Джеймс Суэйн - Ва-банк!

– Напомни, если я еще хоть раз соберусь играть с тобой в азартные игры, – попросил Хиггинс.

Они ехали через трущобный квартал на северной оконечности Стрипа, и Валентайн подумал, что давно не видел таких унылых мест – в особенности воскресным утром. По замусоренным улицам, с трудом передвигая ноги, тащились редкие прохожие – все они походили на живых мертвецов.

– Почему Роксана? – спросил Валентайн.

– Она толковая и надежная. И ее отец был полицейским.

– Да, она говорила.

– Роксана позвонила мне вчера вечером – после того как пришел факс от твоего сына. Поначалу я не мог поверить, что это Сонни Фонтана. Но чем больше думал, тем больше видел в этом смысла. В историю о его смерти на озере Тахо я никогда особенно не верил. Во-первых, вскрытие не проводилось. Так что я решил провести собственное расследование. У меня есть номер социальной карты Сонни, так что я зашел на сайт социальной службы – у них есть список всех почивших граждан Америки. И тут возникло во-вторых: Сонни Фонтана в этом списке не значится. Следовательно, его социальная карта по-прежнему в ходу. Я связался с внутренней налоговой службой, и – на тебе! По их записям, последний зарегистрированный адрес обладателя этого номера – здесь, в Вегасе. Информация трехмесячной давности. Значит, все это время он находился здесь.

– И занимался тем, что изучал «Акрополь», – сказал Валентайн.

– Вот и я так думаю.

– Но зачем же он пользовался своей старой социальной картой?

– Очередная из его шуточек.

Они свернули на бульвар. Издали «Акрополь» казался карликом, затесавшимся в компанию великанов. Может, Сонни, как среди ублюдков и принято, решил напасть на слабейшего?

– И еще одна неприятная новость, – сказал Хиггинс, когда они остановились на светофоре. – Кто-то тебя заказал.

Валентайн удивленно воззрился на Хиггинса.

– Но никто за дело не взялся, – продолжал Хиггинс. – Здесь не принято отстреливать туристов. К тому же я пустил слух, что ты бывший полицейский и тот, кто попытается тебя тронуть, будет иметь дело со мной.

– Спасибо, Билл.

– Вот я и интересуюсь: есть ли в городе человек, который ненавидит тебя до такой степени, или это Сонни Фонтана постарался?

– Сонни, – ответил Валентайн уверенно.

– У вас что, личные счеты?

– Есть маленько.

– Может, просветишь?

– Это было еще в восемьдесят четвертом. Шайка, которой руководил Сонни, обчистила казино «Ризортс Интернэшнл» в Атлантик-Сити. Один дежурный детектив оказался достаточно сообразительным и вычислил их. Парней Сонни выкинули из казино, и Сонни с подельщиками забили детектива до смерти. А я оказался там слишком поздно.

– Этот детектив был твоим другом? – спросил Хиггинс.

– Моим зятем, – ответил Валентайн.

Светофор переключился, Хиггинс проехал еще сотню ярдов и снова вынужден был остановиться перед следующим светофором. Хиггинс констатировал:

– Тогда это действительно личные счеты.

– Вот именно.

– Не возражаешь, если я спрошу, что ты собираешься сделать, если поймаешь Фонтану?

– Это от обстоятельств зависит.

– Каких?

– Где и каким образом поймаю.

– То есть ты хочешь сказать, что прикончишь его.

– И такое возможно.

Свет сменился на зеленый, но Хиггинс не спешил нажимать на газ. Повернувшись к Валентайну и глядя ему прямо в глаза, он сказал:

– Только тронь его, Тони, и я вынужден буду тебя арестовать.

– Конечно, Билл.

Увечья Нолы Бриггс оказались отнюдь не такими серьезными, как обрисовал их адвокат: ребра вовсе не сломаны, имелось лишь несколько ссадин, что касается кисти руки, то и здесь дело ограничилось растяжением. Нолу снова заключили под стражу в городскую тюрьму, где ее и навестил Андерман.

От клиентки его отделял толстый плексиглас. Было очевидно, что она в ярости, но оставалось непонятным, как такой хрупкой и беззащитной на вид женщине удалось покалечить четверых полицейских, притом вполне боеспособных. Да, он явно ее недооценил, и это стало первой из его ошибок.

– Боюсь, у меня для вас плохие новости, – Андерман решил действовать напрямую. – Полиция собирается повторить тест на детекторе лжи.

– А они имеют право меня заставить?

– Нет. Но если вы не согласитесь, судья Берки оставит вас в заключении.

– Но о чем они собираются еще меня спрашивать? Я ведь уже все рассказала. – Нола поглаживала свою перебинтованную руку. – Сколько же раз я могу говорить, что ничего такого не делала?

– Нола, послушайте…

– Нет, это вы меня послушайте! – Взгляд ее был таким свирепым, что, казалось, мог прожечь перегородку. – Я ничего не делала, и они об этом прекрасно знают.

Андерман молчал, наблюдая, как дюжая надзирательница вводит в соседнюю кабинку еще одну заключенную. Когда надзирательница вышла, Андерман почти вплотную прижался к вделанной в пластик овальной сетке.

– Нола, сегодня утром в суде я испытал несколько неприятных минут, – прошептал он. – Выяснилось, что я ступаю по минному полю. Я-то полагал, что взялся защищать невинно пострадавшего дилера, а на самом деле я представляю сообщницу Сонни Фонтаны, пожалуй, врага номер один всего населения штата Невада. Ни один адвокат, если только он не сумасшедший, не возьмется за такое дело, в особенности невадский адвокат. Вы меня подставили, маленькая лгунья.

Нола начала было что-то говорить, но какое-то время от удивления только открывала и закрывала рот.

Наконец она обрела способность связно высказываться:

– Сонни Фонтана? Да вы что, с какой стати вы о нем заговорили?

Значит, она знала, кто это такой! Андерман поднажал:

– Деньги, которыми вы мне заплатили… Это ваши деньги?

– Нет, – прошептала она.

– Черт побери! – вскричал он в негодовании. – Значит, это деньги «Акрополя», не так ли? Я знаю, как в этом отношении действуют в казино. Выигрыши там выплачивают банкнотами, подобранными в определенном порядке, чтобы Комиссия по игорному бизнесу могла знать, на чьем банковском счету они в конце концов оседают. Это меченые деньги, и вы об этом знали.

– Нет! – воскликнула Нола, и из глаз у нее хлынули слезы. – Клянусь вам…

– Я собираюсь отправиться к судье и заявить, что выхожу из дела, если вы не будете со мною честны до конца, – сказал Андерман, и в глазах его полыхала злоба. – Вам понятно, что я намереваюсь сделать? Я сообщу судье, что вы заплатили мне деньгами казино, крадеными деньгами, и все с вами будет кончено.

– Вы не можете так поступить! – закричала она. – Вы мой адвокат!

– Теперь уже нет.

– Мистер Андерман!

– Рассказывайте все как есть, или я ухожу. Вам решать.

Нола в отчаянии прижалась носом к перегородке:

– Я ничего, ничего такого не делала! Все, что я вам говорила до сих пор, – чистая правда.

– Как ловко сформулировано! – саркастически заметил он. – «Ничего такого не делала»! Именно этот вопрос вам и задал эксперт во время испытания на полиграфе. «Вы что-нибудь такое делали, Нола?» Что ж, вполне возможно, что ничего такого вы и не делали, однако это не означает, что вы не принимали участия в этой истории. Поэтому вот вам прямой и краткий вопрос: вы знали человека по имени Сонни Фонтана?

– И что, если знала?

Андерман оттолкнул свой стул и знаком позвал надзирательницу.

– Пожалуйста! – раздался сдавленный Нолин крик. – Не бросайте меня, мистер Андерман!

Адвокат тяжело глядел на нее.

– Правду, Нола. Что мне еще надо сделать, чтобы добиться от вас правды? Вы знали его или нет?

– Я его знала. Но он мертв.

– Нет. Он очень даже жив. Он сделал пластическую операцию, и сейчас его зовут Фрэнк Фонтэйн.

– Что?!

Нола прижала руку ко рту, удивление на ее лице казалось вполне искренним. К ним подошла надзирательница, здоровенная бабища, похожая на шар боулинга.

– Пожалуйста, – обратился к ней Андерман, – мне нужно еще пару минут поговорить с моей клиенткой.

Женщина осклабилась:

– Тогда перестаньте использовать меня как аргумент, мистер.

– Ни в коем случае, мадам, – ответил Андерман.

Надзирательница вернулась на свой наблюдательный пост.

– Вот ублюдок! – выругалась Нола. – Он меня использовал.

– Вы хотите сказать, что Фонтана намеренно вас подставил? – прошептал Андерман, снова придвинувшись к перегородке.

Нола яростно закивала.

– И вы до сих пор этого не понимали?

– Нет, пока вы мне не сказали.

– Как давно вы его знаете?

– Слишком давно.

– То есть?

– Чуть ли не с детства.

– У вас были отношения?

– Простите?

– Я имею в виду: вы его любили?

Нола усмехнулась, и в этом ее горьком смехе слышался отзвук давней истории любви и предательства. Потом вытащила из кармана грязный носовой платок и решительно высморкалась.