Паутина жизни (ЛП) - Калмз Мэри

Лед, пробежавший по венам, заставил меня застыть.

— Отдел уголовного розыска отвечает за расследование до тех пор, пока мы не сможем определить, является ли данное лицо террористической либо гражданской угрозой.

— Нельзя ли задать еще один вопрос?

— Конечно.

— Вы везете всю команду, включая маршала Дойла, в Вашингтон, округ Колумбия, прямо сейчас?

— Так точно.

— И вы ищете Керри Лохлина, сэр?

— Верно. Ищем.

— Значит, вы уверены, что он убивает участников патруля, в котором они были в ту ночь, когда у него случился нервный срыв?

— Мы ни в чем не уверены, маршал. Сейчас мы просто собираем факты, — сухо объяснил Харни. — Касаемо того, что произошло в том патруле — это секретная информация. — Он искоса взглянул на Яна, потому что, очевидно, не имел ни малейшего представления, что именно мне известно. — Это два отдельных вопроса.

Взглянув на Яна, я увидел, как его губы сжались в жесткую линию. Очевидно, ему совсем не нравилось, что я допрашиваю полковника.

— Не могли бы вы уточнить, что это будет за процесс, сэр?

— Отдел уголовного розыска, Военно-юридическое управление, и, наконец, — вздохнул он, — если это не будет признано военным делом, то ФБР, как я и говорил ранее.

— А почему в этом замешано бюро?

— Потому что если Лохлин виновен, то эти убийства за пределами штата представляют собой федеральное преступление, — сообщил он мне.

— Сколько по времени будет длиться допрос, сэр? Мы с маршалом Дойлом должны вылететь в Лас-Вегас утром, чтобы передать свидетеля.

— Мы связались с вашим руководством, Джонс, и маршалы из офиса в Лас-Вегасе встретят вас в аэропорту, когда вы приземлитесь, чтобы помочь получить вашего свидетеля. Тогда вы сможете вернуть его или ее в Чикаго.

Я прочистил горло.

— После допроса маршал Дойл вернется сюда, сэр?

— Если он не замешан и не будет нужен в этом деле, — холодно ответил Харни, — тогда, конечно.

Что в принципе означало, что Яна сейчас заберут, и Бог знает как долго я его еще не увижу… снова.

— Его подразделение только что вернулось домой, сэр, — сказал я, задерживая дыхание, стараясь не позволить острой, ранящей, болезненной грусти проявиться в голосе.

— Вы полагаете, что подразделения спецназа берут перерывы, маршал? — спросил Харни резким, неприятным тоном. Очевидно, мои расспросы его напрягали. — Что наши враги когда-нибудь отдыхают?

Возможно, он сказал это с целью пристыдить меня, поскольку я являлся гражданским лицом, но мне было все равно. Единственное, что оставалось важным — репутация Яна, и поэтому я ответил с уважением:

— Нет, сэр.

— Вы готовы выполнить свой долг, капитан? — спросил Харни, обращаясь к Яну.

— Да-с-сэр, — почти прокричал Ян.

Я обязан был считаться со службой, и принял это. Я все понимал. То, что делал Ян, было важно, и я связал свою жизнь с солдатом. Я знал это с самого начала и очень им гордился. Но… и его работа в качестве заместителя маршала США также была не менее важна. Даже если б мы оставались всего лишь партнерами по работе, разве его нынешняя работа не имела такого же значения, как и то, что он являлся солдатом? Ответом было ясное и четкое «нет».

— Захвати свои вещи, — отдал приказ Харни.

У Яна всегда стояли две подготовленные сумки на случай, если он вернется домой и его в тот же вечер снова вызовут на службу, в таком случае он готов был сразу уехать. В его отсутствие моя работа состояла в том, чтобы разобрать вещи, все постирать и упаковать заново, дабы все было готово.

Я знал, что большинство подразделений возвращались домой с действительной службы и отдыхали месяцами. Отличие команды Яна, состоящей из двенадцати человек, заключалось в том, что это было спецподразделение, направляемое на поиск или захват цели любыми необходимыми средствами. Это была партизанская война на чужой стороне, и это был его долг, так что его могли… легко могли… немедленно отправить на активную миссию сразу после допроса о Лохлине.

Снова.

Мне стало тяжело дышать.

Снова.

Только что вернулся домой и, возможно, снова уедет.

Ян быстро направился к дому, открыл входную дверь, и через несколько секунд Цыпа выбежал ко мне. Он остановился рядом со мной, глядя на всех мужчин, но не двигаясь, продолжая наблюдать за мной, взяв под защиту.

— Такова жизнь, — сказал мне Харни.

Я вгляделся в него, пытаясь понять, нет ли в его взгляде отвращения или осуждения. Ян говорил мне, что независимо от того, как все изменилось снаружи — отмена «не спрашивай, не говори»; нетерпимость к оскорблениям или предубеждениям, — армия все еще не принимала подобного. Просто никогда не знаешь, когда столкнешься с этим. Но, вглядевшись в лицо полковника, понял, что он всего лишь констатирует факт, и он сказал бы это любому партнеру или супругу солдата.

— Да, сэр, — согласился я.

Ян вернулся очень быстро. Он не сказал мне ни слова, даже не взглянул на меня, и я понял, что он смущен. Мои вопросы и очевидное огорчение опозорили его перед начальством.

— Маршал, — попрощался со мной полковник, прежде чем уйти.

Глаза Яна встретились взглядом с моими лишь на мгновение, но после того, как он сел в машину вместе с остальными и уехал, меня, стоящего в безмолвии на тротуаре, поразило то, насколько я оказался неправ. В тот момент, когда Ян оставил меня, не было ни гнева, ни унижения. Он не осуждал то, что я говорил или делал. Я видел только тоску.

Ян хотел остаться. Это было ясно как божий день. Тоска читалась во всем: в его лице, в прерывистом дыхании, в раскрытых губах, в сжатой в кулак правой руке и в том, как он чуть не споткнулся, когда повернулся, чтобы последовать за человеком, уводившим его. Я был для него домом, я знал это, и покидать меня для него значило лишиться всего.

Осознание этого дарило хоть какое-то утешение.

ГЛАВА 11

Я проскочил мимо встречающих, в основном потому, что ожидал увидеть их у терминала международного аэропорта Мак-Карран, а не в зале ожидания.

— Вы Джонс?

Обернувшись на голос, я наткнулся взглядом на… даже не знаю, как описать. Промелькнула мысль, что парень, заговоривший со мной, — серфер или инструктор по тому же серфингу или дайвингу, сразу и не скажешь. Но с таким загаром и выбеленными солнцем темно-русыми волосами, волнами, спадавшими на плечи, у него явно было полно свободного времени.

— Да?

Парень шагнул ближе и, протянув руку, изогнул губы в ироничной, но соблазнительной улыбке.

— Я Боди Кэллахэн из отдела в Вегасе, а это мой напарник — Джосайя Редекер.

Кэллахэн не был похож ни на одного маршала, которого я когда-либо встречал. Не знал, что шорты-карго и обувь для серфинга — подходящая одежда для маршала, равно как и футболка с хипстерским худи, которое не попадалось мне со времен колледжа. А его напарник походил на владельца бара. Прямые темные волосы спадали ему на лицо, и еще я заметил усы и густую щетину на подбородке, которую можно было бы назвать бородой, если бы она проходила по всей линии челюсти. Потрепанные ботинки для парашютистов, выцветшие джинсы и серая «хенли» с длинными рукавами довершали образ творческого беспорядка.

Такая парочка страха не внушала. Хотя, наверное, здесь, в Лас-Вегасе, этого и не требовалось. Может, образ был специально создан, чтобы не привлекать к себе внимания, но со всей наркотой, гулявшей по штату, скорее наоборот.

— Можно Джед, — произнес Редекер, чем снова обратил на себя внимание. Он протянул руку, готовый пожать мою сразу же после Кэллахэна. — Только мать называет меня Джосайя.

Они представляли собой странную парочку. Кэллахэн говорил с калифорнийским акцентом, с ним он мог сойти за своего в среде прибойных крыс9, а в голосе Редекера ощущались глубокие, насыщенные ковбойские нотки. Интересно, как они сошлись.

— Давно вы маршалы? — спросил я, отпустив руку Редекера.