Безмолвный пациент: комплект из 3 психологических триллеров - Алекс Михаэлидес

class="p1">– Что? Ну ладно. Сейчас! – Он хмуро посмотрел на меня. – Мама хочет, чтобы вы поднялись к ней.

17

Пол громко топал на второй этаж, вздымая со ступеней облака пыли. Я потихоньку шагал вслед за ним. Ноги слушались лучше, но от ходьбы слегка потемнело в глазах.

Наверху возле перил лестницы стояла Лидия Роуз. Именно ее безобразное лицо я увидел в окне второго этажа. По плечам старухи свисали длинные седые космы, напоминающие паутину. Лидия весила целую тонну: раздувшаяся шея, мясистые предплечья, распухшие ноги, будто стволы деревьев. Старуха грузно опиралась на палку, которая опасно гнулась, едва выдерживая чудовищный вес.

– Кто это? – обращаясь к сыну, но не сводя с меня глаз, сварливым голосом громко спросила она. И снова этот жуткий, леденящий душу взгляд, как у Алисии.

– Мам, только не волнуйся. Это просто лечащий врач Алисии. Он приехал из клиники, чтобы пообщаться со мной, – спокойно ответил Пол.

– Что ему от тебя нужно? Что ты натворил?

– Он хочет поговорить об Алисии. Вот и всё.

– Да ведь это журналист, придурок ты эдакий! – Голос Лидии сорвался на визг. – Гони его в шею!

– Нет, не журналист. Я видел его документы. Мам, все хорошо. Давай я помогу тебе прилечь.

Необъятная старуха со злобным ворчанием позволила увести себя в спальню. Пол кивком пригласил меня следовать за ними.

Лидия обессиленно откинулась на подушки. Кровать жалобно скрипнула под ее тяжестью. Роуз поправил подушки. В ногах Лидии клубочком свернулся дряхлый кот. Я не видел более уродливого кошака: вся голова в старых боевых шрамах, местами проплешины, одно ухо отгрызено. Это чудовище еще и порыкивало во сне.

Я потихоньку осмотрелся. Повсюду в комнате валялся хлам: стопки выцветших от старости журналов и пожелтевших газет, кучи старого тряпья. У стены виднелся кислородный баллон, на прикроватном столике стояла коробка из-под печенья, битком забитая различными упаковками таблеток. Я чувствовал на себе враждебный взгляд Лидии. Ее глаза не оставляли сомнений в диагнозе: старуха душевно больна.

– Что ему нужно? – Глаза Лидии заметались по мне сверху вниз и обратно. – Кто это?

– Мам, я тебе уже говорил, – терпеливо объяснял Пол. – Это психотерапевт Алисии. Он хочет узнать о ней побольше, чтобы назначить верное лечение.

Старуха прочистила горло и смачно плюнула на пол у моих ног, ясно давая понять, какого она мнения о психотерапевтах.

– Мам, ну пожалуйста… – застонал Пол.

– Заткнись! – Лидия смотрела на меня с ненавистью. – Зря Алисию упекли в психушку!

– Интересно, а куда ее надо поместить? – отозвался я.

– В тюрьму! – рявкнула Лидия. – Хочешь узнать побольше об Алисии? Я сейчас тебе расскажу. Маленькая дрянь! С самого детства росла гадиной!

В голове снова запульсировало. А Лидия продолжала, постепенно распаляясь:

– Мой несчастный брат Вернон так и не смог пережить смерть Евы. Я заботилась о нем. И об Алисии. И ты думаешь, я получила от нее хоть каплю благодарности?!

Мнение Лидии было понятно. Мой ответ не требовался.

– Знаешь, чем эта сучка мне отплатила? – Старуху прямо трясло от злости. – Что она сделала со мной?

– Мам, пожалуйста…

– Захлопни пасть, идиот! – Лидия снова повернулась ко мне; ее голос буквально сочился ядом. – Эта тварь нарисовала меня! Намалевала мой портрет, не сказав мне ни слова! Не спросив разрешения! Я отправилась на ее выставку, а там висит эта мерзость! Ни вкуса, ни красоты. Пошлая карикатура!

Лидия задыхалась от эмоций, и Пол не на шутку встревожился.

– Думаю, пора заканчивать. Отправляйтесь-ка вы лучше домой, приятель. Маме вредно волноваться, – хмуро проговорил он.

Лидия Роуз однозначно была не в себе. Я молча кивнул Полу и с радостью выбрался из мрачного дома.

Я возвращался на станцию с огромной шишкой на затылке и жуткой головной болью. Досадная потеря времени. Я не выяснил абсолютно ничего нового, за исключением очевидного факта, почему при первой же возможности Алисия уехала из ненавистного дома. В восемнадцать лет я точно так же сбежал от отца. А от кого бежала Алисия? Ответ лежал на поверхности – она рвалась на свободу от гнета кошмарной тетки. Я задумался о портрете Лидии Роуз, который написала Алисия. Старуха назвала картину «пошлой карикатурой». Значит, пришла пора зайти в галерею Жан-Феликса и понять, из-за чего она так бурно возмущалась.

Сидя в вагоне поезда, уносящего меня из Кембриджа, я размышлял о Поле Роузе. Бедный парень! Вынужден жить под одной крышей с настоящим чудовищем… Она использует его как бесплатную рабочую силу. Ужасная, одинокая жизнь. Вряд ли у него много друзей. Думаю, и любимой девушки нет. Честно говоря, я не удивился бы, узнав, что Пол все еще девственник. Несмотря на огромный рост и недюжинную физическую силу, в нем чувствовалось что-то чахлое, разлаженное.

Лидия вызвала у меня мгновенное и сильное отторжение – возможно, она слишком напоминала моего отца. Если б я не уехал, то сейчас наверняка превратился бы в подобие бедолаги Пола. Если б я остался в родительском доме в Суррее, отдавшись на волю деспотичного безумца…

Всю дорогу до Лондона я был очень подавлен. Грустным, уставшим, готовым разрыдаться. Не знаю, переживал ли я уныние Пола или свое собственное…

18

Вернувшись, я не застал Кэти дома. Открыв ее ноутбук, попробовал зайти в почту. Тщетно: страница была закрыта. Я допускал, что Кэти не повторит такой ошибки. Неужели я опущусь до взламывания ее почты, стану с маниакальной методичностью подбирать пароль? Нет. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что превратился в пресловутого ревнивого мужа. По злой иронии судьбы, Кэти как раз репетировала роль Дездемоны в постановке «Отелло».

И почему я не догадался переправить злополучные письма себе? Тогда у меня появилось бы письменное свидетельство ее неверности. Я допустил непростительную ошибку. Тогда я стал припоминать, что видел в тот вечер и видел ли вообще. После солидной порции марихуаны я едва соображал. Правильно ли я понял содержание писем? Я поймал себя на том, что пытаюсь притянуть за уши любые теории, лишь бы доказать невиновность жены. Вдруг это было сценическое упражнение? Может, она так входила в роль? А если я зря паникую и она так готовится к «Отелло»? Помню, перед премьерой спектакля «Все мои сыновья» по Артуру Миллеру Кэти целых шесть недель заставляла себя говорить с американским акцентом… Вдруг и сейчас… Вот только в письмах стояла подпись «Кэти», а не «Дездемона». Жаль, что эта история мне не приснилась. Вот бы проснуться и забыть случившееся, будто ночной кошмар… Увы, я прочно увяз в страшном болоте недоверия, бесконечных подозрений и страхов.

Внешне наша с Кэти совместная жизнь оставалась такой же безоблачной.