Если хочешь знать… - Лариса Павловна Соболева

не подходит, потому что… на кону моя жизнь… моя. Я не хотел этого, правда…

– Милый, я тебя утешу… я же с тобой…

– Хотя… Хм! Я все равно становлюсь управляющим.

* * *

Очередной раз Феликс остановил видеозапись, сказав:

– Дальше сюжет повторяется, опять упражнения, но на диване. Полезной инфы нет, поэтому кончилось кино.

Он взглянул на Даниила, честно сказать, у Феликса внутри сжалось от сострадания к нему. Может быть, не следовало показывать ударное по нервам видео? Феликс извинился:

– Прости, я допустил ошибку и причинил тебе боль, показав…

– Ты правильно поступил, – промямлил Даниил. – Как жаль, что я этого раньше не знал, принимал ржавые медяки за золото.

И все же он раздавлен, видно невооруженным глазом, предательство всегда идентично кинжалу в сердце. Однако выразить жалость – это будет второй ошибкой, сейчас надо встряхнуть его, Феликс избрал жесткий, безжалостный тон:

– Раздавать советы самое неблагодарное дело, но я отважусь. Отрежь свою Марину здесь и сейчас, одним махом отрежь. Это надо сделать, чтобы задавить страстное желание удавить ее. Пусть живет, наказание их обоих ждет – не позавидуешь. А для тебя будет лучшим вариантом вдохнуть и выдохнуть обоих навсегда, то есть освободиться.

– Все нормально, я в порядке, – выговорил Даниил, глядя в экран телевизора немигающими глазами на свою любящую жену и доброго друга, а также помощника, заместителя, советчика, оба были близки ему.

– Вижу, – буркнул Феликс. – Если у меня появилось желание удавить твою Марину, когда я смотрел первый раз, представляю, как тебе сейчас.

– Нормально, переживу, – произнес тот вяло. – Просто неожиданно… Но нет ничего полезнее правды, она отрезвляет.

– Надеюсь, Марине ты не растрепался о наших планах?

– Я выполнил все твои условия, хотя мне было трудно, получалось, я обманывал жену, подвергал ее тяжелому испытанию своей мнимой смертью… М, какой же я безмозглый дурак!

Ага, произнес тихо и спокойно, это хорошо, но ничего не значит. Начался этап раскаяния, ковыряния в собственной вине и прочей хрени – по мнению Феликса, но вылиться может в неудержимое бешенство, а вслух он сказал ему:

– Тут все ясно, но это исполнители, понимаешь? – указал рукой на экран. – Мы не знаем мотивов, толкнувших на покушение, Шумаков намекает на некое лицо, которое заставило твоего друга пойти на преступление, не исключено, что это группа лиц. А чтобы заставить Шумакова, нужно иметь что-то очень весомое против него. Нам нужен этот третий. У тебя есть кандидатура?

Однако Даниил не отпустил ситуацию, наверно, это пока и невозможно. Феликс решил не отставать от несчастного, в уме он искал способы вывести его из депрессивного состояния, которое толкает людей на самые глупые поступки, о которых хорошие люди потом всю жизнь жалеют.

– Послушай, – настойчиво перетягивал он внимание Данилова на себя, – твоей ситуации сто тысяч лет. История измены и предательства так стара, что не должна удивлять, она упорно повторяется, а народ почему-то застывает в изумлении. Кстати! А ты разве не так поступил? Думаю, твоя первая жена, когда уезжала от тебя с твоими детьми, чувствовала то же, что и ты сейчас.

Вот! Нашел нужные слова, конечно же, это последняя фраза! И Даниил посмотрел на него почти с ужасом. Только сейчас он вспомнил слова Полины по телефону, точнее, пожелание – побывать в ее шкуре. Побывал. Крайне неприятная штука, мягко говоря. Однако Даниил пришел в себя, ощутив, как ни странно, приток новых сил. Он словно очнулся, взглянул на парочку в телевизоре уже другими глазами, изменился и его голос, так говорят уверенные и сильные люди, успешно справляющиеся с проблемами:

– Я никогда Шумакова таким не видел.

– Каким? – заинтересовался Феликс.

– Как на экране. Грубым, истеричным, не подозревал в нем столько ненависти, злобы… И трусливым не видел никогда.

– Скажи, твоя жена правда биолог? Я про бывшую спрашиваю.

– Да, она учитель биологии. Послушай, а это к чему – Полина и что она биологию преподает? Я ничего не понял.

– Я же узнавал в больнице, от чего умер Пушкарь, это было несложно. Говорил тебе, не помнишь? Ладно, в твоем состоянии… А умер адвокат от яда, но растительного происхождения. Полина как раз биолог, мотив у нее… Так… Плохо, плохо, плохо…

– Почему? Ты про что твердишь? Плохо что?

– О твоей жене… прости, бывшей… обязательно узнает Терехов, не исключаю, что уже знает, и первой подозреваемой будет она. Ты же сам слышал, этот герой-любовник, – указал одним подбородком на телевизор Феликс, – намеревался ее подставить. Выпив твой стаканчик воды, Пушкарь поломал их замысел, то есть в тюрьму сесть должна была Полина. Ты понял?

– Ну и сволочи.

– Поэтому яд растительный им понадобился, а не какой другой, чтобы перевести стрелки на Полину, по идее, она может его добыть со своими знаниями флоры. А Марина вместе с подонком Эмилем от имени твоих детей собрались управлять твоим бизнесом, короче, старая песня: убить, отжать, ограбить… Все равно в этой понятной заварухе что-то есть неясное.

– Шумаков сказал, ему поставили условия, хотя, может, и солгал моей дуре… Они оба лгуны, меня обманывали, почему бы им не обмануть и друг друга?

– Это выясним. А вот Полину могут задержать по подозрению в заказном убийстве, у нее как бы мотив есть.

– А дети? – забеспокоился Даниил.

Собственно, неплохой момент окончательно привести в состояние разума Данилова, чтобы не в страданиях своих купался, а думал о тех, кто действительно этого заслуживает:

– Поскольку ты убит, детей определят либо опекунам, но это дело нескорое, значит, в интернат и детдом определят. Не переживай, без крыши над головой не останутся, государство заботливое…

– Ты в своем уме? – вскипел не на шутку Даниил, вскочив на ноги. – Какой детдом?! Какой интернат?! Ты же слышал, Полина ни при чем!

– Но подозреваемых всегда задерживают, на пару месяцев в СИЗО определяют, а детей временно в интернат. Твой старший уже взрослый, позаботится о брате, а малышка все равно не твоя…

Ух, как он забегал, забыл про измену и предательство теперешней жены, забыл про друга, готовившего на него покушение, а как взревел:

– Да вранье это, вранье мне назло! Стоит в этом чертовом центре, нагло врет и улыбается! Не могла Полина видеть нас с Мариной за…

Даниил покрутил кистями в воздухе, намекая на интим, но, видя, что бывший мент не понимает, разошелся еще больше:

– Секс между нами возник только накануне того момента, то есть в тот же день, когда я, конченый идиот, сказал жене, что люблю другую. И ушел к Марине. На меня что-то нашло, а через пять дней… в общем, ты знаешь.

Про себя Феликс с удовлетворением отметил: клиент выздоравливает, да как быстро! Все-таки не ошибся он в Данилове, есть в нем нечто человеческое, а не головокружение от успеха.

– Не кипятись, – сказал он. – Нам повезло с этим видосом, у нас есть улики, остальное добудем, надо лишь выиграть время.

– Нет, так не пойдет. – Данилов ринулся в прихожую. – Я хочу встретиться с Мариной. Немедленно.

Даниил решительно направился к выходу. М-да, Феликс немножко переборщил, но кто знал, что он из одного реактивного состояния перейдет в другое? Вараксин мгновенно перекрыл ему дорогу и привел кучу аргументов, чтобы не пустить:

– Стоп, стоп! Мы так не договаривались, ты обещал слушаться меня.

– Не бойся, я не убью ее, хочу допросить по горячим следам.

– Допросить? – задумался Феликс. – А это неплохая идея… Но ты откроешь себя! И подставишь нас обоих, всех подставишь. Знаешь ли, то, что мы с тобой провернули, карается законом, мы же всех обманули, заставили работать стольких людей! Хорошо, если отобьемся штрафом…

– Я возмещу все убытки.

– Что ж, отлично! – внезапно согласился Феликс, подняв вверх ладони. – Ты пойдешь к своей Марине, раз приспичило. Но когда мы подготовимся.

– Подготовимся? В каком смысле?

– В прямом. В подъезде и в жилом комплексе наверняка есть камеры видеонаблюдения. Как же ты, для всех мертвец, собираешься появиться там? Я должен подумать, каким образом тебя обезопасить, а ты должен остыть и тоже подумать, чего хочешь от встречи с Мариной. Поверь, тебе захочется ее ударить и можешь нечаянно не рассчитать силу, подобных смертей было немеряно.

– Не бойся, я сделаю все, как надо. Пальцем ее не трону, хотя эта подлая тварь заслуживает беспощадной кары. Но я не враг себе. И своим детям не враг,