Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова

подруга душевная, но это уж давно было, Настя, бабкина секретарша, ну, та вообще без головы, она то и дело теряет, потом еще новенькая из хозслужбы, а тут на днях вообще история вышла на сто рублей убытку! У нас одну смену поменяли, взяли новых, а тех в Видное перевели, а тут Донцова возьми да приедь! А пропуска-то у нее сроду никакого нету и не было никогда, зачем ей пропуск, когда ее по физиономии лица вся страна знает! Так и не пустили ее, едрены пассатижи!..

– Донцову не пустили?!

– Дак говорю же, новых охранников взяли, а тех на склад в Видное перевели, с повышением, стало быть! А у этих инструкция – без пропуска чтоб муха не пролетела! Нет пропуска – до свидания! Вот она и стояла, по всем телефонам названивала, чтоб ее в родное издательство провели. Беляев, начальник наш, та-а-акой скандалешник закатил, та-а-акой разбор маневров с последующей рекогносцировкой местности, хоть стой, хоть падай. Но тут за дело. Инструкция инструкцией, а соображаться-то надо, верняк!

– Верняк, – повторил Береговой. – Пал Семеныч, а когда Митрофанова пропуск потеряла? Не помните?

– А ты че? Нашел, что ли?

– Да нет, я так просто.

– А так просто я тебе не вспомню. Вот когда новый ей выдали, могу сказать – тому три недели, это в журнале зафиксировано, потому за них расписываются. И не лезь ты в пекло поперед батьки, Владимир Береговой! Указаний нету твой изымать. Так что если тебе чего надо, приходи спокойненько!..

Береговой поблагодарил и попрощался.

…Значит, что-то с этим пропуском действительно не то!.. Значит, Митрофанова его вроде бы теряла, и ей даже выписали новый, и она расписалась за него в журнале у Павла Семеновича. Если она и впрямь его потеряла, им мог воспользоваться кто угодно – охранники пропусков не проверяют. Приложил карточку к турникету, как в метро, и вперед!.. А если не потеряла, а отдала? Например, убитому – непонятно зачем, но отдала и потом вытащила у него из кармана, чтобы не оставлять следов! Такое возможно?

Вполне. И тогда на самом деле получается, что Митрофанова причастна к убийству!

Тут Береговой вдруг подумал, что ничего о ней не знает – совсем. Интересно, а кто-нибудь в издательстве знает хоть что-то? Например, откуда она взялась, где работала раньше или, может, училась? Известно только, что она «отличница» и «бабкина любимица» и еще что она окончательно спятила, когда ее Веселовский бросил – а как такую не бросить?! Жениться, что ли, на ней прикажете?!

Тут Береговой фыркнул и покрутил головой – от негодования.

Надо узнать о ней как можно больше, вот что. Вдруг за ней водились какие-то темные делишки, ну, в прежней жизни! Интересно, Ольга о ней хоть что-нибудь знает?.. Впрочем, есть масса способов узнать подноготную, и он, Владимир, попробует что-нибудь выяснить – ну, хотя бы пока не прибыл очередной «ответ с отказом» из очередной конторы, куда он кинул очередное резюме!..

Телефон опять задребезжал.

Странное дело, звонили из издательства.

Что такое?.. Павел Семенович получил указание изъять у него пропуск?

Береговой выждал несколько секунд, а потом нажал кнопку.

– Алло.

В трубке молчали, и в отдалении слышался привычный офисный шум и движение, и он вдруг понял, как соскучился по работе!.. До слез, до детского спазма в горле.

– Алло?!

Он взглянул – телефон работал, и секунды бежали.

– Перезвоните, я не слышу.

И нажал «отбой».

Митрофанова осторожно подергала дверь в собственную квартиру – заперта – и постояла, прислушиваясь.

Тихо.

Только слышно, как на четвертом этаже, путаясь и ошибаясь, играют гаммы. Или на пятом?..

Зайти в квартиру она не решалась – со страху.

Ей теперь все время было страшно!.. На работе она сильно вздрагивала, если ее неожиданно окликали, в маршрутке лезла на последнее сиденье, чтобы видеть весь салон, в магазине то и дело оглядывалась и сегодня обнаружила, что за ней неотступно следует человек в мятом костюме и несвежей рубашке. Хорошо хоть не завизжала на весь зал, сообразила: это охранник – должно быть, она показалась ему подозрительной!..

Так и ушла, ничего не купив, и ужинать теперь нечем.

Наверху бабахнула дверь, Катя быстро вставила ключ в замочную скважину, повернула и юркнула внутрь.

Лоб у нее был мокрый, шее больно, и дышалось тяжело – все от страха. Морщась, она потерла шею под воротником водолазки и пристроила сумку под вешалку.

Свет везде горел, она не выключала его даже на ночь.

– Я пришла, – хрипло объявила она неизвестно кому и зачем, и голос пропал где-то за кухонной дверью.

Ногам было холодно, надо бы сапоги купить, да уж теперь не до сапог!.. Митрофанова, кряхтя и держась рукой за стену, стряхнула мокрые ботинки.

Что же за жизнь-то такая началась?!. Трудная, неприкаянная.

Как будто с петлей на шее.

Настороженно заглядывая за все углы, как в кино, где бравые ребята в камуфляже и с автоматами тоже заглядывают за все закоулки и врываются куда-нибудь непременно на счет «три», Митрофанова на счет «десять» добрела до кухни.

Тут тоже горел свет, и холодно было так, что застучали зубы, – окно открыто настежь, и на подоконнике и на полу растеклась лужа от растаявшего снега.

В холодильнике, ледяном и пустынном, обнаружилась банка маминого абрикосового варенья, бережно и трепетно хранимая, половина привядшей луковицы в пакетике, «тунец в масле» и одно яйцо.

Митрофанова захлопнула холодильник – чего в него смотреть-то без толку? – покосилась на окно, за которым было черно и от этого страшно, села к столу и пригорюнилась.

Значит, каков итог сегодняшнего дня?..

Анна Иосифовна вызвала ее и почти указала на дверь – да, да!.. Пусть это не было сказано словами, но Екатерина Митрофанова поняла именно так.

Ты наделала непростительных ошибок и должна за них поплатиться.

Увольнение Берегового только первая из них. Она была почти уверена, что, как только вернет уволенного начальника IT-отдела на работу, Анна Иосифовна найдет изящный, совершенно необидный способ избавиться от нее самой.

Что-то было сделано не так. Что-то такое, чего директриса никогда ей не простит.

Где она, Екатерина Митрофанова, умная, жесткая, осторожная, могла просчитаться? Что именно она упустила – да так, что теперь никак не может поймать?!

И Стрешнев!..

Последние дни он ведет себя странно, как будто залег на дно и чего-то выжидает. Избегает ее, почти не звонит, на совещании помалкивал, и когда Анна Иосифовна за что-то ему пеняла, только улыбался совершенно по-щенячьи и махал рукой – простите, мол, дурака, никак с мыслями не соберусь!..

Это на него