Безмолвие - Джон Харт

Проехав мимо здания суда, Джонни остановился перед светофором. Люди за окном держались за руки, смеялись и любовались собственным отражением в полированном стекле. За следующим кварталом он прижался к бордюру напротив прилепившегося к тротуару старого скобяного магазинчика. Собравшиеся у витрины женщины рассматривали цветы в горшочках, помидоры и деревянные подносы с выложенными на них бобами, кукурузными початками и персиками. Никто не заметил Джонни, пока тот не вышел из кабины. Потом увидевшая его первой молодая женщина удивленно моргнула, а за ней внимание на него обратила еще одна. Когда Джонни проходил мимо, его сопровождали уже четыре пары глаз. Может быть, дело было в том, как он выглядел, а может быть, в его с городом истории. Так или иначе, Джонни прошел мимо, ни на кого не глядя, толкнул дверь и посмотрел на старика за накрытым стеклом прилавком в задней части магазина.

— Джонни Мерримон… Доброе утро.

— Доброе утро, Дэниел.

— Извини, тебя там целый комитет встречает… Как героя. — Дэниел наклонил голову в сторону витрины. — Две из них очень даже симпатичные и твоего возраста. Может, не стоило так решительно проноситься мимо?

Джонни кивнул, но не ответил. Не то чтобы ему не нравились красивые девушки — нравились, — но покидать Хаш Арбор он не собирался, а женщин, которым интересна жизнь без электричества, телефона и воды из крана, не очень-то много. Впрочем, Дэниелу, похоже, не было до этого никакого дела. Помахав дамам за стеклом, он перенаправил свою восьмидесятиваттную улыбку на Джонни.

— Итак, юный мистер Мерримон, чем могу помочь вам в этот чудесный день?

— Только патронами.

— У меня на заднем дворе новенький внедорожник. Могу предложить хорошую сделку.

— Мне нужны только патроны.

— Что ж, вполне справедливо. Хорошо, когда мужчина точно знает, что ему требуется. — Старик открыл замок и достал коробку с двадцатью патронами «Винчестер» калибра.270.

— Двенадцатый калибр тоже?

— Как всегда.

— Так, теперь птичья дробь… Номер семь.

Дэниел поставил на стекло две коробки, и на макушке у него взметнулся хохолок белых волос.

— Что еще?

— Этого достаточно.

Джонни, по давней привычке, заплатил ровно столько, сколько требовалось, и уже взял обе коробки, когда Дэниел заговорил снова.

— Тут твоя мать о тебе спрашивала. — Джонни остановился и повернулся вполоборота. — Знает, что ты заходишь, что бываешь каждый месяц. Не мое, конечно, дело…

— Верно.

Старик поднял руки и качнул головой из стороны в сторону.

— Знаю, сынок, и я не из тех, кто вмешивается, — надеюсь, с этим ты согласен, — но она приходит, спрашивает о тебе и, черт возьми… — Дэниел не договорил, но потом, собравшись, все же добавил: — Ты бы навестил мать.

— Она попросила сказать мне это?

— Нет, не просила. Но я тебя с шести лет знаю, и эгоистом ты никогда не был.

Джонни поставил коробки на прилавок. Злиться он не хотел, но когда заговорил, получилось сердито.

— У нас ведь все хорошо, Дэниел. Ты так не думаешь?

— Да, но…

— Бо́льшую часть того, что трачу, я трачу в твоем магазине. Знаю, это немного — патроны да соль, рыболовные снасти да инструменты… Я прихожу сюда, потому что ты местный, и с тобой приятно иметь дело, а еще потому, что мне это нравится. Правда. Мы улыбаемся, болтаем о том о сем… Ты спрашиваешь, как я там, в глуши, а я отвечаю, как могу. Мы и пошутить можем.

— Джонни, послушай…

— Я прихожу сюда не за советом насчет девушек или моей матери. — Голос его зазвучал еще жестче, глаза потемнели. Выплескивать все на Дэниела было несправедливо, но воли отступить не нашлось. — Увидимся через месяц, о’кей?

— Конечно, Джонни. — Старик кивнул, но глаза не поднял. — Через месяц.

Выйдя из магазина, Джонни, так и не взглянув на все еще стоявших на тротуаре женщин, направился к машине. Забравшись в кабину, закрыл глаза и крепко сжал пальцами руль.

Вот дерьмо.

Он забывал — и сам это чувствовал. Забывал, как общаться с людьми, как быть частью… всего вот этого.

Джонни открыл глаза и посмотрел на старика и магазин, на дорогу и симпатичных девушек, все еще смотрящих в его сторону, хихикающих и перешептывающихся между собой. Одна из них, двадцатидвухлетняя внучка Дэниела, была красива как картинка. Месяцев шесть назад старик попытался как-то свести их.

Об этом Джонни тоже забыл.

Итак, выбор он сделал, и выбор этот не был легким. Вопреки тому, что говорил старина Дэниел, долгие отлучки из материнского дома объяснялись вовсе не эгоизмом. Глядя сыну в лицо, мать видела дочь, которую убили совсем еще юной, и мужа, который погиб, пытаясь ее спасти. Джонни знал эту правду, потому что и сам сталкивался с ней каждый раз, когда решался заглянуть в зеркало.

Вот так же стоял и мой отец.

Вот такой же была бы моя сестра.

Все так, все понятно, но время шло, и Джонни забывал не только, что такое нормальная жизнь; он забывал голос Алиссы, забывал те особенные взгляды, понятные только близнецам. Прошлое шло рядом, как тень, и с каждым днем эта тень вытягивалась и истончалась; воспоминания о детстве и семье, как хорошо им было вместе, — все блекло. Когда-нибудь, по прошествии дней, тень исчахнет, растает и просто исчезнет — вот чего боялся Джонни. Боялся больше всего на свете, а потому в конце концов и сделал то, о чем говорил старик.

Он отправился навестить мать.

* * *

Кэтрин Хант жила со своим вторым мужем в небольшом домике за оградой из штакетника. Расположенный в двух кварталах от библиотеки и бывшего суда, домик занимал тенистый участок на углу Джексон-стрит. Хорошая веранда, хорошие соседи. Прижавшись грузовичком к бордюру, Джонни прошелся внимательным взглядом по ярким окнам, сияющим свежей краской.

— Присматриваешься к участку?

Отчим вышел из-за пристройки размером с небольшой автомобиль. В джинсах и кожаных перчатках, он тащил за собой брезент с кучкой срезанной травы.

— А тебе разве не положено ловить плохих парней?

— Только не сегодня. — Клайд Хант опустил на землю брезент и открыл калитку в заборе. За пятьдесят, в хорошей форме, короткая стрижка.

Прислонившись к правой дверце, он просунул руку в открытое окно.

— Ты как, сынок? Давненько не заглядывал. — Детектив наклонился, прищурился. — Черт, Джонни… Что случилось?

— Ничего. Так, пустяки. Ты же знаешь…

Джонни высвободил руку, но укрыться от цепкого взгляда бывалого копа было негде. Хант взял на заметку и царапины, и ссадины, и то, как Джонни сидит, неловко повернув плечо.

— Вылезай-ка, парень.

— Я только маму