Бокал кардинала Ришелье - Наталья Николаевна Александрова

В детстве мне хотелось настоящей семьи. Чтобы были мама, папа, брат или сестра. Чтобы в выходные ездили мы летом на дачу к бабушке, а зимой чтобы бабушка приезжала к нам и привозила домашние пирожки и еще много всего вкусного. Мать моя совершенно не умеет готовить, точнее, не хочет, еда ее не интересует, возможно, поэтому она такая худая. Или от злости.

Сейчас я знаю, что родственников у меня не прибавится, но все же хочется узнать, кем они были. Вот просто так, для общего развития. А то раньше спросят в школе, кем твой отец работает, а я и знать не знаю. Раньше на такие мои вопросы мать начинала плеваться ядом, что твоя кобра. Потом я спрашивать перестала.

И вот теперь мне хочется найти хоть что-то, может быть пару-тройку фотографий, чтобы ушла противная мысль о родном поле капусты. А для этого надо найти хоть какие-то бумаги.

– Нечего сюда ханыг каких-то приводить, – твердо сказала я, – еще сопрут что. И толку от них не будет, грязь только разведут.

– Да что они тут спереть могут? – закричала Нита. – Что тут есть хоть немного ценного? Ладно, не хочешь – как хочешь, можно и так квартиру продать…

Она подошла к окну и свесилась вниз, махая кому-то.

– Вот он сейчас придет и сам все решит! – сказала она, повернувшись ко мне.

– Кто еще? – оторопела я.

– Риелтор. Насчет продажи квартиры, сама же сказала, что нужно скорее продать!

Насчет этого говорила она, но я не спорила. Деньги мне нужны, возможно, на них я смогу купить хоть какое-то собственное жилье. Как уже говорила, жить с моей матерью невозможно, как только я закончила школу, она буквально осатанела.

Когда училась в институте, жила я некоторое время в общежитии, причем нелегально, потому что давали общежитие только иногородним, а у меня петербургская прописка, и условия хорошие – двухкомнатная квартира и одна мама. После учебы почти год жила у парня, потом снимала вместе с одной девицей однушку на краю света, больше денег уходило на транспорт, теперь снимаю комнату в коммуналке. Из хорошего там только две вещи: что сама себе хозяйка и до работы близко. Так что наследство мне очень даже кстати.

Мысли мои прервал звонок в дверь, и Нита полетела открывать. За это время она успела основательно подправить макияж, и даже из носу у нее течь перестало.

– Здравствуйте, Павел! – заговорила Нита не своим высоким голосом. – Хорошо, что вы вовремя, а то мы уж тут заждались!

Мужской голос ответил что-то тихо, отчего Нита засмеялась. Смех ее мне не понравился. Не потому что мне вообще мало что в ней нравилось, а просто наверняка этот тип сказал ей комплимент, а это значит, что настрой у него не тот.

Я подошла к серванту, потому что только там были три ящика, где могли лежать какие-то бумаги и фотографии. Но прежде взглянула в застекленное отделение. Там вместо посуды стояли книжки – самые обычные, в основном старые. Был еще альбом – небольшой, размером с книгу, но очень толстый, и обложка бархатная, сильно потертая. Ясно, там фотографии.

Я сунулась было взять, альбом оказался тяжелый и стоял плотно. Я дернула сильнее, книжки упали, и я вытащила альбом.

Он закрывался на металлическую застежку, но когда я ее открыла, то не увидела внутри никаких фотографий. Пустые картонные страницы были вырезаны в середине, совсем как в кино, где в таких альбомах прячут оружие или пачку денег. Там не было денег, и пистолета соответственно тоже, там аккуратно был вставлен бокал.

Большой бокал красного стекла, и по ободку выгравированы золотые лилии. Красивый бокал, видно, что старинный, но, как ни странно, не было на нем царапин и пыли.

Очень осторожно я взяла бокал в руки. Тяжелый какой…

Тут из прихожей послышался шум, что-то упало, Нита снова противно засмеялась, и я поставила бокал на стол, чтобы выяснить, что там происходит.

Когда я вышла в прихожую, то увидела молодого мужика, который очень похож был на поросенка. Маленькие глазки, сам такой не то чтобы толстый, а какой-то круглый, одет в серый костюм с блеском, и нос пятачком. Пострижен коротко, и волосики на голове топорщатся, как свиная щетина. Ну вылитый Хрюша! Только тот был гораздо симпатичнее.

– Да-да… – проговорил он вкрадчивым голосом, но было такое чувство, что сейчас хрюкнет, – сейчас все быстренько решим… Это не займет у вас много времени…

Он протиснулся мимо меня в комнату, делая вид, что меня тут вообще нет. Смотрел он только на Ниту, так что я даже удивилась: что такого интересного он в ней нашел?

В комнате риелтор поднял свои бесцветные рыбьи глазки к потолку, затем обвел взглядом комнату, опять-таки старательно обходя меня взглядом, и проговорил своим противным сюсюкающим голосом:

– Ну Анита… Валентиновна, сами посудите, так будет гораздо удобнее! Если у меня будут ключи, я не стану лишний раз вас беспокоить. Вы ведь человек занятой… Я смогу приводить сюда потенциальных покупателей в любое удобное время…

– Удобное – кому? – переспросила я насмешливо.

Но моя насмешка пропала даром, потому что он ее не заметил. Он вообще не услышал мои слова и продолжал сюсюкать, обращаясь исключительно к моей… не хочется называть ее сестрой, но, похоже, это так и есть.

– Уверяю вас, так у нас дело пойдет гораздо быстрее!

Нет, ну как вам это понравится? Меня здесь как будто вообще нет! И откуда она откопала этого… это хрюкающее млекопитающее?

Ужасно захотелось дернуть этого типа за плечо и проорать ему в свинячью физиономию, чтобы валил отсюда срочно, причем как можно быстрее. Ничего ему здесь не обломится.

Чтобы занять чем-то руки, я взяла со стола красный бокал с лилиями по краю.

Все же первым моим побуждением было запустить этим бокалом в риелтора – тогда он меня, по крайней мере, заметит.

Но я снова взглянула на бокал… и мне стало его жалко.

Не риелтора, разумеется, а бокал.

Такой он был красивый… Тем более бабушка его ценила, раз так тщательно прятала.

Поймите меня правильно, нет у меня никаких теплых чувств к этой старухе, но говорила уже, что хочется все же хоть что-то знать про родственников.

Я провела пальцем по краю бокала. Раздался тихий мелодичный звук, который услышала, похоже, одна я. А потом подняла бокал к глазам и взглянула сквозь него…

Вся комната засветилась волшебным рубиновым светом, в котором все старые бабушкины вещи приобрели благородный, изысканный вид.