Чингиз Абдуллаев - Застенчивый мотив крови

Ознакомительный фрагмент

— Безобразие, — притворно вздохнул Руфат, — что делать с нашими женами, ума не приложу. Моя супруга тоже оставила свою фамилию…

— Безобразие? — нахмурилась, не понявшая юмора Лариса.

— Лошадь Пржевальского взяла его фамилию, — пояснил Руфат, — а наши супруги не хотят брать фамилии мужей. Просто безобразие.

Все вокруг рассмеялись его шутке. Но Лариса явно не оценила юмора. Она отошла от них и весь вечер как-то странно смотрела на мужа. Может, уже тогда она размышляла о том, что дочери лучше сменить фамилию и отчество. Максуд подумал, что это могла быть идея его супруги.

— Что я должен сделать? — с некоторым вызовом спросил он. — Отказаться от своей дочери?

— Нет, — ответил Зайцев, — ты ее отец, и этого права у тебя никто не отнимает. Просто я ее удочерю, чтобы не возникало в будущем проблем с наследством. Кто знает, может, эта американская жена моего сына завтра подаст на развод и потребует часть имущества своего бывшего мужа, который сможет претендовать и на мое наследство? Я думаю, что так будет правильно. И для самой Аришки. Так будет удобнее. И ей позволит чувствовать себя достаточно комфортно.

— А она сама знает?

— Конечно. И с Ларисой я тоже советовался.

— Не сомневаюсь, — ответил Максуд, — и она, конечно же, не была против. Может, это была ее идея?

— Не нужно так, — попросил тесть, — ты знаешь, в каком она сейчас состоянии. Потеряла мать… Ей сейчас и так очень тяжело. Ты должен быть рядом, поддерживать ее, соглашаться с ней.

— Это я делаю всю свою жизнь, — сказал Намазов, — если у вас больше нет ко мне никаких предложений, позвольте я вернусь на работу.

— Значит, ты согласен? — спросил Вениамин Платонович.

— Делайте как считаете нужным, — ответил Максуд и вышел из кабинета.

Вечером он спросил Ларису, знает ли она о предложении отца.

— Знаю, конечно, — спокойно ответила Лариса, — я не понимаю, что тебя удивляет? Это нужно было сделать давно, еще когда она меняла паспорт, но моя мать категорически не соглашалась, считая, что у девочки должен быть родной отец и твоя фамилия. Она сама взяла фамилию моего папы и всегда говорила, что мы обязаны гордиться его фамилией. Хотя, если честно: какой ты отец? Все для нее делал мой папа. И квартиру нам сделал, и нас содержал, и ее тоже. Ты должен его благодарить, что он хочет оставить все наследство Арине. У тебя появилась редкая возможность — хоть как-то отблагодарить моего отца за все эти годы твоей бестолковой жизни.

— Замолчи, — закричал, теряя терпение, Максуд.

— И не нужно на меня орать, Намазов, — сразу встрепенулась Лариса, — ты сам все прекрасно понимаешь. Меня всегда трясло, когда я слышала, что моя дочь Арина Намазова. Только этого не хватало. Меня, тогда глупую девчонку, уговорила выйти за тебя замуж моя глупая мать, которая всегда была от тебя в восторге. Нашла своего земляка-кавказца.

— Ты хотя бы об умершей матери так не говорила, — махнул рукой Намазов.

— А ты меня не упрекай. Думаешь, почему она так рано ушла? Это из-за наших отношений. Она все видела, все понимала. Я месяцами у них на даче одна живу, без мужа. А я, между прочим, молодая женщина. Мне только сорок шесть лет. И мы до сих пор сидим на шее у моего отца. А тебе через год — пятьдесят. И ты загубил мою жизнь. Типичный неудачник. Тебе самому не стыдно? Теперь хочешь загубить жизнь нашей дочери?

— Делайте что хотите, — отмахнулся Максуд, выходя из комнаты.

С Ариной он не стал ничего выяснять. Было слишком больно. Через два месяца дочь стала Ариной Вениаминовной Зайцевой…

Сегодня был один из тех немногих дней, когда Лариса ночевала дома и уже с утра стала укорять мужа, что второй холодильник почти не дает холода.

— Нужно купить нормальный холодильник, — уверенно говорила она, — или у тебя опять нет денег и мы пойдем побираться к отцу?

— Сколько стоит холодильник? — устало спросил Максуд, уже понявший, что нужно вставать. Она все равно не даст ему уснуть.

— А ты не знаешь?

— Сто или двести долларов? Возьми и купи.

— Намазов, ты совсем сошел с ума в своем дурацком институте. Хороший холодильник стоит не меньше тысячи долларов. Неужели даже такой элементарной вещи ты тоже не знаешь…

— Мы же хотели накопить деньги для покупки машины для Арины, — напомнил Намазов.

— Машину ей подарит мой отец. А ты дай деньги на новый холодильник.

— Я сниму с карточки и вечером оставлю тебе на тумбочке, — решил Максуд, — у тебя все? Или я должен еще выслушать порцию твоих оскорблений?

— Ты сам заслужил все эти слова, — еще больше разозлилась супруга, — пока другие люди стали миллионерами, ты все еще сидишь в своем дурацком институте. Все штаны протер за двадцать с лишним лет. Общаешься с дегенератами и такими же неудачниками, как ты сам.

— Это все из-за холодильника?

— Нет. Это все из-за тебя, — взвизгнула она, — четверть века я живу с неудачником. Скоро уже двадцать пять лет. Ничего не позволяю себе купить, хожу в тряпье, не могу позволить себе даже новый холодильник, чтобы продукты не портились. Каждый раз думаю, будут ли у тебя деньги. Или снова придется клянчить у моего отца. У меня развился «синдром нищенки» из-за тебя.

— Почему? — возразил Максуд, хотя знал, что этого лучше не делать. — Я сейчас зарабатываю приличные деньги. И у нас два холодильника.

— Какие деньги? Это разве деньги? У нас нет ни своей машины, ни дачи, и мы живем в квартире, которую подарил нам мой отец. Вот у Кости Хохлова есть деньги, его дура-жена каждый раз меняет бриллианты и не думает об испорченном холодильнике. Мне уже стыдно просить у моего старого отца деньги. И я надеваю мамины старые безделушки, которые сейчас носят уборщицы. И ты еще смеешь говорить, что зарабатываешь приличные деньги?

Зная, что ее уже не остановить, пошел в ванную. Завтракать тоже не стал. Она продолжала бушевать, обвиняя его во всех возможных грехах. Было грустно и неприятно. Но он поймал себя на мысли, что его уже давно не волнуют ее слова. И все ее оскорбления. Ведь у него уже полтора года есть Майя, и он может позволить себе оставаться равнодушным к любым словам своей супруги.

Глава 2

Он познакомился с ней два года назад. К ним в институт должен был приехать корреспондент популярной молодежной газеты, чтобы рассказать о работе их научного учреждения. Разумеется, статью надо согласовывать с заместителем директора института по режиму, который проверял ее на предмет сохранения секретности. Но в связи с резким увеличением военного бюджета на будущий год было принято решение рассказать о новых разработках в области обороны, и выбор пал именно на их институт. В это утро Намазова вызвал к себе Андрей Алексеевич Кондратенко, директор их института, которому недавно исполнилось семьдесят лет. У директора было прекрасное настроение: во-первых, увеличен бюджет почти на тридцать процентов, во-вторых, он стал академиком… Кондратенко считался серьезным ученым и умудрился ни с кем не конфликтовать в эти сложные годы, занимаясь своими разработками. Его коллеги почти единогласно избрали Андрея Алексеевича в состав академии. Кондратенко понимал и ценил Намазова, который в трудные годы не бросил науку. И считал Максуда одним из самых талантливых ученых в своем институте.

— Сегодня приедет корреспондент, которому разрешили написать про нас, — пояснил Кондратенко, — конечно, в рамках дозволенного. Я бы хотел, чтобы вы с ним встретились, Максуд Касумович, и рассказали о ваших последних успехах. Разумеется, в общих чертах. Я хотел поручить Альтману, который любит общаться с журналистами, но он улетел в командировку, и вы знаете, что он вернется только через две недели.

— Знаю, — улыбнулся Намазов. Альтман был не только его самым близким другом. Они трудились в соседних кабинетах, оба почти одновременно защитили докторские диссертации, оба оставались в институте в самые сложные времена. Оба женились в достаточно молодом возрасте. Супруга Альтмана сразу после дефолта ультимативно потребовала покинуть страну, и когда муж отказался, подала на развод, уехав в Израиль вместе с их сыном. Сейчас мальчик был уже большой и его призвали в израильскую армию. Это была постоянная тревога отца, который ежедневно звонил сыну, справляясь, как у него дела, и после каждого сообщения о конфликте на Ближнем Востоке доставал свой мобильник. Темы они разрабатывали общие и ездили в командировки на полигоны по очереди.

— В общем, вы сами все знаете. Приедет этот журналист, фамилия его Георгадзе, — посмотрел свои записи Кондратенко, — примите и переговорите с ним. Вы у нас лауреаты, вместе с Альтманом, можете немного рассказать о темах своих разработок…

— Хорошо, — кивнул Намазов, — когда он приедет?

— После перерыва, — вспомнил Кондратенко, — только примите его в нашем малом конференц-зале, а не у себя в кабинете. Но вы сами знаете наши требования. Его встретят и проведут для беседы с вами.