Раскрыть свое убийство - Егоров Виталий

В начале сентября, когда Маша проходила практику, Каприна вызвали в прокуратуру. Нежданова, победоносно поглядывая на оперативника, положила перед ним лист бумаги:

— Вот, прочтите, что написано и обратите внимание на резолюцию.

Оперативник взял бумагу и в первую очередь прочитал резолюцию Генерального прокурора: «Принять к сведению и привлечь к строгой уголовной ответственности сотрудника милиции Каприна С.С.»

Удивленно покачав головой, он стал читать:

Генеральному прокурору Российской Федерации Степанкову Валентину Георгиевичу от Пронченко Глафиры Захаровны.

Моего сына Пронченко Евгения садистически избил сотрудник милиции Каприн Семен Сергеевич. У сына сломаны нос, челюсть и лучевая кость руки, он сейчас сильно страдает от боли и обиды.

Почему в нашей стране милиционерам все дозволено? Я была в Америке, в Германии, во Франции, там полицейские очень бережно относятся к своим гражданам, никогда не распускают руки. В конце концов, милиционеры паразитируют на наши налоги, а еще вдобавок и бьют нас. Когда все это закончится?

Уважаемый Валентин Георгиевич!

Наша страна освободилась от своего темного прошлого и уверенно движется в сторону демократии, но такие должностные лица, как Каприн, тянут нас назад в мрачную бездну.

Не зря наш Президент Борис Николаевич Ельцин во время недавнего визита в Америку, в страну, которая является оплотом демократии во всем мире, произнес исторические слова: «Господи, благослови Америку!» Я сейчас хочу сказать: «Господи, благослови Россию, но без всяких каприных и ему подобных!»

Я очень надеюсь, что с Вашей помощью справедливость восторжествует и преступник будет наказан самым суровым образом.

Заранее благодарю: Пронченко Г.З.

Когда оперативник, прочитав текст заявления, положил его на стол, Нежданова, распираемая злорадством, осведомилась:

— Прочитали? Видите, до куда дошло ваше дело.

— Бред какой-то, — усмехнулся он. — При чем тут Америка, при чем тут демократия? Бандит получил телесное повреждение при нападении на меня, а тут такой сыр-бор подняли.

— Это не сыр-бор, Семен Сергеевич. Я получила заключение судебно-медицинской экспертизы, где черным по белому написано, что у Пронченко менее тяжкие телесные повреждения. А поскольку вы находились на службе, вам будет вменено превышение власти и служебных полномочий.

— Я не был на службе, а отдыхал в ресторане, — упрямо мотнул он головой.

— Отдых отдыху рознь. Для вас, сотрудников уголовного розыска установлен ненормированный рабочий день, так что служба ваша не заканчивается в шесть вечера. Об этом у нас есть показания вашего руководителя.

— Кого? — удивленно спросил опер.

— Маркова. Он утверждает, что в тот вечер вы работали и пошли встречаться со своим осведомителем.

«Вот гад, предатель!» — подумал Каприн и ответил:

— Я в тот вечер не работал, а встречался со своей девушкой, чтобы отдохнуть в ресторане. Если хотите, допросите ее.

Нежданова всегда завидовала чужому счастью, особенно, если это касалось взаимоотношений между мужчиной и женщиной, поэтому, мгновенно рассвирепев и еле сдерживая себя, спросила:

— Она ваша осведомительница?!

— Нет, она моя невеста.

Эти слова окончательно вывели следовательшу из равновесия, и она раздраженно указала на дверь:

— Идите пока, я вас на днях вызову!

Вечером Каприн доложил Козлову о состоявшемся разговоре со следователем прокуратуры и высказал свои опасения:

— Мне хотят вменить превышение[11] часть вторую, а это до десяти лет лишения свободы. Скорее всего, со дня на день арестуют.

— Ну и делаа! — разочарованно протянул руководитель. — Статья-то тяжелая, начальник потребует тебя уволить. Что тут делать, даже не имею представления… Но надо бороться, а не сдаваться. Пусть меня допросят, я подтвержу, что ты отпросился у меня, чтобы помолвиться со своей девушкой.

— Вот если расскажете про помолвку, Нежданову точно хватит удар, — рассмеялся опер. — Ух, как она ненавидит мужчин и влюбленных женщин!

— Нас не волнуют ее комплексы, будем идти напропалую, доказывать твою невиновность, — решительно заявил Козлов.

— А показания Маркова? Он же утверждает, что я работал.

У начальника уголовного розыска зло сверкнули глаза:

— Маргарина я выкину, с черта два он получит у меня подпола[12] !

— Как хотите от него избавиться?

— Очень просто. Он же постоянно с запашком. Создадим комиссию, засвидетельствуем и с волчьим билетом на гражданку. Надоел он, ничего не может раскрыть, а только ходит и тихо гадит.

— Смело! — восхищенно заметил оперативник. — А как же его покровитель из центрального аппарата?

— А пошел он, этот покровитель! Мы дошли до той точки кипения, что меня уже трудно остановить. Будем очищаться от прогорклого маргарина!

Вечером этого же дня комиссия из трех человек составила протокол о нахождении Маркова на рабочем месте в состоянии алкогольного опьянения, и он, оценив свое положение, тут же написал рапорт на увольнение. Позже Марков попытается через суд восстановиться в милицию, утверждая, что он находился не на службе, когда его задержали с признаками опьянения, но Фемида, словно почувствовав подлую сущность истца, была глуха и слепа на его просьбы.

— Прилетела ответочка! — протирая ладони, злорадствовал Сологубов. — Не рой яму другому, сам в нее попадешь!

Вместо уволенного Маркова временно исполняющим обязанности назначили Сологубова, и жизнь в уголовном розыске потекла обычным чередом — грабежи, разбои, убийства…

6

Прошла почти неделя. С прокуратуры не было никаких известий, и Каприн стал успокаиваться, полагая, что с делом разберутся, вынесут соответствующее решение в его пользу, поскольку выдвинутые обвинения были чересчур абсурдны и имели призрачные судебные перспективы.

Как-то раз начальник вызвал Козлова и поговорил об оперативнике:

— Николай Иванович, что слышно с прокуратуры?

— Пока тишина, товарищ полковник, — ответил ему начальник уголовного розыска. — Но чувствую, что от Каприна не отстанут, потому что мама потерпевшего рассылает везде и всюду жалобы, вот недавно вернулась к нам очередная ее жалоба в Верховный Совет.

— Так надо его уволить по собственному желанию, пока не посадили. Что тянем-то?

— Да жалко терять такого оперативника, — сожалеюще произнес Козлов. — Таких специалистов можно по пальцам считать. Вот недавнюю милицейскую банду ликвидировал он, будучи отстраненным от оперативной работы.

— Ты давай, не шути с этим, — пригрозил пальцем начальник. — Если прокуратура узнает, что он продолжает работать, нам дадут по шапке. Короче, его надо уволить по собственному желанию. А если окажется, что не виноват, быстро восстановим обратно.

— Как будто раскрытие преступлений нужно только нам, а не прокуратуре! — вскипел руководитель и пообещал: — Понял, товарищ полковник, уволим по собственному желанию.

К концу дня, узнав от Козлова о приказе начальника, Каприн успокоил руководителя:

— Ничего, Николай Иванович, не переживайте, побудем пока на гражданке. Думаю, что не пропаду, найду какую-нибудь работу и буду добиваться справедливости, так что особо расстраиваться не будем.

— Ты говоришь слова успокоения, как будто собрались уволить не тебя, а меня, — с горечью усмехнулся Козлов и твердо добавил: — Будем вместе добиваться справедливости, если будет нужно, дойдем до самого верха!

За поздним ужином Каприн рассказал невесте о том, что отныне он не сотрудник милиции, что он подал рапорт об увольнении из органов внутренних дел по собственному желанию. Услышав про это, Маша, вопреки сопротивлению жениха, разбудила маму и прямо на кухне созвала импровизированный семейный совет.

— Мама, сегодня Семена уволили из милиции, — сообщила она матери.