Ольга Володарская - Призраки солнечного юга

— Вот его я и боюсь… Господи, я умру от разрыва сердца…

Но я не умерла. Даже не покалечилась. Живая и здоровая я вылетела на безопасную посадочную площадку с красными отметинами в форме ступней на дощатом полу.

Дождавшись Юрку с Левой, мы вышли из ангарчика. В глазах тут же зарябило от контрастности красок. Сочная зелень травы, кустарников, далеких подлесков, белизна снега, приглушенная голубизна гор, яркая синева неба и разноцветные поляны всевозможных цветов.

Я сделала глубокий вдох. Чистый горный воздух скользнул в легкие. И мне показалось, что я выпила глоток холодной родниковой воды.

Я могла бы простоять так, любуясь этой первозданной красотой, смакую по глотку кристальный воздух гор, целую вечность, но неугомонная подружка нетерпеливо дернула меня за руку и заверещала:

— Пошли фотографироваться на снегу!

Мне ничего не оставалось, как подчиниться.

Глава 6

Мы возвращались с Красной поляны полумертвые от усталости. Набегавшись по горам, надышавшись одуряющее-чистым воздухом, накатавшись на канатке до тошноты, и до тошноты наевшись меда с орехами, мы вползли в пропахший бензиновыми выхлопами салон жигуленка и моментально уснули. Зорин храпел на переднем сиденье, мы трое вповалку на заднем. Только Вано нисколько не устал, хотя весь день ковырялся в моторе своего автомобиля. Пока мы дрыхли, он с привычной беспечной легкостью вел «шестерку» по адскому серпантину, а когда проснулись, уже притормаживал у ворот санатория.

Наконец-то!

Мы выбрались из салона. Размяли затекшие мышцы, похрустели косточками. Я глянула на часы, оказалось, что время ужина уже прошло. Ну и слава богу, все равно после Краснопалянского меда мне ничего в глотку не полезет.

— Жалко, что на ужин опоздали, — засопел рядом со мной Юра Зорин. — Я бы перекусил…

Я хотела было подколоть проглоту Зорина, но едкие слова застряли в горле, ибо я увидела, что к нам стремительно приближается полный небритый армянин, в котором я узнала вчерашнего следователя… Уж не по мою ли душу? Какая неожиданность! Решили-таки допросить ценного свидетеля? Ну наконец-то…

— Валик! — радостно воскликнул Вано, завидев толстяка.

— Ованес! — так же обрадовался тот и залопотал что-то на родном языке.

Они балакали не больше минуты, и я ни слова не поняла из этого разговора, но сразу смекнула, что эти двое души друг в друге не чают. Ибо их диалог сопровождался радостными междометиями, беспрестанными похлопываниями друг друга по плечам и даже крепкими объятьями в начале и в конце.

Когда толстяк, хлопнув Ваньку по плечу в последний раз, ушел, Сонька растерянно спросила:

— Он тебе кто?

— Он мнэ брат.

— Родной? — не поверила она, окинув тщедушную Ванькину фигуру и мысленно сравнив с ее с мясистыми телесами его так называемого брата.

— Нэт. Формально он мнэ как это… муж сэстры.

— Деверь, — подсказала Сонька, но, подумав, поправилась. — Нет, свояк.

— Свояк, правилно.

— А как его зовут? Велик?

— Валик. Но это сокращенно, а так Волоха.

— Странное имя, — протянула она. — А это он расследование ведет?

— Ведет, да.

— И как успехи? — не унималась Сонька.

— Нормално. Склоняются к тому, что это нэсчастный случай.

Я даже дар речи потеряла от этого известия. Несчастный случай! Надо же! Хороши работнички, нечего сказать! Я не удивлюсь, если они и лестницу не обнаружили, не говоря уже о записке…

— Твой родственник не очень хороший следователь, — обличила Валика Сонька. — И напарник у него дурак.

— Валик хороший следователь, — заупрямился Ваня. — Просто на него давят…

— Кто?

Тут на защиту Ваниного родственника неожиданно встал Зорин.

— А ты сама подумай, — важно изрек он. — Разгар сезона, места нарасхват, путевки распродаются по баснословным ценам. И вдруг скандал! В санатории орудует убийца! Как ты думаешь, поедут люди в такое опасное место, если на побережье полно благополучных здравниц? Тем более, санаторий и так имеет дурную славу… Правильно я говорю, Вано?

— Правилно, — хмуро кивнул Вано. — Тем болэе никаких улик на месте преступлэния убийца, если таковой был, нэ оставил…

— А лестница! — не успев подумать о последствиях своего вопроса, закричала я. — Лестницу они обнаружили? Нашли дверь?

Я думала, что моя реплика будет иметь эффект разорвавшееся бомбы. Как же, как же! Про лестницу ведь никто не знает. Не то что Вано, даже его родственник, местный комиссар Мэгре…

— А что ее искать? — вяло спросил Вано, просто убив меня своим равнодушием. — Всэ про нее знают…

— Как все?

— Всэ. — Он тяжко вздохнул и пояснил. — Давно, когда санаторий толко построили, эта лестница считалась аварийной. Она нэ запиралась, потом что жильцы тринадцатого этажа, кроме, как по ней, больше нэ могли спастись при пожаре.

— Я давно заметил, — встрял всезнающий Зорин, — что в этом дурацком санатории отвратительно продумана система эвакуации. Такой должны были закрыть пожарные инспекторы после первой же проверки…

— А они и хотели… — Ваня почесал свой орлиный нос душкой солнечных очков. — Толко нэ вышло. У архитектора Артура Беджаняна, слышали навэрное, это он спроэктировал это убожество… Так вот, у него папа болшая шишка, мэжду прочим, до сих пор жив и здоров, жэнился нэдавно… вот он и подсуетился. Заткнули рот пожарным инспэкторам денгами и этой лестницей. В начале планировали маленкий грузовой лифт пустить, чтобы белье всакое на нем доставлять, инструмэнты, крышу латать, но пожарныки наехали, Артур и пэрэпланировал. Глупость конэшно, пока по нэй спустишься — дымом задохнешься… — Вано сплюнул сквозь зубы. — Дэрмо был, а нэ архитектор…

Я согласно кивнула. Артур и, правда, был дерьмовым архитектором, но хапуги из приемной комиссии (или как она называлась?) еще хуже. Вот из-за таких у нас что ни дом, то развалюха. Я, например, живу в пятиэтажке, панельные стены которой того гляди разъедаться, полы вот-вот провалятся, а из-под подоконника во время дождя натекает лужа размером с озеро Байкал…

Мои размышления прервал очень уместный вопрос Блохина:

— А почему эта дверь теперь заперта?

— Это еще одна некрасывая история, — Вано присел на капот своей колымаги, подпер подбородок кулаком и грустно поведал. — Двэрь на лэстницу нэ запирали до 1997. Пока нэ выяснилось, что чэрез нэе много лэт обслуга таскает государственное имущэство.

— Да ты что! — удивился такому вероломству персонала Лева, она у нас был патологически четным человеком.

— В наглую воровали! Тащили всо. И белье, и посуду, и продукты…

— А продукты-то откуда?

— Из столовой. Это сейчас она отделно от корпуса стоит, ее даже забором обнэсли, а ранше их соединяла галэрея, да и подвал у ных общий… И очень удобно было чэрез ту аварийную лэстницу таскать награблэнное. Во-первих, скрыто от посторонних глаз: от началства, от начальничьих стукачей, от любопытных отдыхающих, во-вторих, выходит она на задный двор, а там до ограды санаторской рукой подать, в нэй калытка … Шасть — и нэт тебя!

— И кто-то все же попался? — не удержалась от вопроса я.

— Нэ просто попался, а с поличным, и нэ с простынями, нэ с ящиком тушенки, попался с драгоценностями. Горничная, жадная стэрва, зарвалась совсэм. В номэрах подворовывала, ну так, по мэлочи. А тут в люкс одна богачка въехала. Цацок целый саквояж, вот баба и не устояла, только нэ повэзло ей — хозайка цацок, тетка ушлая оказалась, нэ то адвокатша, нэ то прокурорша, запасла ее… Скандалище был, слущай! Всю ментовку на уши подняла. Началнику досталось, завхозу, комэнданту… Весь персонал тогда пэретрясли. — Вано спрыгнул со своего импровизированного стула, отряхнулся, нацепил очки на глаза, видимо, показывая этим, что аудиенция закончена. — Вот так, дэвочки, малчики! Из-за одной жадной дуры пострадало столко людей.

— Значит, после скандала двери на лестницу заперли? — переспросила я. — И для верности прикрыли пожарным щитом?

— Точно.

— А как же жильца тринадцатого этажа? Пусть горят, когда здание полыхнет?

— Почэму горят? Сделали другую лестницу, вон она, смотри. — И он указал на стену корпуса, которая даже от ворот очень хорошо просматривалась.

Мы, как по команде, посмотрели. Лестница и вправду была. Тонка шаткая вертикальная лестница без всяких изысков. Жалкая конструкция: прутки, впаянные в стержни. По такой согласиться спускаться только смертник. Ну еще Бэтмэн. Или Питер Пэн, им летунам, падать не страшно. А я бы не согласилась ни за что!

— Эй! — вдруг воскликнул Лева, указывая чуть левее лестницы. — Смотрите! Там на балконе тринадцатого этажа кто-то есть!

— Точно? — переспросила Сонька, сощурившись так, что ее лицо стало похоже на старый башмак — ей, как и мне, разглядеть с такого расстояния человека на балконе не удалось. Что поделаешь — близорукость!