Пустые комнаты - Алекс Палвин

запирается в студии, потом быстренько накидывается и распускает руки? Я нашел свое место – в подвале.

Причины разводов после года брака отличаются от причин разводов после четырех лет брака. И они совершенно не связаны с тем, что ты плохо представляешь, что за человек, с которым ты каждый день засыпаешь и просыпаешься. Сперва это всегда недосказанность, осторожность, возможно, недоверие, но потом остается только боль.

Я помню себя злым. Я был злым половину своей жизни, и иногда – часто – злость прорывалась сквозь маску равнодушия. Меня не пугала мысль о семье. Меня пугало, что однажды ее не станет по моей вине. Вдруг я не буду любить своего сына? Пойму, что мне это попросту не нужно?

Что тогда, Дэнни? Уйдешь? Заставишь ее… их уйти? Или будешь вселять в них ужас, пока не случится что-то очень плохое? Как тридцать лет назад. Как три месяца назад.

Мне дико не хватало Вивиан. Она поступила правильно, оставив меня. А Говард поступил правильно, заперев меня в Ведьмином доме. Тем забавнее, что это больше не было заточением.

А еще я не чувствовал раскаяния и угрызений совести из-за Питера.

Уже пора, наверное.

Но – нет, ничего.

Я перестал считать выпитое после десятого рокса чистого виски, прихватил бутылку и перебрался за дальний столик, чтобы продолжить пить там. Подальше от зеркала за баром, в котором мельком видел Джозефа Митчелла.

В чертовом захолустье были сплошные роксы и ни одного тумблера.

30

Он завез Дэниела в бар, заехал на заправку и направился к телефону-автомату, на ходу выуживая из кармана четвертаки. Вуд поднял трубку на пятом гудке.

– Давно я не звонил, – сказал Говард.

– Я тебе не мамаша, чтобы ты звонил мне по выходным и просился на коленки.

– Да, точно. Слушай, мне нужно связаться с кем-то, кто готов обучать.

Сказав это, Говард легко представил, как из глаз Вуда уходит свет.

Он помнил, как впервые увидел Теодора Вуда – так, словно это было вчера, хотя прошло уже девять лет. Двадцать девятое июля 2007 года, день полнолуния. Согласно «Альманаху старого фермера», в котором начиная с 30-х годов публиковали названия для полнолуний коренных жителей Северной Америки, в июле всходит Оленья Луна. На июль у самцов припадает пик роста рогов, пройдет еще два месяца, прежде чем панты, покрытые тонкой бархатистой кожей, наполненные кровью, легко повреждаемые, затвердеют и обретут острые края. Сам процесс тоже кровавый. Говарду девятнадцать; меньше чем через месяц исполнится двадцать. Служба только закончилась, они вышли из церкви, он поддерживает мать под руку («Не надо, Говард, я еще могу идти без посторонней помощи»), чувствуя, какой легкой она стала. Пахнет раскаленным асфальтом, резиной и мамиными духами – белые цветы, теплая пудра. Открыв перед матерью дверцу машины, Говард вдруг ощущает холодок, скользнувший по рукам. Подняв голову, встречается взглядом с человеком, курившим возле своего внедорожника на той стороне улицы. Вьющиеся светло-рыжие волосы, серая штормовка, замшевые ботинки, часы Omega Seamaster. И твердый, внимательный взгляд, нацеленный на него. По этому взгляду еще нельзя угадать, явился тот другом или врагом (вообще-то ни тем и ни другим), но кое-что Говард понимает сразу: рыжеволосый способен отнять чужую жизнь и спокойно спать по ночам.

– У тебя появился протеже?

– Ну так что?

– Сейчас, только очки найду.

Говард вновь легко представил, как тот слюнявит палец и переворачивает страницы.

Девять месяцев назад он проезжал мимо фермы и видел Вуда издалека – в резиновых сапогах, линялых джинсах и рубашке в клетку, закатанной на сильных предплечьях. Годы пощадили его, но лицо все равно отяжелело, а внешность огрубела еще больше. Он два года как отошел от дел, но так и не обзавелся семьей. Говард не смог заставить себя выйти из машины. Что бы он сказал ему? Привет, как поживаешь?

Тёрнера называют «учителем» Джексона Поллока и Дэниела Митчелла. Вуд был учителем Говарда, без кавычек.

Наконец тот прорезался снова:

– Ломбардо.

– Он готов взять кого-то?

– Вероятно. – Вуд помолчал, жуя дужку очков. – Если я настою.

– Какие у тебя с ним общие дела?

– Скорее, индивидуальные обязательства. Ты где?

Говард назвал.

Вуд хрипло засмеялся:

– Какого черта ты там забыл?

– Тебе отправить открытку?

– Как трогательно, – неприятным голосом отозвался тот. – Перезвони через десять минут.

И повесил трубку.

Через десять минут Говард перезвонил.

Он даст Митчеллу время до половины десятого. А пока вернется в Хорслейк за Питером, оставит его в мотеле в Траут Лейк, возможно, они даже заглянут в таверну. Съедят по сэндвичу «Рубен»: поджаренный ржаной хлеб, солонина из говядины, нарезанная тонкими ломтиками, квашеная капуста, соус на основе кетчупа, майонеза и хрена. После чего, если будет свободная минутка, Говард откроет книгу в мягкой обложке на восемьсот страниц – «Анна Каренина» Толстого. Русские имена немного каверзные: обычно он проговаривал их вслух, чтобы сообразить, что к чему.

«Гонять девок», – усмехаясь себе под нос, подумал Говард, пересекая парковку по направлению к своему внедорожнику.

31

Ни одно животное не станет прикасаться к тому, что способно причинить ему вред. Я чувствовал, как яд отравляет меня, и сопротивлялся каждому глотку, но не так-то просто забыть темные проторенные дорожки.

Когда я в следующий раз отлепил взгляд от столешницы, стрелки часов в углу бара показывали четверть десятого. Что я делал три с половиной часа? Надо мной стоял Говард. Каким образом я почувствовал, что он рядом?

– Дэниел, – сказал он. – Вставай. Достаточно на сегодня.

В конце концов, я всегда хотел, чтобы что-то держало мою жизнь под контролем. Раньше это была выпивка, теперь – Говард Холт. Наличие двух главных ориентиров моей жизни в одном месте одновременно показалось мне чуть ли не пророческим.

– А, долбаный Холт. – Язык заплетался. – Выпей со мной.

Я подвинул к нему бутылку, но не рассчитал энтузиазма, бутылка опрокинулась ему на джинсы и ботинки. Он продолжал стоять, будто ничего не произошло.

– Какого хрена ты это сделал? – рявкнул я.

– Бесконечно противоречивое сочетание таланта и глупости.

– Что ты там бормочешь, черт тебя побрал?

– Ты выпил достаточно. Идем.

– Черта лысого ты это сказал! – Я подумал и добавил: – Черта лысого достаточно. Послушай, ты видел колокол Эдмунда Фитцджеральда?

– Видел. Вставай.

Я попытался выбраться из-за стола, но ноги не слушались.

– Почему бы тебе не отвести своего братца подышать воздухом? – поинтересовался какой-то тип.

Я развернулся в сторону наглого ублюдка, но никак не мог сфокусировать взгляд.

– Он мне не брат, ты, кусок дерьма! – зарычал я сквозь зубы.

Добродушия в голосе