Зов пустоты - Максим Шаттам

случилось с Джорджианой?

Взгляд карих глаз Мирко метнулся к ней. Людивина прочла в нем скорее растерянность, чем страх или вину.

– Ничего…

– Не думай, что я дура, Мирко. Старики указывают на тебя. Они знают, что ты что-то скрываешь. Что случилось?

– Я не знаю.

Людивина понимала, что ничего от него не добьется, если не сумеет его успокоить.

– Ладно, тогда я тебе кое-что скажу. Я знаю, что ты ее не трогал. Я даже помогу тебе доказать это всем, кто тебя подозревает. Но сначала ты помоги мне. Услуга за услугу. Что у вас было с Джорджианой? Почему кто-то считает, что ты мог ей навредить?

Мирко был в смятении. Он боролся с естественным недоверием к незнакомке, к гаджо, да еще и полицейскому.

– Расскажи, – настаивала Людивина, – и я тебе помогу. Старики не стали бы тебя винить без причины, ты явно что-то скрываешь. Расскажи, а я докажу, что ты ничего не сделал. Все просто. Тебе же будет лучше. И Джорджиане. В память о ней. И я арестую того, кто ее убил. Ты ведь ее хорошо знал?

Мирко кивнул.

– Хорошо… Это уже что-то. Вы дружили?

Еще один кивок.

– Она была твоей девушкой?

Юноша взглянул прямо в глаза следователю.

– Об этом лучше никому не говорить, – выдохнул он.

– Почему? Потому что она была старше тебя?

Мирко не больше девятнадцати, а Джорджиана погибла почти три года назад. Ей было двадцать три, когда Рельсовый убийца стянул ей горло пластиковым хомутом и медленно задушил.

– Наши семьи… тут все сложно, – выдавил Мирко.

– Понятно. Вы с Джорджианой спали вместе, хотя ваши семьи не ладят. Что еще? Она говорила тебе о ком-нибудь перед смертью? О мужчине, который не давал ей прохода?

Мирко покачал головой.

– А почему старики тебя подозревают?

Он пожал плечами, помолчал и признался:

– Когда она умерла, я не ел, я не хотел жить. С тех пор я сам не свой.

Он говорил почти без акцента, но подолгу подбирал слова.

– Только поэтому? И все?

– Тут кланы. Мою семью не любят.

– Тебя подозревают только потому, что вас не любят, и ты стал другим после исчезновения Джорджианы? Только честно, Мирко, иначе я не смогу ничего сделать.

Снова помолчав, он наконец выпалил:

– В тот день, когда она пропала, меня не было в таборе! Некоторые знают, что мы должны были встретиться.

Людивина склонилась к нему:

– Ты должен был с ней встретиться? И… ты что-то видел?

Взгляд Мирко затуманился, словно на него нахлынули воспоминания.

– Нет, – одними губами произнес он.

– Расскажи, что произошло.

– Мы должны были встретиться за табором, внизу у холма.

– Днем?

– Вечером. Перед ужином.

– Она пришла?

– Нет.

– Ты долго ждал?

– Часа два. Как раз тогда она и пропала. Ее брат видел, как она уходила из табора, и больше она не вернулась.

– А ты?

– Я подождал, потом вернулся и поужинал с матерью. Это все.

– Ты ничего не видел? И никого?

– Нет.

– И ничего не слышал?

– Нет.

– За те два часа, что ты прятался в кустах, ничего не произошло?

– Ничего.

– И что ты делал?

– Ждал.

– У тебя был с собой мобильный телефон?

– Нет, не было, сестра его сломала.

– Ты что, спал эти два часа?

Людивина забрасывала его вопросами, чтобы заставить отвечать без раздумий и проверить, не противоречит ли он сам себе.

– Нет. Я ничего не делал, вот и все.

– Откуда ты знал, что прошло два часа?

– У меня есть часы, – ответил Мирко, словно Людивина задала ему самый глупый в мире вопрос.

– Может, ты курил, пока ждал?

– Нет.

– А там можно найти то, что докажет, что ты и правда так долго ждал?

– Не-а. К тому же три года прошло…

– Мы умеем находить удивительные вещи даже через несколько лет. За эти два часа тебя никто не видел?

– Никто. В том и дело. Некоторые говорят, что с ней это случилось из-за меня. Ее брат говорит, что она прошла мимо меня, а потом…

– То есть она и правда отправилась на встречу с тобой, но не дошла? Сколько идти от табора до вашего укрытия?

– Не знаю. Это под холмом. Пешком минут десять, даже меньше.

– Тропинка есть?

– Да, совсем узкая, а потом еще сто метров через лес.

– А она могла пройти неподалеку, так, что ты ее не заметил?

– Нет, мы там всегда встречались.

– Я не имею в виду, что она потерялась. Она могла пройти мимо и не остановиться?

– Я бы ее заметил.

Мирко нахмурился.

– Что ты вспомнил? – тут же спросила Людивина.

– Ничего… просто… может, она прошла мимо, пока я смотрел на того гаджо с собакой.

– Ты сказал, что за эти два часа никого не видел!

– Ну да, но его видел. Какой-то гаджо ждал свою собаку. Все равно что никто.

– Он был из табора?

– Нет, конечно, я же говорю – гаджо. Если бы из табора, я бы узнал, хотя я его плохо видел.

– Как он выглядел?

– Не знаю. Не помню.

– Мирко, ну постарайся! Высокий? Низкий? Волосы темные? Светлые? Как одет?

– Я уже не помню. Среднего роста, белый, обычные волосы, ну то есть подстрижены по-обычному. Черные. Вроде был в спортивном костюме. Держал поводок, искал свою собаку.

– Один?

– Да.

– Ты его узнаешь, если я покажу фотографии?

– Нет, я его толком не разглядел, и это было давно. Не помню ничего… Говорю же, это был никто!

– Ты с ним разговаривал?

– Нет. Он меня не видел.

– Ты помнишь, как звали собаку?

– Нет. Он ее не звал.

– А как ты понял, что он ее ищет?

– Он выглядел так, будто искал ее.

– Он долго там пробыл?

– Не знаю. Может, минут десять, потом пошел обратно к дороге.

– Без собаки, никого не встретив и ничего не сказав?

– Да.

– Он был на машине?

– Я не видел. Я не видел дорогу со своего места.

– Он курил? Или, может, пил что-нибудь?

– Нет.

– На нем были перчатки?

Мирко поморщился, словно ему больно было рыться так глубоко в памяти.

– Вроде бы да. Тогда была зима, довольно холодно.

Людивина задумалась о том, почему версальский РУСП не стал копать глубже, но тут же поняла, что они вообще не говорили с Мирко. Цыгане держали свои сомнения при себе – по крайней мере, когда все только случилось.

Людивина вздохнула, осознав, что почти ничего не выяснила.

Она ни в чем не подозревала Мирко. Хотя он и был знаком с жертвой, он слишком молод, слишком неуверен в себе, без денег.

– Можно задать тебе неловкий вопрос? Мне нужен честный