А где оно будет жечься? – спросил я.

– Оно будет жечься дома, в Японии. Достаточно и этих вольностей.

Он посмотрел на дедушек, которые уже закончили свои языческие приготовления и теперь в четырнадцать подслеповатых глаз смотрели на нас в ожидании разрешения нашего с Като спора.

– Я сожгу это в своем храме в Саппоро. Я не желаю, чтобы останки моих боевых друзей горели на земле их врагов. Да еще и не на храмовой территории.

– Так там у вас не только земля, – прищурился я. – Там ведь и травы достаточно. Демид вместе с травой землю туда пихал, я видел.

– И что?

– Как что? Вы знаете, что это за трава, Като-сан? – повел я рукой вокруг себя.

– Догадываюсь.

– Вы же таможенник, не вам мне объяснять, что коноплю в Японию ввозить запрещено.

– Там конопли немного, Минамото, и я везу не ее, а останки японских военнопленных. Вы что, прикажете мне все бросить, перебрать останки и отделить всю попавшую туда траву?

– Но вы же понимаете, что я обязан доложить о содержимом этого жбана нашим пограничникам, а этот ваш поминальный груз в Японию не впустят.

– А это посмотрим! Вы, Минамото, не пограничник, а полицейский. А полицейские досмотром не занимаются, – отрезал он и повернулся к Демиду. – Грузи в машину!

Демид, не дождавшийся пока своей лакейской мзды, в сопровождении охранников потащил жбан в «Сурф», а дедушки хором вздохнули, зрительно выразили мне глубокое сочувствие, отвернулись от Като и принялись раздувать огонь под своим могильным колодцем. Пламя занялось быстро, и уже через минуту все семеро застыли по периметру пылающего сруба и затянули вполголоса синтоистскую молитву. Като стоял чуть поодаль, но тоже склонив голову и шевеля губами.

– У вас, Минамото-сан, всегда так в Японии хоронят? – спросил из-за моего левого плеча Авилов. – И воют, как наши чукчи?

– Нет, конечно. Обычно все это в крематории происходит, покойника священник отпевает. Хотя тембр голоса у священников почти такой же. Это тут у вас ветеранам в походных условиях приходится импровизировать, ничего не поделаешь…

– Да… А насчет Като… – Авилов осторожно потянул меня за рукав в сторону, – вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Он наш гость, мы его не бросаем, так что лишняя опека ему не нужна.

– Вы хотите сказать, что свою конопляную смесь он вывезет