Тихушник (СИ) - Бабин Александр

Ознакомительный фрагмент

«Да что это такое происходит! Военный человек, не последней должности в военкомате, в звании подполковника, — а ничего не понимает. Задаёт вопросы, которые и вслух нельзя произносить. А если в кабинете подслушивающий „жучок“? По крайней мере, нас учили в учебном центре ракетных войск, что шпионы не спят. Что воинские части, первая цифра обозначения которых 0, являются секретными. А он напропалую шпарит, даже не стесняясь. Прав был мой отец, когда говорил о таких людях: тупее военного человека он в жизни не встречал. Он врать не будет — послужил в органах Государственной безопасности, когда проходил срочную службу в Германии в начале пятидесятых годов под руководством товарища Берии, и повидал в жизни всякое. Рад бы не поверить его словам — разные есть люди среди военных, но вот, пожалуйста — живой пример его слов», — размышлял я.

— Я пригласил вас к себе сказать, чтобы вы сейчас сходили в одно заведение — тут недалеко, по Ленина, 10. Вас там ждут в отделе кадров.

— А что за заведение? — ответил я.

— Комитет государственной безопасности.

— А что случилось? Для чего я им? — Я похолодел: КГБ!

— С вами хотят побеседовать… Я им сейчас позвоню, чтобы не откладывать в долгий ящик. Прямо сейчас и идите, — сказал он в приказном порядке.

Ну, началось!.. Не успел уволиться со службы, как тут, на гражданке, уже какой-то военком пытается командовать надо мной, не понимая, что я уже не в его подчинении. Разве что в косвенном, да и то когда начнётся война, — но её пока, слава Богу, нет. Зачем я им понадобился? Непонятно, но нужно идти. С таким серьёзным заведением, как КГБ, не шутят.

Вышел из военкомата и направился в сторону улицы Ленина, к дому под номером 10, который каждый житель в нашем городе знает и старается обойти стороной.

В это заведение можно зайти. Но вот выйти — только через несколько лет и в другом регионе, возможно, в таком далёком, что из населения только одни чукчи, а из животных — олени. По крайней мере, так говорил отец, которому «посчастливилось» пройти службу в этом заведении в должности водителя начальника контрразведки. Хотя он и рассказывал немного о службе, радости в его рассказах было мало. Охраняли и контролировали немецких военнопленных, оставшихся после войны, которые на границе Германии с Чехией в шахтах добывали и отправляли в нашу страну урановую руду — для оборонной промышленности. Работа серьёзная, были диверсии со стороны пленных и жителей Германии, которые не смирились с победой русского народа над ними, — во всяком случае, так рассказывал отец.

В нашем городе нет военнопленных, но, прочитав книги о репрессиях со стороны этой службы в 37 году, как-то не хочется побывать в этом заведении, причастном к убийствам ни в чём не повинных людей.

Мне уже довелось столкнуться нос с носом с таким человеком, когда проходил срочную службу — тем самым «товарищем» майором Кассием из особого отдела. Назвать его товарищем никак язык не поворачивается, а говорить приходилось в силу субординации, когда он, имея допуск к секретным документам, каждые шесть часов заходил в аппаратную — проверить, всё ли у нас в порядке с ними? Как и военком, Кассий имел такую же привычку прищуривать глаза и говорить одни и те же слова: «Не видать тебе дембеля, как своих ушей, товарищ старший сержант Семёнов!» — найдя очередной кусочек несгоревшей бумажки в печи для сжигания секретных документов после сеанса связи с центральным командным пунктом ракетных войск. Как ему было не лень клюкой ковыряться в печи и отыскивать кусочки несгоревшего документа? И каждый раз с осторожностью вынимать их из печи, отряхнув от золы, и клеить в свою тетрадь для фиксации нарушений по режиму работы с секретными документами. Добавляя к своим словам угрозы в мой адрес: «Плачет по тебе не гауптвахта, а тюрьма, Александр Фёдорович», — Кассий делал в тетради запись, что у меня имеется очередное нарушение — третьей категории, по его шкале наказаний. Хорошо, что третьей категории! Будь это первая — всё, мне конец: наручники бы надел или расстрелял.

Никто из солдат его не видел улыбающимся — то ли профессия сотрудника особого отдела запрещает это, то ли в процессе службы наложился на его лицо такой нехороший отпечаток. Нет, не хотел бы я иметь профессию сотрудника КГБ, если это значит быть таким букой, — хотя фильмы про разведчиков мне нравятся. Главное, они всегда выходят во всех ситуациях победителями… Фильмы — это одно, а вот зачем я им понадобился, этому серьёзному заведению? Не знаю. Но вскоре узнаю.

На посту меня встретил прапорщик, попросив предъявить паспорт.

— Вы по какому вопросу? — сказал он. Видимо, эта фраза стала для него дежурной, и ею он встречал любого, кто зашёл в заведение.

— Моя фамилия Семёнов. Вам звонили из военкомата минут пятнадцать назад. Со мной хотят побеседовать в отделе кадров.

— Сейчас вам выпишу пропуск. Мне о вас доложили. Вам нужно пройти на второй этаж, кабинет номер двадцать четыре.

Взяв пропуск, я подошёл к лестнице и стал по ней подниматься, думая о встрече с сотрудником КГБ. Что тут скажешь, энергетика в этом заведении не райская, — чувствуется тяжесть в ногах. Представляю, сколько людей поводили по ней вверх и вниз… А некоторые так и не поднялись обратно в кабинеты на допросы — их расстреляли прямо в своём подвале.

Подошёл к двери указанного в пропуске кабинета, постучал, открыл её, вошёл и по-военному доложил: «Здравия желаю! Старший сержант Семёнов». Не знаю, зачем и сказал, — наверно, страх овладел мною, и я не мог с ним справиться. Взял и отрапортовал — в надежде, что зачтётся при допросе с комитетчиком.

— Здравствуйте, Александр Фёдорович! Проходите, садитесь, — дружелюбно ответил одетый в штатское сотрудник КГБ.

«Интересно, какое у него звание? На вид лет около пятидесяти — значит, подполковник, не меньше», — подумал я, готовясь к беседе с ним, успевая делать анализ его высказанных слов и описание его внутреннего характера. Ведь это мой конек — изучать людей по внешности, высказываниям и задаваемым вопросам — привычка, оставшаяся со службы в армии.

— Подполковник Бабич, — представился он, взял со стола документы и стал внимательно их читать.

Угадал! Интуиция меня не подвела. «Бабич — интересная фамилия, наверно, еврейская», — размышлял я, внимательно рассматривая его черты лица. Но в КГБ людей этой национальности не берут — так, по крайней мере, мне рассказывал отец, послужив сам в этом заведении. Практика показала, что им находиться в таких серьёзных государственных структурах нежелательно: клановостью обрастают, да и их якобы причастность к смерти Сталина ещё не забыта людьми из КГБ. Берия на них был также зол — без всякой причины выселял из Москвы «за сто первый километр», чтобы «не мутили воду», как в семнадцатом году. Идиоты — только такое слово для них и подходит. Без счёту порядочных евреев, да и людей других национальностей, убыло за границу из-за таких вот работничков НКВД. Хотя как разведчики они — самые лучшие. По крайней мере, так говорят в народе и пишут в книгах. Особенно ценны те, кто проживает за рубежом. «Без мыла залезет в любую щель»? Так разведчик и должен быть по характеру таким. Якобы в книгах пишут — предательство у них в крови, хотя я таких людей среди своих знакомых не встречал. У меня есть несколько знакомых этой национальности, один дружок — вместе на заводе работали — ещё до службы в армии, и сейчас с ним дружим. Он отличный парень, и родители у него интеллигентные, но почему-то некоторые недоумки из нашей страны на них в обиде. Даже у Гитлера на этой почве «крышу снесло» — хотел их уничтожить на пару с русскими и цыганами.

В народе говорят — у них, мол, Родины нет, как и ничего святого за душой, и в стране, мол, их ничто не держит, но я с такой формулировкой не согласен. Да, у них больше возможностей выехать за рубеж, чем у других национальностей — тут не поспоришь. Родственники у них по всему миру имеются. Хочешь — поезжай жить в Израиль, где после войны им дали территорию для проживания, так как они не имели таковой, или в Европу, Америку, — любая страна примет. Народ талантлив, трудолюбив, но у некоторых из них руки иногда тянутся к чужой казне — якобы гены берут своё, утверждают некоторые люди. Хотя так можно сказать про любую нацию — и цыган с их конокрадством, да и русские тоже в последнее время недалеко от них ушли — тащат с заводов всё подряд. Нечего на зеркало пенять, коли своя рожа крива, — пословица такая есть. У всех наций есть вороватые люди, но почему-то все «шишки» валятся на одну. Про евреев открыто никто из государевых мужей не говорит плохое, а вот за глаза все вокруг шепчутся, вплоть до слесаря из местного ЖЭКа. Некоторые люди завидуют им в силу своей необразованности, остальные — находят причину всех своих бед в окружении.