Пирожки со вкусом преступления - Селия Брук

что жизнь, до того как к нему попало в руки настоящее преступление, была спокойна, прекрасна и наполнена радостью. А теперь, будучи вовлеченным в расследование, он не знал ни покоя, ни отдыха. И главное, он понятия не имел, что делать с этим дурацким расследованием. Было бы куда лучше, если бы он и дальше продолжал гонять мальчишек с проезжей части и снимать котят с деревьев.

– Потому что, – огрызнулся он, – кроме нападавшего никому и голову бы не пришло воспользоваться таким орудием. Как вы о нем узнали, если сами не использовали?

– Совершенно случайно! – возмутилась Мэри. – Кот прыгнул на скамейку, задел горшок, убежал, я полезла доставать Маффина из кустов, задела скамейку, все перевернулось, и подлокотник отлетел. Я подняла его и увидела пятна крови.

– Откуда вы знаете, что это кровь? – подозрительно спросил Эббот.

– А что это может быть, по-вашему? – Мэри всплеснула руками.

– Да что угодно – краска, лак.

Нет, похоже, этот увалень был непоправимо туп.

– Отдайте на экспертизу. Там же могут оказаться отпечатки пальцев нападавшего.

Эббот нахмурился.

– Допустим. Но вы могли их попросту стереть.

– Тогда зачем бы я вообще стала бы вам говорить об этом чертовом подлокотнике?! – Мэри почти перешла на крик.

– Не знаю зачем! – запаниковал констебль. Он почувствовал, что проигрывает Мэри эту словесную перепалку, и у него кончились аргументы. А самое страшное, он понимал, что эта кухарка кругом права.

– Можете делать с этим подлокотником что хотите, но моих отпечатков вы на нем не найдете! – заявила Мэри. – Но я надеюсь, вам хватит ума все-таки забрать улику и исследовать ее!

«Черт бы побрал эти детективные сериалы, – подумал Эббот. – Сейчас каждая собака рассуждает о тонкостях моей профессии так, словно сама себя на этом деле съела».

Нацепив на лицо маску оскорбленного достоинства (к которой он всегда прибегал как к последнему аргументу в споре с женой), констебль двумя пальцами вытянул из кармана пакет для улик и попытался запихнуть в него подлокотник. Тот, разумеется, никуда не поместился. Тогда Эббот обернул деревяшку пакетом, чтобы не касаться ее поверхности, и собрался уже удалиться, не попрощавшись, как вдруг из дома выбежала Агнес. Полы домашнего халата развевались вокруг ее тощих как спички ног, словно паруса. Маффин опять зашипел и уполз в сторону спасительных кустов, а в голове Мэри пронеслась галопом мысль о том, как трудно будет запихнуть грязного кота сегодня в ванную.

– Стойте, констебль! – кричала Агнес и размахивала руками так, словно отбивалась от роя пчел.

– Все в порядке, миссис Рафферти, – произнес Эббот, – я уже все выяснил. К вам на территорию проникла Мэри Даннинг, она искала своего кота. Это, кстати, он, с ее слов, снес вашу вазу с лавандой, но нарушительница уже заверила меня, что все вам оплатит.

Но Агнес не обратила на его слова внимания. Что удивительно, присутствие Мэри и ее кота во дворе хозяйку тоже, казалось, не волновало. Она добежала до констебля и зарылась носом в его мундир, сотрясаемая истеричными всхлипываниями.

– Гленн пришел в себя! Мне только что звонили из больницы!

* * *

Гленн Рафферти приоткрыл один глаз и ничего не увидел. Вернее, он увидел белый потолок и не сразу сообразил, что это потолок. Критик долго всматривался в выбеленную пустоту, пытаясь сообразить, мертв он или жив. Если жив, тогда почему вокруг все сплошь белое? Если мертв, то как он может соображать и размышлять? Неуклюжие раздумья Рафферти прервала девушка, которая появилась над его головой. Она была очень молодая и очень красивая. Рафферти попытался подсобраться и не ударить в грязь лицом, но не сразу понял как. Во-первых, он сидит, лежит или стоит? Вряд ли стоит. Возможно, сидит. Но, скорее всего, все-таки лежит. Во всяком случае, одно бедняга мог сказать совершенно точно – его до самого подбородка укрывало тонкое одеяло и он при этом зверски мерз. Так. С положением в пространстве определились. Несчастный почувствовал, как начинает болеть голова из-за всех этих умственных потуг. Теперь надо понять, кто с ним разговаривает и что он вообще тут делает. И самое главное, «тут» – это где?

Девушка улыбнулась и пропела:

– Ну и кто это у нас тут такой? И как это мы себя чувствуем?

Рафферти видел собеседницу немного размыто, но все же разглядел белый форменный халат, на котором кокетливо были расстегнуты две верхние пуговицы. Он уставился на эти пуговицы, сам того не желая. Похоже, мозг в панике пытался хоть на чем-то сосредоточиться. Все, что происходило, напоминало пробуждение после глубокого и тяжелого затяжного сна. Может, он действительно просто долго спал?

Девушка между тем на секунду пропала из поля зрения Рафферти, а вернувшись, посветила ему в глаза маленьким фонариком, поводя из одной стороны в другую.

«Медсестра, – наконец сообразил Рафферти. – Я в больнице! Что же произошло?»

Между тем сестра наклонилась ближе, чтобы поправить подголовник больничной кровати, и длинный нос Рафферти оказался буквально в вырезе ее халата. Критик покраснел и буквально в ту же секунду почувствовал, что головная боль, появившаяся раньше из-за упорных размышлений, не только никуда не пропала, но усилилась и концентрируется в области затылка.

– Как вы себя чувствуете? – спросила медсестра. – Можете говорить?

Рафферти открыл рот, но оттуда вырвались нечленораздельные звуки. Господь всемогущий, он что, разучился говорить?

– Попробуйте еще раз, – улыбнулась девушка, – у вас получится. Ну? Давайте. Хорошо или плохо?

Рафферти напряг все силы и невнятно прожевал:

– Гоооа олит.

– Голова болит? – переспросила медсестра.

Рафферти кивнул.

– Это объяснимо, – непонятно сказала девушка, – сейчас придете в себя окончательно и сможете нормально говорить. Вы в больнице Сент-Джеймс, все хорошо, только не волнуйтесь.

«Приду в себя? – пронеслось в голове несчастного. – После чего?»

Ох, как раскалывается затылок! И почему так страшно хочется пить?

– Сейчас позову вам врача, – успокоила его девушка и снова исчезла.

Рафферти, который стараниями медсестры принял уже более вертикальное положение, огляделся. Вид за окном был ему незнаком. Интересно, что это за крыши виднеются среди приглушенной зелени деревьев? С улицы долетал рев моторов проезжающих машин и смех играющих детей. В палате, кроме него, никого не было. Рафферти повернул голову, пытаясь рассмотреть помещение, и едва не взвыл – боль острой иглой прошила его затылок как автоматной очередью.

– Черт!

В эту секунду дверь распахнулась, и вошел врач. За ним на цыпочках семенила уже знакомая больному медсестра. Врач был средних лет, с узкой бородкой клинышком и уставшим взглядом. Рафферти почувствовал странный укол вины: вдруг это из-за него врач не спит ночами и выглядит таким утомленным?

На самом деле доктор Гриффин накануне