Второй выстрел - Белоусова Вера Михайловна

— Ни на кого я не рассчитываю, — снова отрезал я. — Просто пошел в угрозыск и все рассказал. Это мне Андрей посоветовал, — с умыслом добавил я.

— Андрей? — переспросил он.

Я злорадно представил, как он раскрывает от удивления рот.

— Ну да.

— A-а, понятно. Ну ладно… Звони, если что. Не пропадай.

Он поспешно свернул разговор — вероятно, торопился позвонить Андрею и спросить, зачем он дает разным людям противоречивые указания. Я повесил трубку, мысленно плюнул и спустился к почтовому ящику проверить, нет ли газеты. Она уже ждала меня в ящике — все, как было обещано. Я пошел к себе, закрыл дверь и принялся ее изучать.

Прочитав ее от начала до конца, я пришел к выводу, что загадочную информацию, обнаруженную Ольгой, следует искать только в статье про асфомантов — больше было просто негде. Я просидел над этой статьей, без преувеличения, часа два, прочитал ее раз двадцать подряд, изучил вдоль и поперек — только что не выучил наизусть. Почти выучил. Отгадка не давалась, не шла в руки. Не видел я решительно ничего такого, что могло бы иметь отношение к убийству моего отца. То есть нет, это я неправильно выразился. Отношение-то она как раз имела — все-таки речь шла об асфомантах. Я хочу сказать, что не мог найти ничего такого, что выводило бы на чей-то конкретный след. Вообще статья была такая… скорее, теоретическая. Рассуждения о природе терроризма, о том, чем «наши» террористы отличаются от прочих террористов, потом какая-то очередная муть насчет древнеримских корней названия — в общем, все в таком духе… Была там одна фраза… насчет того, что крайние левые легко находят общий язык с охранкой… Что-то мне в ней показалось… «А впрочем, что же? — подумал я. — Кто же этого не знает? Общее место…»

Короче, ничего я не добился. Между тем было совершенно очевидно, что я смотрю — и не вижу. Оставалось надеяться, что у Мышкина дела идут лучше, чем у меня.

ГЛАВА 15

Как выяснилось, и да, и нет. Газета поставила его в такой же тупик, как меня.

— Ужасно неприятное чувство, — пожаловался он, прямо-таки озвучивая мои мысли. — Знать, что в этой газете что-то есть и не знать, как это обнаружить. Тест на наблюдательность и профессиональную пригодность — в чистом виде. Ведь не могла же она вас мистифицировать!

Зато он сделал другое открытие, по каковому поводу мы и встретились на бульваре в совершенно неурочное время — в полвосьмого утра. А позвонил он мне, соответственно, еще раньше. Я кое-как оделся и выскочил из дому как ошпаренный, не сомневаясь, что он разгадал загадку газеты. Оказалось — другое.

— Пока я ковырялся с этой статьей, — сказал он, — у меня в голове все время вертелись анаграммы — то есть не сами анаграммы, а вопрос вашего отца. И вот… я сделал… э-э… открытие… Нелепое какое-то открытие… Если переставить буквы в слове «асфоманты», получится: «фантомасы». Вот вам и анаграмма.

Я вытаращил глаза.

— Это еще что такое? Что за чушь?!

— Не чушь, — Мышкин отрицательно покачал головой. — Это только выглядит как детские игры. Вы смотрели фильмы про Фантомаса, Володя?

Я кивнул.

— Они были очень популярны… во времена нашего детства. Ведь это пародия, Володя. Шутка. Пародия на ужас. И слово «фантом» тут же… Вы понимаете?

Я молчал, тупо уставившись на него.

— Так что же, вся эта организация — шутка? — продолжал Мышкин.

— Ничего себе шуточки… — пробормотал я.

— Вот именно! Они не похожи на шутников. Трудно поверить, что они сами так себя назвали. Я думаю, это слово им подсказали…

— Кто? — спросил я совершенно автоматически. Конечно, мне и без того было ясно…

— Ну вы же и так поняли, Володя… Теперь так… Если свести воедино все, что нам на данный момент известно, то получится следующее… Очень похоже, что в письме именно об этом и говорилось…

— О чем именно? — переспросил я. — Допустим, эту кличку придумал отец. Ну и что? О чем тут писать?

— К примеру, о том, что анаграмма разгадана. Надо полагать, никому не приходило в голову взглянуть на слово «асфоманты» с такой точки зрения — кроме Сони…

— Господи! — воскликнул я. — Ну и что?! Что ж тут такого, я никак не пойму?! Ведь это игра, шутка — ну дурацкая, ну обидная, может быть, — но шутка!

— Нет, Володя, это не шутка, — мрачно возразил Мышкин. — Это не шутка, а знак… так сказать, обнажение приема… Это может быть очень обидно. Более чем обидно… Подумайте сами — ведь этой, как вы говорите, шутки было достаточно, чтобы понять… очень многое. Знаете, есть такой рассказ… фантастический. Человек жил-жил, беспокоился, радовался — а потом случайно выяснил, что весь его мир — на лабораторном столе и над ним ставят эксперименты…

— Знаю, — пробормотал я.

— Ну вот… Тут достаточно, чтобы хоть один из них что-нибудь соображал… Шутка… Знаете, с чувством юмора у этих людей обычно проблемы…

— Погодите! — воскликнул я. Только тут его мысль стала доходить до меня во всей своей красе. — Вы хотите сказать, что отец был с ними не просто связан…

— Возможно, я ошибаюсь, — сказал Мышкин. — Но у меня уже давно такое ощущение, что он их породил. Выдумал.

— Дикость какая-то! — воскликнул я почти в отчаянии. — Зачем?!

— Давным-давно, сто лет назад, был такой разговор… — начал Мышкин, словно рассказывая сказку. — Была встреча курса… Выпили — и как водится, стали говорить о политике. Почему-то я запомнил его слова. Он говорил, что Джек-потрошитель — насущная необходимость всякой власти, что он оправдывает ее существование, как никто. И так далее… Ну это, впрочем, мысль не новая… А дальше он говорил вот что. Беда в том, что Джек-потрошитель неуправляем. Поэтому хрустальная мечта всякой власти — «карманный» Джек-потрошитель, управляемый Джек-потрошитель… Мысль-то, может и не нова, новых, кажется, вообще не бывает… Но вот как он об этом говорил… Нет, конечно, тогда я ничего такого не подумал, но… вот ведь — запомнил… И вспомнил, как только… Хотите верьте — хотите нет, но эта мысль вертелась у меня в голове еще до убийства, как только заговорили про асфомантов. Что-то во всем этом было… в его духе… Ну и, конечно, сказал сам себе: забудь, глупости все это…

Меня тем временем осенила новая мысль.

— Так вот при чем здесь Кронос! — воскликнул я к немалому удивлению Мышкина. — Детище-то — это, оказывается, не я и не Петька! Он их, как вы выражаетесь, породил, а они вышли из повиновения и решили с ним разобраться — как Зевс со своим папашей!

— Все это, конечно, красиво, — страдальчески поморщился Мышкин. — Но к чему здесь еще Кронос? Кто приплел сюда Кроноса?

Я быстренько разъяснил ему, в чем дело, не преминув добавить:

— У меня, как вы знаете, стопроцентное алиби, а Петька все-таки слишком мал. Так что двух мнений быть не может.

— А Мё… Мёбиус?.. — это прозвучало даже как-то жалобно.

— А что — Мёбиус? Мёбиуса никто никуда не низвергал. Мёбиуса я тут не вижу.

— Погодите, Володя, — он потер лоб рукой. — То-то и оно, что его не видно… Допустим, все так и было, допустим, мы правы. Он создал некую структуру, так сказать, породил монстра, который впоследствии его и пожрал. Есть действие и есть его результат, пусть и не просчитанный заранее. Это еще не лента Мёбиуса. Что-то сюда приплелось — что-то, что он считал не имеющим отношения…

— И вы уже знаете, что это такое… — полувопросительно пробормотал я.

— Да и вы тоже, Володя, — отпарировал он, печально глядя на меня. — Знаете, знаете, не удивляйтесь. Вернемся на шаг назад. С чего мы, по-вашему, сегодня начали?

— С фантомасов, — послушно ответил я.

— Именно. Вот вам и анаграмма из Сониного письма Я хочу сказать — разгаданная анаграмма. Ею разгаданная, надо полагать.

Мне вновь стало очень тошно.

— Значит, Сонька тут прямо замешана, — вырвалось у меня помимо воли. — Значит, это все-таки она…

Тем самым я невольно поведал ему о своих подозрениях. На секунду меня охватил ужас. И напрасно — ничего нового я ему не сказал. Он, конечно, сам думал о том же.